К Собору приглашал представителем от здешней Церкви прийти Павла Тогаси, чтобы хлопотать о катихизаторе для Хиросима и вообще о катихизаторах для Циукоку. Обещался прийти.
Есть еще у Мидзуно один слушатель в Усидамура — из сизоку, бывший учителем, сорока пяти лет — Камико — по–видимому, годный для Катихизаторской школы. Говорил я, чтобы лучше всмотрелись и, если хоть немного годен, чтобы присылали. Очень нужны туземные проповедники.
У Мидзуно также есть один мальчик, язычник еще, сын Кангакуся, сирота, тринадцати лет, — Танено, по способностям очень годный для духовного училища; и мать желает отдать. Ходит к Мидзуно каждый вечер читать Новый Завет. Сказал я, что если мать сделается христианкой и пожелает отдать сына на служение Церкви, а также и по другим статьям будет подходить, то в будущем году, когда, вероятно, будет новый набор в Семинарию, будет принят.
К десяти часам мы с Канамори пришли на его квартиру; здесь же нашли Феодора Мидзуно и Павла Тогаси с женой. Совершили обедню, после которой, поговорив с братьями и в назидание их, и чтобы расспросить о здешнем, отправились мы к Мидзуно, которого квартира у рва крепости; здесь увидел Симона и Иоанна. Отсюда пошли, чтобы пройти по городу, для некоторого наглядного понятия о нем, и взойти за городом на Втабаяма, у которой и на которой — публичный сад (кооэи). Дорогой туда взглянули на кумирню «Гонген», к которой нужно подниматься по отличной и высокой гранитной лестнице; видно, что здесь камня этого очень много и дешев он. У подножия холма, на котором Гонген — земледельческая школа; пройдя немного дальше — Втабаяма; поднявшись, полюбовались на город; не очень велик он объемом, но очень плотно населен, оттого и многолюден; кругом рассеяны также многолюдные деревни; между прочим, Усидамура — тотчас за реку от города. — Спустившись с холма, где еще только очищается место для сада, зашли взглянуть на кумирню, где боготворились предки князей Асано и все умершие князья. И здесь прекрасней всего преширокая гранитная лестница. Мия же запущена. Внизу пообедали в одном из домов на кооен. Проходя опять в город, перерезали пустое пространство бывшей крепости, зашли купить географию Гейсю и несколько фотографий здешних замечательных мест, побыли у Симона, Иоанна и у Тогаси и пришли на постоялин, так как уже пора было собираться на судно для отплытия вечером до Ономици по дороге в Фукуяма. — Сюда собрались все братья, поговорили, поужинали вместе, и около семи часов, распростившись с христианами и Мидзуно, мы с Романом и с нами до Фукуяма Канамори отправились на шлюпке к пароходу, который останавливается у близлежащего островка в заливчике Удзина, ибо к городу за мелкостию воды подходить не может; на шлюпке плыли до парохода полтора часа. Снялись в одиннадцать часов вечера; будем в Ономици, говорят, завтра утром в пять часов утра.
По совету Тогаси, который, по–видимому, отлично знает Циукоку, слудует нам непременно поставить проповедников еще: в Хамада, в провинции Симане (Ивами), и в Инаба (средина Санъиндоо). Таким образом, проповедь заняла бы главные места по Санъиндоо: Танго (где уже есть), Инаба, Хамада и главные места по санъеодео: Химедзи, Окаяма, Фукуяма и Хиросима. На Санъеодоо следовало бы еще в Ханги, бывшей резиденции князей Цеосиу, где весьма много сизоку.
Из инославных в Хиросима есть проповедник от Ицциквай, но слушателей у него нет, говорят.
Еще в этих местах протестантская проповедь в Окаяма, Ямагуци, Симоносеки (Ицциквай) и в Цувано — Симане–кен (Ицциквай). На Сикоку, в провинции Ие, в Имабару, говорят, около сотни секты конгрегационалистов (Ниедзима в Сайкео). В Фукуока, на Киусиу, также есть христиане секты конгрегационалистов (тоже Ниедзима), — года 2–3, как начата у них проповедь.
17/29 мая 1882. Понедельник.
Праздник Святой Троицы.
Фукуяма (Бинго).
Утром, в пять часов, пароход остановился при Оно–мици; богатый город, домов 3000, мы высадились, чтобы отсюда продолжать путь в Фукуяма сухим путем — 5 ри. (От Хиросима до Фукуяма 30 ри). В гостинице, пока собирались, пришел некто Иимори (тридцати двух лет), сизоку из Сага в Хизен родом, потом его жена, уроженка Хиросима; люди, по виду и по отзывам, очень хорошие, желательно, чтобы Иимори, сделавшись христианином, пришел потом в Катихизаторскую школу, о чем я ему и сказал. Отец его и младшая сестра в Хизен — католики; в Сага и протестанты есть. Как жаль, что у нас почти никого нет из этих мест между катихизаторами. — В восемь часов отправились и в одиннадцать прибыли в Фукуяма. Фукуяма — бывшая крепость князя Абе — 11 ман коку. Домов в городе больше 5000, из которых до 2500 сизоку. Так как город в стороне от большой дороги, то нравы в нем гораздо лучше, чем, например, в Хиросима. Много расположенности к науке, поэтому грубости нельзя встретить проповеднику, напротив, охотно слушают его, и чем дальше, тем больше и охотнее собираются. Споров о парламентаризме, теперь волнующих Японию, здесь совсем не слышно, ибо парод доволен своею долею; по словам Яцуки, Фукуяма много напоминает собою Маебаси. Сизоку здесь небедны.
Андрей Яцуки пришел сюда в третьем месяце; живет пока в гостинице, куда приходят некоторые слушать учение, так что в день два раза здесь бывает у него маленькая проповедь. Кроме того, нанимает в городе, в доме одного сизоку, комнату для вечерней проповеди чрез день, куда собираются человек 30 и больше; из них 20 человек приходят почти постоянно, а из этих 8 человек Яцуки считает вполне надежными для христианства; некоторые уже просили крещения, но не совсем приготовлены. Лучшие между ними, которых я видел у Яцуки на квартире: Цугава, двадцати двух лет, сын богача какого–то, двое Кувада и Маеда. Почти все здешние слушатели — сизоку.
Отслужили обедню, после которой сказано было небольшое поучение присутствовавшим оглашенным. После обеда отправились посмотреть город. Увидели его превосходно с башни — тенсюдоо, пятиэтажного высочайшего и массивного строения, оставшегося в бывшей крепости. Место крепости, где стоял теперь несуществующий княжеский дворец, обращено в публичный сад — и лучшего употребления не могло быть сделано из этого прекрасного места. Сад–то разведен плохенький, но башни по углам крепости, и особенно Тенсюдоо, чрезвычайно красят это место; с Тенсюдоо же вид, каких мало, на город, окружающий крепость, равнину кругом, великолепно возделанную, и замыкающие ее со всех сторон, кроме взморья, красные невысокие горы.
Обозревши все это и по пути домой зашедши купить фотографию Тенсюдоо, мы поторопились в два часа вернуться домой, так как с этого времени должна была начата проповедь. Но, увы, застали Яцуки в отчаянии, — и поделом ему. Вздумал устроить проповедь в театре, да и тот оказался ужасно грязным и нисколько не прибранным, хотя он с утра поручил кому–то позаботиться о том. О театре вообще я сказал ему, что так как дело уже сделано, то есть взято у правительства позволение па проповедь и по городу оповещено, то на этот раз пусть будет проповедь в театре, но вперед пусть никогда не позволяет себе таких сопоставлений, как проповедь и театр (хотя здесь и не необычно давать публичные чтения в театре); я и на Соборе скажу об этом, чтобы и других катихизаторов предупредить от таких ошибок. Но к ужасу Яцуки оказалось, что театр убрать хоть немного сносно уже поздно. Наскоро посланы были рогожки. Собралось порядочно и народу, но больше чем театрального, — женщин и детей. Сделали катихизации сами… Яцуки и Канамори, я мне сами посоветовали не делать, а отложить проповедь до вечера и сказать ее в публичном саду, в одной башне, приспособленной для этого, где и прежде уже Канамори говорил катихизацию. В четвертом часу начали они свои проповеди и в половине пятого кончили; теперь вернулись с несколько усталыми голосами. — В самом деле, нужно на Соборе всем сделать наставление, чтобы с проповедью и по внешности обращались почтительно; верно, и с другими случается то, что сегодня с Яцуки (в театр и японец порядочный не пойдет слушать) или — в прошлом году в Татебаяси…
