Самая распространенная форма чувства тревоги, которому я пытаюсь здесь дать определение, – абсолютная, подавляющая загруженность, ощущение, что нужно слишком много успеть в ограниченное время. Но эта тревога может принимать и другие формы. У некоторых она проявляется в синдроме самозванца – убежденности в том, что есть базовый уровень компетентности, которого достигли практически все, только не вы, и вы не перестанете сомневаться в себе, пока его не достигнете. У многих она проявляется в ощущении, что секрет близких отношений еще не разгадан: при всех внешних достижениях мы ежедневно чувствуем себя неэффективными, сталкиваясь с обескураживающей сложностью свиданий, брака или воспитания детей. Есть люди, у кого ощущение «отставания от поезда» вызвано убежденностью в том, что они должны больше делать для выхода из разворачивающихся вокруг национальных и глобальных кризисов, однако понятия не имеют, что́ конкретно им следовало бы сделать. Но все перечисленное объединяет идея, будто имеется какой-то способ существования в мире, некий способ овладения правилами бытия человека в XXI веке, который вы должны открыть. И пока не откроете, вы не сможете расслабиться и жить.
Самое плохое – все наши усилия решить эту проблему, похоже, только усугубляют ее. В моей книге «Четыре тысячи недель» я назвал одно из объяснений этого феномена «ловушкой эффективности»: чем лучше и быстрее вы справляетесь с поступающими заданиями, тем чаще обнаруживаете, что нагрузка только возрастает и вместе с ней нарастает стресс. Классический пример – электронная почта: поклявшись справиться с потопом в папке «Входящие», вы начинаете быстрее отвечать на письма, получаете ответы на свои ответы, и на многие из них вам нужно снова отвечать; вдобавок вы зарабатываете репутацию человека, необыкновенно оперативно отвечающего на мейлы, и все больше людей начинают думать, что со своими вопросами им стоит в первую очередь обращаться именно к вам. Более того, когда вы пытаетесь переделать все дела, ваши дни начинают заполнять менее важные задачи – поскольку вера в то, что имеется способ все их переделать, означает, что вы уклоняетесь от принятия сложных решений о том, что действительно стоит вашего ограниченного времени.
Но мои беседы с такими же, как я, помогли увидеть и более глубокую проблему, которая заключается в том, что наши постоянные усилия занять водительское место в собственной жизни, похоже, высасывают из нее то самое чувство полноты бытия, ради которого и стоит жить. Дни утрачивают то, что немецкий социолог Хартмут Роза назвал «резонансом». Мир начинает казаться неживым, и, несмотря на все наши старания сделать еще больше, мы обнаруживаем, что стали еще дальше от желаемых результатов. Такое случается, даже когда наши попытки взять все под контроль срабатывают. Вы сумели заставить себя медитировать ежедневно – и вдруг почувствовали, что это скучно до оскомины; или организовали романтический вечер с вашей второй половиной – ведь все же говорят, что это верный способ не дать чувствам потухнуть! – но оба сидели как на иголках, пререкались, и в итоге оба почувствовали себя несчастными. Когда я был «фанатом продуктивности», то хватался за все новые системы планирования своей жизни и, загружая очередное приложение или покупая очередной ежедневник, чувствовал пьянящее возбуждение: я на пороге великих свершений! Через день или два новое расписание начинало казаться унылым и безжизненным, очередным списком дел, через который нужно было продираться, и я начинал злиться на придурка, который имел наглость диктовать мне, на что тратить время, – хотя этим придурком был я сам.
Примеры, конечно, мелкие, но такая утрата полноты жизни помогает объяснить и эпидемию выгорания, которое вызвано не просто переутомлением, а пустотой, возникающей после того, как вы годами заставляете себя, как машину, делать больше и больше, не чувствуя, что сделали достаточно. Даже нынешнюю ожесточенную и наводящую на мысли о всемирном заговоре политическую жизнь можно рассматривать как отчаянную попытку изголодавшихся по резонансу людей хоть что-то почувствовать.
Основная проблема, как ее описывает Роза, такова: движущей силой современности является фатально ошибочная идея, что реальность можно и нужно сделать еще более контролируемой и что залог душевного покоя и благополучия в том, чтобы все более полно подчинять ее нашему контролю. Поэтому мы воспринимаем мир как бесконечную череду вещей, которые должны присвоить, изучить или победить. Мы ставим перед собой задачу искоренить бардак в папке «Входящие», прочитать стопки книг, которые собирались прочесть, упорядочить рабочий график; мы пытаемся оптимизироваться, занимаясь фитнесом или медитациями, и чувствуем себя обязанными непрестанно прокачивать свои родительские навыки, финансовую грамотность и понимание мировой обстановки. (Даже если нам есть за что себя похвалить – скажем, за то, что ценим дружбу выше зарабатывания денег, – мы и к дружбе можем подходить с позиций оптимизации, заставляя себя заводить все больше друзей или чаще с ними встречаться, то есть пытаться осуществлять больше контроля над своей социальной жизнью.) Наша культура подкрепляет эту доктрину контроля множеством способов. Последние достижения в области технологий, кажется, вот-вот позволят нам наконец справиться со своей рабочей нагрузкой (сейчас это виртуальные ассистенты с искусственным интеллектом), а гиперконкурентная экономика заставляет еще острее ощущать необходимость стараться все больше, просто чтобы удержаться на плаву.
Однако каждодневный опыт вместе со столетиями философской мысли свидетельствует о том, что осознанная и полноценная жизнь не связана с наращиванием контроля. Реальность не станет более предсказуемой и безопасной до тех пор, пока вы наконец не сможете расслабиться. Футбольный матч так возбуждает потому, что вы не знаете, кто выиграет; интеллектуальное изучение какой-либо темы так затягивает, поскольку вы еще только начинаете разбираться в предмете. В истории величайших открытий часто фигурируют счастливая случайность, использование незапланированных возможностей или всплесков мотивации. Чтобы восхититься другим человеком, проникнуться пейзажем или произведением искусства, полный контроль не нужен. При этом хорошая жизнь вовсе не означает, что следует оставить все надежды повлиять на реальность. Хорошая жизнь – когда человек идет на смелые поступки, создает вещи и оказывает влияние без фоновой заинтересованности в достижении полного контроля. Резонанс зависит от взаимности: вы что-то делаете – запускаете бизнес, организуете общественную кампанию, отправляетесь в поход, осуществляете рассылку с анонсом мероприятия – и потом видите, как мир реагирует.
Ничего удивительного в том, что многие из нас проводят значительную часть жизни, пытаясь занять позицию доминирования над реальностью, которая иначе грозит задавить своей неконтролируемой массой. Как же иначе справляться с длинными списками дел, реализовывать честолюбивые замыслы, пытаться быть хорошим родителем или партнером и выполнять гражданский долг в охваченном кризисом мире! Но это не работает. Тем временем жизнь все ближе к тому, чтобы превратиться в унылую, одинокую и часто доводящую до бешенства рутину, в нечто такое, что нужно перетерпеть, чтобы дождаться лучших времен – которые, похоже, никогда не наступят.
Эта книга – моя попытка начать с того места, где забуксовали лайф-коучи «наведи-в-своей-жизни-порядок, возьми-все-под-контроль», и вместо этого отправиться туда, где больше смысла, прока и, что немаловажно, веселья. (При подготовке книги я использовал материалы моей электронной рассылки The Imperfectionist и многочисленные отклики ее читателей.) Вместо того чтобы поддерживать фантазии, будто в один прекрасный день все окажется у нас под контролем, эта книга принимает как данность то, что вы никогда не возьмете свою жизнь под контроль. Она начинается с утверждения, что вы никогда не почувствуете полной уверенности в своем будущем, никогда до конца не поймете, что́ движет другими людьми, – и что дел всегда будет слишком много.
