Дневники св. Николая Японского. Том ΙI - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич

В шесть часов отслужили вечерню; но столько набралось народу, особенно детей снаружи молитвенного дома, и так мешали смехом, возбуждаемым разными остротами стоящих сзади, что трудно было выносить; через дом отсюда, кроме того, шло балаганное представление, шум от которого также доносился и мешал. Саймару, наконец, желая угодить, воздвигнул огромную пирамиду красных фонарей, что, в свою очередь, привлекало зевак и увеличивало шум. Поучения после вечерни невозможно было говорить из–за шума, да и поздно было: в семь часов назначена была проповедь для язычников в доме Андрея Саймару. Отправились туда. По входе тотчас отрекомендовался один старец, полуслепой — известный местный приверженец синту (!!), и попросил разговора прежде проповеди; при нем был помоложе другой синтуист. «В Японии есть свои боги и своя вера, а Николай проповедует другую; хочу узнать, для кого он старается; для России, или для Японии», — начал старец — И вы молитесь своим богам? — спросил я, — Как не молиться! — Просите у них чего–нибудь? — Прошу благ себе, покровительства от бед, от болезней. — Но скажите, дли примера, если бы ребенок, проголодавшись на улице, пришел домой и обратился с просьбой к кошке: «Пожалуйста, накорми меня», — была ли бы исполнена его просьба? — Очевидно, нет. — Вероятно, оттого, что кошка не может исполнить его просьбы. А ваши боги могут ли исполнить ваши? — Японские боги могут, — возразил молодой, тогда как старик задумался. — Какое же вы представите свидетельству тому? — Молчание, — Японские боги не могут исполнить ваших просьб, — и это к вашему благу, иначе вышла бы большая беда. Положим, вы молитесь душе вашего деда, чтобы он завтра дал вам ясную погоду, а вот он молится своему деду, чтобы завтра был дождь, а он также — также своему деду, чтобы дал ему гром и молнию, а еще третий, ваш сосед, молится, чтобы — ни ясно, ни дождливо, а облачно было. Как бы ваши четыре деда исполнили ваши просьбы? Они бы сначала передрались и кто победил бы, тот и сделал бы по–своему; или же, если бы все стали разом исполнять все ваши разные просьбы, то мир бы разнесли по клочкам. Мир, однако, стоит и отлично управляется; ясный знак, что не ваши деды заправляют им, и что, значит, ваших просьб они исполнить не могут, и вы попусту молитесь.

Ничего не возразили на это синтуисты, да и некогда было продолжать этот разговор; набралась целая комната слушателей — нужно было говорить для них. Сначала сказал о. Фаддей, потом я — обычную начальную проповедь язычникам с усилением некоторых мест по адресу синтуистов. — Значит, солнцу молиться не нужно? — вопросил молодой синтуист, когда кончилась проповедь, а я только что представил нелепость поклонения солнцу вместо прославления Творца его, представив в пример религию вавилонян, — Не нужно. — Значит и солнце не нужно?

На это уже я не счел нужным отвечать. А разумней синтуисты представить возражений не могут. — Что же такое наша душа: огонь, воздух, мужское или женское начало, или сочетание обоих? — Продолжал вопрошать молодой, тогда как я только что пространно говорил, что такое душа по учению Божию.

Вместо меня окружавшие христиане принялись толковать с синтуистами, пока те ушли с лицами несколько пристыженными, ибо понятия их о христианстве оказались слишком низменными.

Оставшись одни, христиане избрали для будущего симбокквай, имеющем состояться в третье воскресенье ноября, коогися и кандзи; христианки сделают это на днях под руководством катихизатора.

Катихизатор Василий Сугаи ленив, по всему видно; однако же не противен христианам — отношения между ними дружественные; хорошо и это — и пусть себе пока служит здесь.

У Павла Саймару жив еще отец, 71 год, седой, почтенный и еще бодрый старец, заправлявший отрядом войска Мито во время восстановления Микадо и бывший тогда с отрядом в Хакодате, почему знающий мое имя; поговорили мы с ним дружески, но не проникает к нему в душу Слово Спасения; «Все веры, — говорит, — одинаково хороши»; горы китайских книг около него; эта китайская ученость и его сердце в слепоте, как некогда иная ученость — иных книжников.

20 октября/1 ноября 1892. Вторник.

Ооцу — Мито.

В седьмом часу утра простившись с братиями, проводившими на тележках мили полторы от Ооцу, до перевоза чрез реку, мы с о. Фаддеем отправились в обратный путь и в семь часов вечера прибыли в Мито, 18 ри от Ооцу, и остановились на ночлег в гостинице у самой станции железной дороги, чтобы завтра в шесть часов двадцать минут утра направиться в Токио.

Итак, обзор Церквей в Симооса, одной в Кадзуса и в Ибараги–кен занял ровно три недели. Обзор в иных местах, как в Тега, Акуцу, Ооцу, был радостен, в иных, как в Тоогане, Оота (в Мио), Оонума — очень печален.

Тележки и дзинрикися были проходные от Мито до Ооцу и обратно. Платилось им по 75 сен в день, а за два дня, когда их труд по плохости дорог был особенно тяжел, прибавлено по 25 сен.

21 октября/2 ноября 1892. Среда.

Мито. Токио.

К полдню прибыли из Мито по железной дороге в Токио. В Миссии все найдено благополучно. Но из России по денежной присылке оказалось, что 2100 рублей кредитными, которые я просил у Святейшего Синода на дорогу троим возвращающимся из России академистам — Исигаме, Кавасаки и Кониси, вычтены из суммы Миссии, значит, не даны. Кто–то из высших лиц, по–видимому, начинает не любить Миссию.

22 октября/3 ноября 1892. Четверг.

Токио.

По случаю рождения Японского Императора была служба в Церкви; на молебен и я выходил. После службы было симбокквай тоокейских христиан; о. Павел Савабе сочинил его, чтобы христиане Коодзимаци сблизились с другими приходами. Было до 600 христиан на собрании, несколько человек было из провинций; христианин из Сиракава выразился, что было «юквай–тенкоку–но готоси». Было много речей; катихизаторы и христиане говорили; Епископ молчал; обедом угощались в складчину.

Вечером христиане Коодзимаци приходили клянчить о содержании отца Савабе. Прежде было там кёокиу 20 ен; я и сказал, что буду добавлять о. Савабе 9 ен, а 20 пусть идет ему от Церкви; но там ныне больше 5 ен не дают; значит, и здесь кёокиу падает. Беда с этим вопросом о содержании и с японцами — нищими или попрошайками!

Поздно вечером из принесенных русских газет узнали мы несчастную для Миссии новость; Высокопреосвященный Исидор скончался 8–го сентября! Миссия родного отца потеряла! Что–то будет с нею теперь? Будет ли идти тоже содержание или общиплют ее, а Японская Церковь, еще ползающая, встать на ноги не может!

23 октября/4 ноября 1892. Пятница.

Токио.

Опять из Коодзимаци приходили клянчить о кёокиу. Я и не принял их, очень уж надоели, — а ответил чрез Нумабе, что Савабе не дешевле Ниццума, если последнему давали 20 ен, то почему же первому только 5? Пусть дают все 20. Я не прибавлю к 9.

24 октября/5 ноября 1892. Суббота.

Токио. Хацивоодзи.

Утром была заупокойная литургия и Панихида по Высокопреосвященном Исидоре; все школы молились.

Потом был уже сам о. Савабе с христианами из Коодзимаци просить о содержании, прибавил я 6 ен к 9, так что от Миссии будет получать 15; 14 же пусть дает сама Коодзимацкая Церковь. Конечно, я буду добавлять частно от себя и секретно от коодзимацких христиан столько, сколько они не доплатят из 14, о чем и сказано о. Савабе, к успокоению его.

В три часа пополудни мы с о. Фаддеем Осозава отправились в Хацивоодзи, в сопровождении катихизатора Стефана Тадзима и двух христиан, прибывших навстречу. Дождь лил как из ведра все время, пока мы ехали до станции железной дороги на Синдзику и дальше до Хацивоодзи: братия и сестры тем не менее в значительном количестве прибыли встретить на станции. Закупоренные в тележках от проливного дождя, мы приехали в церковный дом, помещающийся несовсем удобно в переулке, вдали от главной артерии города. Зато внутри церковный дом приятно изумил чистотою, опрятностию и хорошим убранством; иконы здесь превосходные: две большие иконостасные — Спасителя и Божией Матери, в золоченых рамах; другие иконы, также аналои и все прочее устройство молитвенного дома показывает, что христиане с любовью заботятся о нем. Пока мы переоделись, успели собраться немало христиан. И ровно в шесть часов начата была всенощная, продолжавшаяся почти столько же времени, как и миссийском Соборе. Пение здесь, положительно, лучшее из всех слышанных мною в Церквах; его можно ставить первым после миссийского; поют все, даже ирмосы, удивительно правильно по нотам; иногда только, обыкновенно к концу песни, теряют тон и оканчивают низко–низко, так что выходит смешно; поют, разумеется, в один голос. Учителем пения — первый здесь церковный хлопотун, Яков Масуда; его же научил Иоанн Кавамура, ныне киевский академист, родом здешний; кроме того, сегодня здесь отлично поддерживали хор две ученицы Миссийской школы, ныне по болезни находящиеся здесь. Есть для обучения пению фисгармония. Вот так бы и в других местах находились любители, — как бы хорошо было для Церквей!