Сила жить. Искусство находить радость и смысл в трудные времена - Кильтина Юлия

Она давно уже может вспоминать об этом без слез, а тогда, в день нашего знакомства в интернате, они текли безостановочно. Ей надо было кому-то рассказать, выгрузить свою накопившуюся боль, и мой простой вопрос «Вы в порядке? Может быть, нужна помощь?» разрушил удерживаемую из последних сил плотину. Она заговорила:

– Я не отдала бы мать, никогда. Мы были очень близки всю ее жизнь, но химиотерапия… Да, это парик, хотя и очень хороший, почти в цвет своих волос, такой же медно-рыжий, и мало кто замечает… Рак молочной железы, мне делают химию, чтобы прооперировать, и потом снова будут препараты, и это так тяжело переносится. А мама давно в подгузниках и уже не ходит, ее надо поднимать и поворачивать, а я и сама… Если бы Ленка была жива, мы бы управились, такая у меня девчонка была боевая, и внуки были все в нее. Почему были? Потому что три года назад водитель фуры уснул за рулем на трассе и выехал на встречку, и в легковушке ни у кого не было шансов.

В тот день я подумала, что это очень сильная женщина, раз она не сломалась после такой потери, а теперь борется за свою собственную жизнь. Но только много позже, когда опасная болезнь осталась позади, я смогла спросить у Железной Лиди, как получилось, что она не просто осталась жить, но сумела снова стать счастливой – после всего, что случилось. Мы много говорили об этом и с ней, и с другими людьми в самых разных кризисных обстоятельствах, и большинство отмечали первую, самую важную веху на пути к возвращению в жизнь – принятие того, что реальность изменилась навсегда.

Конечно, я хорошо знала о модели стадий горя, которую предложила Элизабет Кюблер-Росс в 1969 году. Думаю, вы тоже о них слышали: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие считаются классической последовательностью в проживании горя. Однако многие упускают из виду, что это лишь ориентировочная модель – стадии могут повторяться, каких-то может не быть вовсе. Но, как правило, принятие случившегося все же считалось итоговой фазой горевания, а Лидия утверждала, что осознала и приняла произошедшее сразу. Это не укладывалось в мои представления, и я решила исследовать вопрос подробнее.

Оказалось, что модель пяти стадий давно уже подвергается серьезной критике в профильных академических сообществах, потому что за прошедшие полвека накопилось достаточно исследований, опровергающих ее. Так, например, известный психолог Уильям Уорден в «модели задач скорби» ставит принятие реальности утраты на первое место из четырех этапов, и эта модель сейчас широко используется в работе кризисных психологов.

Но мы с вами не будем углубляться в то, как правильно проживается горе и какое оно бывает. Это совершенно не влияет на главную цель – найти в вашей личной постапокалиптической реальности дорогу к новому, устойчивому счастью. А это возможно, только если вы соберете нового себя.

Выздоровев от смертельной болезни, вы не станете собой прежним – этот опыт изменит вас навсегда. Ушедший из семьи горячо любимый партнер, вдруг раскаявшись и вернувшись, не вернет вам прежнюю жизнь – потому что вы изменились. Именно поэтому осознание и принятие факта, что как раньше уже не будет, – это самый первый шаг на пути в будущее.

Туда, в это будущее, вы еще не попали, раз читаете сейчас эти строки. Вы пока в безвременье, где-то между тем собой, который был «до», и тем, с которым вы пока еще не знакомы. Помните, что попытки вернуть свое прошлое «я», которое жило своей счастливой жизнью «до», и встроить его в новую реальность «после» заведомо обречены на провал. Поиск заветной двери в прошлое истощит ваши силы и в конце концов утянет глубоко в туман безвременья, из которого очень сложно найти выход. Это не наша дорога. Поэтому я не предлагаю разбирать ваше горе на атомы и разглядывать его под микроскопом – пути в будущее там нет.

Вместо этого мы возьмем подзорную трубу и будем смотреть вперед – туда, где за зыбким туманом вашего «сейчас» виднеется солнце. Там тепло, туда не дотягиваются серые щупальца безнадежности и тоски. Я не предлагаю навсегда забыть тех, кого вы потеряли, и не обесцениваю страданий, которые вы уже перенесли. Это шторм печали в вашей душе, и, возможно, он еще не утих до конца. Но однажды и эта буря закончится. Вы шагнете из нее другим человеком, и я постараюсь помочь вам выйти более сильными, стойкими и цельными, чем сейчас. Хотя шрамы, конечно, все равно останутся. Но, надеюсь, они уже не будут так невыносимо болеть.

Глава 2

Точка опоры

– В то время все вокруг было серым, – Аня, моя давняя приятельница, задумчиво крутит в руках ключи от машины, и брелок-медалька на них отсвечивает золотом. Медальки у Ани везде – в стилизованном комплекте из сережек и кулона, в принте на кошельке. И дома огромный, во всю стену, стеллаж с кубками и медалями. Аня – профессиональная спортсменка и призер многочисленных соревнований. Была в прошлом.

Вся жизнь Ани с раннего детства строилась вокруг тренировок, соревнований и побед. Каждая награда обретала почетное место на стеллаже, который папа сделал ей под заказ. Аня не помнит, каким было ее детство до большого спорта, – кажется, она занялась легкой атлетикой прямо в роддоме. Ну или сразу после выписки из него. Дочь – олимпийская чемпионка – такой была мечта ее отца, ведь он сам в свое время не смог достичь больших успехов в спорте. Анна смогла, и это давалось ей будто бы легко и естественно. До того самого дня, который разрушил всю ее прежнюю жизнь.

Аня получила на тренировке серьезную травму, из-за которой перенесла несколько сложных операций и потом заново училась ходить. Ни о каких соревнованиях больше не могло быть и речи, врачи были категоричны. Что делать со своей жизнью девочке 16 лет, которая не мыслила себя вне спорта? Дело усугубляло огромное чувство вины перед отцом, хотя в случившемся с ней Аня была совсем не виновата. Но видеть сперва, как он испугался – не за нее и ее здоровье, а за рушащиеся перспективы, – а потом и равнодушие к ней, когда стало ясно, что Аня больше никогда не вернется в спорт, – это было больнее, чем переломы костей и разрывы связок.

Вернувшись из больницы, Аня убрала все свои награды в кладовку. Родители пытались было возражать, но она, послушная и «правильная» девочка, впервые устроила им скандал. И они смирились, решив, что, наверное, так ей будет легче.

Но это не помогло. Да, она жила, училась, готовилась к экзаменам, но внутри… Там все было мертвое, выжженное, покрытое тонким слоем серого холодного пепла. Потому что жизнь теперь потеряла смысл.

Я узнала ее через несколько лет после этого случая, когда передавала в приют для животных старые вещи. Из ненужных одеял, простыней и футболок там делают подстилки для питомцев, и я в тот день искала, кому отдать свой мешок. Пробегавшая мимо девушка перехватила у меня вещи, тут же пристроила их на стеллаж, поблагодарила и представилась: «Аня, директор этого безобразия». Гладкие, довольные жизнью животные в вольерах никак не тянули на безобразие, и я спросила, что она имеет в виду. Оказалось, заболели сразу двое сотрудников, поставщик отменил заказ кормов, и это все нужно решать прямо сейчас. У меня был выходной, и я осталась помочь, покоренная энтузиазмом этой улыбчивой девушки-торнадо. Так и началась наша дружба.

Уже много позже Аня рассказала свою историю жизни и то, как выбралась тогда из своего пепельного безвременья. Первое время после травмы ей было не с кем делиться переживаниями: все подруги были «из спорта», и оказалось, что им больше не о чем говорить с выпавшей из прежней жизни Аней. Одноклассники дружили своими сложившимися компаниями и кружками по интересам, девушка же новых увлечений так и не завела. Родители… «А что родители? – горько усмехнулась Аня, рассказывая об этом. – Мама была рада, что я жива и хожу, да у нее и других дел было полно – дом, работа… Отец отстранился, выстроил стену. Это сейчас я понимаю, что он так пытался унять разочарование и горечь от разрушения ЕГО надежд и мечтаний в отношении меня. А что там с МОИМИ надеждами и мечтами, его уже не волновало. Мне стало незачем жить, ежедневно вставать с кровати, чему-то учиться… Я тогда серьезно думала о том, чтобы умереть».