4 сентября нового стиля 1885
Был Иноуе, что поверенным в Корее. Разговор с начатого им политического (дрянного для Японии — лучше покориться России, чем Англии) перешел на религиозный, — и дошел до рассуждения о введении христианства в Японии. Говорит он, что их общее слово: Фукузава, Гото, Оокума и прочих. Купил все наши книги. С увлечением обещался изучать православие. Дай Бог! — Блеснул было на мгновение луч, что Господь посылает, но… Три года обещает и Иноуе для окончательного решения религиозного вопроса в Японии. Три года эти — очень важные.
5 сентября нового стиля 1885. Суббота.
Иноуе Какугоро был сегодня за всенощной. После говорил: «Все простые люди у Вас». Отвечено, что так везде начиналась Христианская Церковь, ибо великие мира сего презирают, — Но дай Бог, чтобы сердце сего человека коснулась Благодать Божия! Он толкует и о Корее, тринадцать учеников, которые теперь на его содержании. И в Корее нужно православие. — Только все это пахнет одними политическими соображениями. Законны ли они пред судом Христовым? — Во всяком случае Иноуе обещано изъяснение Веры.
Графиня, если не перенесет дом в Тооносава, покажет здравый смысл. Тогда, пожалуй, с нею и откровенно можно поговорить ко Благу Церкви. Примет — ее счастие, не примет — для Миссии и Церкви особенного несчастия не будет, кроме потери надежд, возлагавшихся на дочь Путятина.
25 августа/6 сентября 1885. Воскресенье.
Если графиня не перенесет дом, то нужно будет откровенно тоже поговорить с посланником А. П. Давыдовым. Сантиментальничанье его мутит и делает дом графини опасным. Пусть скажет: «Я, мол, не мешаю жить в нем — пусть ей отвечать за все — довольно сего будет».
Однако каникулярное время малополезно: жара расслабляющая. В прошлом году только и помог Бог написать несколько писем за каникулы; ныне они протекли бесполезно, особенно благодаря о. Владимиру, — от переписки с коим нужно убегать, как от холеры, — На будущие годы заранее располагать каникулами для посещения Церквей, особенно северных.
7 сентября нового стиля 1885. Понедельник.
От людей, вроде Иноуе Какугоро, нужно убегать подальше. Сегодня он высказался. Оказывается, что он, вкупе с Фукузава, Гото, Оокума, Итигаки, замышляет свергнуть нынешнее правительство (Иноуе — Министерство иностранных дел, Ито и прочие) и хочет для этого воспользоваться Россией, как воспользовались аглицким министром Парксом при восстановлении Микадо, когда за Тянькунь стоял французский посланник, но оказался слабым и глупым. Так и ныне глупым оказывается, по словам Иноуе Какугоро, русский посланник, не хотящий втянуться в их интригу против правительства. Ко мне приехали, по–видимому, чая моего влияния на посланника или прямо на власти в России. Какое разочарование приходится испытывать им при моих объяснениях, что мое дело — помимо всех политиков, что умно делает и посланник, что не вмешивается во внутренние дела и дрязги Японии, что в этом они должны видеть не глупость и слабость, а честность дипломатии России. Разочаровался и я в мелькнувшей было мысли, что порядочные люди начинают вопрошать о христианстве. Господи, скоро ль встрепенется эта страна и скоро ль станут принимать христианство люди хорошие! Ужель они все так худы в очах Твоих, что никто не заслуживает спасения?
(Сегодня купил синее сукно на стол вместо износившейся красной салфетки, служившей четырнадцать лет. Положил это сегодня — все письма не слушать, а читать самому.)
8 сентября нового стиля 1885
Графиня дом переносит. Скатертью дорога! Значит, для Миссии она больше не существует. Вот–то «приехала нипочто и уедет ни с чем»!
О. Владимир не перестает писать возмутительно грубые письма; бросает Семинарию, просится священником в Одавара. Отвечено, чтобы после каникул исполнял, как доселе, свои обязанности по Семинарии. Впрочем, если очень станет артачиться, можно отпустить его в Оосака. Кто знает, быть может, он еще и будет полезен, как миссионер; о. же Гедеон, вероятно, справится с Семинарией — но не возмущаться мне им, помоги, Бог, не возмущаться! Разве мало людей противных нам, и при столкновении со всеми сердиться и возмущаться! Диавол же, заметя, еще больше будет мутить против нас людей, как ныне мутит Владимира, — и от всего этого терять душевный покой, время, душевную бодрость, то есть радовать диавола! Да избави же, Боже! Пусть же войдет в плоть и кровь мою — спокойное обращение с людьми заведомо уже неисправимыми в своих противных нам качествах и в своей ненависти к нам, вроде о. Владимира!
Чтобы он ни говорил, или писал, спокойно выслушивать, ни слова в ответ колкого или гневного, а прямо отказать, или согласие, если дело правое.
2/14 сентября 1885. Понедельник.
О. Владимир явился, смотрит совсем расстроенным; вольно же было мучить себя все каникулы. Я обошелся с ним, как выше написано, растратив несколько чувств, которыми не могу владеть, видя человека унылого и требующего утешения.
Того же 2/14 сентября 1885. Понедельник.
Вечером, 7 часов.
Итак, нынешние каникулы прошли самым скверным образом, много благодаря о. Владимиру, о. Гедеону и графине Путятиной! — Как они мучили меня все время! И вот завтра опять — начало годовых занятий, — Никогда, кажется, я не вступал в работный год с более прозаичным, холодным чувством, чем ныне, как будто внутри тебя погас всякий огонь и ты сделался простым механизмом — скучным, прескучным для себя самого. Что за мерзкое, безнадежное нехристианское чувство! И с этим чувством завтра придется начать лекции по Догматике, Нравственному Богословию! Сколько напряжения, туги душевной!
И как эти послеканикулы отличаются от прошлогодних! Тогда ожидание — о. Владимира и графини Путятиной как надежд Миссии, а ныне они враги; тогда и о. Георгий казался еще в хорошем свете, а ныне он — скитно с графиней совместно!
И Церковь казалась лучше в прошлом году, несмотря на расстройство пред Собором; ныне Уцуномия с Санода — отступили, почти во всех Церквях есть отступники в протестантство, католичество, даже язычество по недостатку катихизаторов.
В Катихизаторской школе — старшего курса Павел Сайто — в душе отступник вместе с ренегатами Ицуномия (хороших людей допускают к крещению священники!) — всех учеников пять–шесть человек. В младшем набралось до двадцати пяти человек, но народ, по–видимому, невнушающий о себе ничего доброго.
В Семинарии — не смотрел бы! Все подернуто флером о. Владимира! В Певческом — новых — никого, а старых — Львовский не хочет учить дальше; отделен Александр Обара для подрегенства, но выйдет ли прок с такой дубиной, как Львовский! — В женской школе — мало поступающих, ибо и 3–х ен не считают, знают, сторгуют. Снова мерзейшее состояние духа!
К этому — построение храма едва до четверти дошло, а денег почти нет! Словом, скверно жить на свете без малейшего утешения, кроме всяческого копанья своей внутренности!
Что–то даст будущий, 1886 год, в это время, когда мне будет пятьдесят лет отроду и двадцать пять лет жизни в Японии.
Но нынешний — все же таки приходится начинать с несчастным, несчастнейшим чувством завтра! Подай, Боже, силу не впасть в унынье и отчаянье!
7/ 19 сентября 1885. Суббота.
В десятом часу вечера.
От часу не легче! Стечение обстоятельств — мерзейшее, и если не выведет из них Миссию Бог, то, значит, Миссия и здешняя Церковь не стоят попечения Божия. Тогда — что же и мне беспокоиться! Разве я не молюсь ежедневно — усердно или неусердно — исключительно о здешней стране? Не исполняется по моей молитве, так я не виноват…
Владимир притворялся больным, бросил Семинарию и уехал в Тоносава. Гедеон самопроизвольно едет из Оосака сюда, чтобы отсюда в Россию — защищать диссертацию и держать экзамен на степень!
