Дневники св. Николая Японского. Том Ι - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич

19 генваря 1880. Суббота

Утром Д. Д. [Дмитрий Дмитриевич]; ответ на письмо Шереметева; записка к Катерине Дмитриевне Свербеевой с отказом прийти сегодня на завтрак. — В Музее Общества поощрения художников с А. Н. [Александром Николаевичем] Виноградовым. Картина Сверчкова «Балканы»; освещение лампами. Знакомство с секретарем Общества Дмитрием Васильевичем Григорьевым — хозяином у себя, довольно неприветливым; осмотр Музея. Покупка Библии в картинах и прочее. Вечером, пред всенощной, в Крестовой — гимназисты: Храповицкий, Соколов и Нефедьев. «Ни один из новых архиереев не избегает наших рук» (прислуживают при архиерейских службах). «Хотели качать, да утек» (товарищи Храпов[ицкого], после актовой речи).

А тоска–то, тоска во все эти дни! Как один с собою останусь, так хоть умирай от недостатка живого дела! Ужель это дело — собирать тряпье по Церквам? И как же надоели мне все эти разъезды всегда почти впустую. Собирать пожертвования — мука. И дают как же плохо. Сегодня, например. адмиральша Рикорд суетилась–суетилась и вынесла пятьдесят рублей. хоть книжка лежала у нее уже три дня. — Каждый день в разгоне, и почти каждый день — нуль!

20 генваря 1880. Воскресенье

Утром заехал к графу Путятину отдать Ольге Ефимовне «Христианское чтение» за 1837 год, часть 1, нужное для чего–то графине Марье Васильевне Орловой, и Ветхий Завет в картинах, купленный вчера в Музее по просьбе Евгения Ефимовича. Оттуда к обедне отправился в дом графа Сергея Дмитриевича Шереметева по его приглашению. Обедня начинается в одиннадцать часов; служил сегодня старец о. Платон из Сергиевского Собора. Я пришел рано; потому седой дворецкий, держащий себя очень достойно, повел показать образную графов. Комната по стенам до потолка сплошь уставлена иконами; по одну сторону иконы, принадлежащие графу Сергию, по другую — юному графу Александру; в смежной, в стеклянных шкафах — походная Церковь фельдмаршала графа Бориса Шереметева. Есть очень древние иконы, например благословение от папы графу Борису с лампадой редкой работы, мальтийский крест Бориса; везде блестят бриллианты, аметисты и золото; одна небольшая икона стоит двадцать тысяч. Ровно в одиннадцать началась обедня. Певчих пятнадцать человек; голоса превосходнейшие; управляет Ломакин; певчие — все любители, получающие притом от графа большое жалованье; есть люди в больших чинах — например, один, кончивший курс в Киевской Духовной академии. Поют, конечно, превосходно. — После обедни граф Сергий позвал к себе. Большое общество. Между прочим — Константин Петрович Победоносцев. Он–то и есть благодетельный гений Миссии, внушивший графу пригласить меня. Прошедши ряд великолепнейших комнат, в одной, должно быть, в библиотеке, все собрались и стали пить чай. Графиня  [27] усадила меня около себя. И начались расспросы про Миссию в Японии. Константин Петрович помогал мне, вызывая на рассказы. Все слушали внимательно. Когда зашла речь о католиках и я стал характеризовать их, некоторые из гостей встали и ушли, — должно быть, католики, и не по вкусу пришлось. поделом! Не православию с поля уходить. При речи о протестантах кто–то промолвил: «Вот здесь бы быть редстокистам». видно, в этом доме нет их. Я уже довольно устал говорить, когда пригласили к завтраку; графиня повела меня впереди и пред столовой предложила закусить — я, кажется, один и воспользовался закуской; стаканчики к водке в виде шариков — впервой видел. В столовой накрыт был огромный стол, и оказалось, что все места не остались пустыми; для детей еще в углу накрыт был другой столик. Завтрак состоял из пирога и рыбы для меня и того же пирога и котлеты для других; из напитков подавали херес, красное вино и пиво. После завтрака подали полоскальницы. Все кончилось весьма скоро; украшений в столовой и на столе — никаких; посуда очень простая; только дворецкий разукрашен был в великолепную ливрею. После завтрака тем же порядком отправились в прежнюю комнату. Дети шумно разбежались по комнатам; в столовую также вбежали шумною толпою; графиня иногда кое–кому из них делает замечание тихо. Вообще, счастливее и лучше дома, кажется, и представить нельзя. Граф и графиня — оба молодые и красивые; у них четверо детей, кажется, все мальчики; одеты в белых русских рубашках; игривы, милы и хорошо направляются, как видно; кто подвернется под руку, тотчас же просит благословения и непременно целует руку. В обществе были и старые люди, но больше молодежи. Графиня сама стала варить кофе, а меня опять заставили говорить о Японии. Граф Сергий был особенно оживлен и сказал, что хочет еще поговорить со мною отдельно, для чего спросил, когда может приехать ко мне; я предоставил ему назначить время и заранее известить меня. Должно быть, собирается пожертвовать на храм. Авось либо сделает достойное его имени пожертвование. Много интересовались рассказами еще двое мужчин — старик и пожилой — как видно, член Совета Миссионерского общества, и звал к себе в Москве. Стеснился спросить у них — кто они; нужно будет узнать у Константина Петровича. Граф подарил книгу рисунков храмов и иконостасов, и старик надписал ее; должно быть, он и есть князь Вяземский. Была еще старушка, заговорившая о профессоре Григорьеве, которого я встретил в Японии и который будто бы писал, что японцы называют меня великим мудрецом!!! Нужно будет побыть у матери Григорьева. Когда я встал, чтобы уйти, попросили по–японски прочитать «Отче наш», что я и сделал, затем раскланялся с графиней. Граф и некоторые гости проводили до лестницы. Что за роскошь везде! Такой богатой лестницы, устланной богатейшим ковром, с превосходнейшими статуями, да и вообще такого роскошного дома никогда еще, за исключением дворцов, не видал. И что за приветливость! Я вернулся в восхищении, конечно, потому, что льстится надежда получить от графа на храм. Без той тайной надежды, увы, скука одолевала бы и все казалось бы в другом свете. Ведь скучны же дворцы и не манит в них, например в Зимний, к графине Толстой, к Николаю Николаевичу, к Бартеневой. И теперь вот в Мраморный — к Ил. Ал. [Илье Александровичу] Зеленому на обед — невесело отправляться.

В первом часу ночи. Только что вернулся от Зеленого. Не столько весело было, сколько удерживало желание наблюдать. Илья Александрович положительно добрейший человек. Счастлив К. Н. [Константин Николаевич], что напал на такого воспитателя для своих детей. Он — искренен, умен, откровенен; Великие Князья, конечно, получали от него самое благотворное направление. Замечательны его характеристики, откровенно высказывается при гостях, при своих детях: «Великие Князья в семействе, как в гостях, и только в своих комнатах, как дома»… «Стесняются до совершеннолетия, как малые дети, а потом разом получают двести тысяч в год в бесконтрольное распоряжение и начинают делать глупости» и прочее. Илья Александрович постарался вести дело так, что князья и в детстве не чувствовали постоянного над собою насилия, оттого старший, сделавшийся совершеннолетним, с недоумением спрашивал: «Да в чем же различие моего прежнего состояния от нынешнего?» И любят Князья Илью Александровича искренно, как он говорил. — Константин Петрович при покупке старается тотчас же, не видя вещи, отсчитывать деньги и прочее. Учителя и выбор их воспитателем… человек в комнате для свидетельства. Жена Ильи Александровича, Александра Николаевна, чуть–чуть, кажется, кокетка, хотя очень добрая, судя по тому, как она заботится об устройстве концерта в пользу слепых воинов. Дети — четверо — премилые; старший, Саша, все время занимался растоплением каминов; второй — ушибся и прелестно жаловался на это; самая младшая храбро лезла целоваться, прощаясь на сон. — Отец, Александр Ильич, добрейший адмирал, каким я знал его по рассказам моряков, — благодушнейший старец. Киреев — адъютант Константина Николаевича, бравый офицер, по виду и добрая душа; увлекся слушанием рассказов об Японии, так что на два часа опоздал куда–то. — Митусов назначил на 31–е генваря осмотр его богадельного заведения и потом обед у себя; хотел было сделать 29–го, но только потому, что мне в этот день нельзя (обещал день для осмотра заведения слепых Красного Креста), избрал 31–е число. Прочие гости за столом и после пребывания были милы и внимательны. Последняя прибывшая — графиня Орбелиани, молодая красавица. Обстановка Ильи Александровича вполне роскошная; живет в служебном Дворце, около Мраморного. Каждый день с утра у Великих Князей и отвечает за каждый шаг их. С совершеннолетием младшего князя обязанность его кончается. — Я ушел после чая, но там только засели играть в карты. Погода сегодня совершенно теплая; утром, когда выехал, пахнуло весной и что–то молодое, очень приятное пронеслось на душе. Возвращаясь, едва нашел извозчика почти на полпути от Лавры. Шуба Ивана Ивановича бременила плеча и вгоняла в пот.