Краткая Воровская ЭНциклопедия - Майер Вячеслав Андреевич

Что еще я могу написать о себе? О взглядах? Но они претерпели серьезный экзамен, во многом изменились, теперь я не смотрю на жизнь через разноцветное стеклышко, а вижу ее такой, какая она есть. Впрочем, что это я? Вы и сами понимаете эти «азы» не хуже меня. Здесь я заканчиваю вечернюю школу. Открытый доступ к подписке на современную художественную литературу дает мне возможность выписывать уйму газет и журналов, занимаюсь самоподготовкой. Кроме всего здесь есть небольшая библиотека. В чтении и работе нахожу свою радость. Это даже помогает мне забыться, уйти в самого себя. И еще я люблю музыку, стихи. Музыка и поэзия — это самый сильный эскулап душ человеческих. Любой недуг, любую боль человека можно излечить магической силой. Это, наверное, все, что хотел Вам написать в своем первом письме.

Надя, еще одна просьба — давайте перейдем на «ты». Обращение на «Вы» сковывает, я волнуюсь страшно и теряюсь при этом так, что, извини за выражение, сам черт не знает, какую ахинею я понесу в следующий миг.

А теперь, Надя, хотелось бы задать тебе несколько вопросов. Если можно, то напиши коротко о себе. О своей работе, находишь ли ты в ней ту радость, свойственную людям, душевно любящих eel Чем именно она привлекает тебя? Твои занятия в свободное время? Что больше всего любишь, твои увлечения? Кино, театр, музыка, книги, спорт? И учишься ли где-нибудь? Надя, ты, пожалуйста, спрашивай больше меня, а я тебе буду отвечать то, что у меня есть, к вранью же я не привык. Извини, может быть здесь что-то не так, но, право, я не знаю о чем еще писать.

Буду ждать твоего письма.

До свидания, с уважением, Саша

Иллюстрации 1–4 из дневника Биглер Елены Анатольевны 1957 г.р. Дважды судима. Покончила жизнь самоубийством в 1981 г.

Письмо от 03. 06. 1974.

Здравствуй, Надя! Письмо твое получил, спасибо большое. С ответом, правда, задержался, извини. Были экзамены, поэтому и не смог ответить сразу. Но сейчас все позади. Все волнения тревоги и заботы. По крайней мере, времени свободного теперь — уйма! Как раз то, что так нужно было мне, чего иногда так не хватало. Сложность только состоит в том, чем заполнить это время, но я всегда ста-рался уйти в книги; читая, не так остро ощущаешь действительность. Надя, ты просила меня написать о своей жизни, но, право, даже не знаю, удастся ли мне что-то написать… Ведь я уже давно не верю в «святые наивы» — а то, что так крепко сидит в голове — неподвластно бумаге. Разве можно доверить мысли перу, заранее зная, что они не для пера, а для диалога между близкими людьми?

Впрочем, попытаюсь совершить небольшой экскурс в свое прошлое, но сначала я немного отступлю от всех правил письма, ты разрешишь? Надя, тебе не приходилось никогда ездить верхом на лошади? Если да, то возможно известен тебе такой ее бег — аллюр. Нечто подобное и я хочу изобразить в своем письме. Парадоксальное сравнение? Но почему-то я простую вещь всегда сравнивал со сногшиба-тельной. Но извини за пустую болтовню. Прошлое мое, как ни странно, научило меня жить! Именно оно дало мне правильную тропу в жизни. И пусть трудная она, пусть шаткая и обрывающаяся была она, и нередко терял я ее конец, но мне кажется сейчас, что все сомнения оставили меня, и я уже на выбранном, верном пути. И хотя нет его еще, он как бы нереален, но начало этому пути уже есть, и я с каждым днем шагаю по нему, только здесь путь этот резко ограничен, нет возможности развивать значимую скорость, но все-таки пути моему, моей тропе положено нетало. И без сомнения — он выведет меня в жизнь. Вот что лежит в основе всех моих желаний сейчас. И причины, порождающие эти желания — неискоренимы. Каждый миг, как известно, таит в себе опасности, чтобы пройти через них нужны голова и ум, холод и жар сердца, смелость и риск. Ну, а в данное время я ведь тоже подвержен риску — карабкаюсь по крутой, отвесной почти, стене-пропасти с риском сломать себе шею, не так поставил ногу, не за тот кустик ухватившись рукой. Я уже добрался выше половины этой стены, подо мной глубоко внизу — мое прошлое. И жилу я надеждой, что действительно все идет к лучшему, что я доберусь до конца этой стены. Нет, я не буду оглядываться назад, я буду лишь помнить — позади самая сумасбродная пора моей жизни, оставившая мне сотню другую ярких впечатлений и… и абсолютный нуль. Ну, а впереди? Впереди моя тропа, мой путь. Пусть он подернут еще дымкой тумана, пусть! Но я то знаю, что за туманом — мое счастье, которое так долго и упорно прячется от меня. И я не стану дожидаться, когда рассеется туман, я пойду прямо — к своему счастью, никуда не сворачивая.

Наверно, я и впрямь сейчас похож на пресловутого Иванушку-дурачка, гонявшегося за жар-птицей и в конце концов… и в конце концов оставшегося с пером в руке от этой жар-птицы. Вот и пойди пойми, что это за штука такая — счастье?

Но я не смотрю на мир сквозь призму тоски и отчаяния, я живу теми настроениями, которые даны каждому человеку.

Надя, ты только не подумай, что я близок к чувству патетики. Упаси Бог! Презирал всегда фразеров, которые на словах витийствовали, а на деле оказывались жалкими пошляками и трусами. Но вот сейчас, когда пишу тебе, вдруг начинают скулить сомнения — а нужно ли было все это писать? Так что, Надя, ты сама разреши мои сомнения — правильно ли я писал или нет? Сам-то я стараюсь в какой то степени компенсировать эти сомнения. Ну хотя бы тем, что пишу эти строки искренне. И еще потому, что не знаю, будут ли интересны мои письма? Несомненно, я был бы рад, если бы они приносили тебе хоть немного радости.

Знаешь, Надя, мне самому очень понятна твоя тяга к дому, к школьным товарищам, наверно, это потому что сам прошел через такое чувство. Безусловно, все мы имели в детстве друзей, свыклись с ними настолько, что жили одними интересами и стремлениями. Но гили года, мы взрослели и приходила неизбежная пора выбора своего места в жизни. Тогда и встретили мы новых людей, кто-то из них станет в будущем нашим другом, кто-то останется просто знакомым.

Но не приведи, жизнь, нас к равнодушию! Не приведи к тому, чтобы мы отвернулись от своих друзей в час беды! Я вряд ли смогу определить эту странную пустоту, лучше чем ее определил французский прозаик Антуан де Сент-Экзюпери, он сказал: «Не бойся друга — друг может только предать. Не бойся врага — враз может только сгубить. Бойся равнодушного, потому что именно от равнодушия — и убийство, и предательство».

Я сейчас задумываюсь очень часто над этими словами, смотрю на себя, и радостно осознаю, что нет, не было во мне еще такой черты. Ведь сколько лиц прошло в моей жизни, но я не забыл их, я помню. Правда, все они утраты. Ведь это тоже жизнь — утраты! И я знаю, что без них я не был бы тем, чем должен быть. Я принимаю их. Понимаешь, Надя? Но ведь это мало ~ одни утраты. И нужно иметь еще что-нибудь. Все равно, как назвать это: радость, счастье, дружба, я об этом и говорил. Такое чувство, чтобы постоянно был уверен, что ты необходим. Я ведь ушел из дома в 14 лет. Тоже работал в Ижевске, строил автозавод. Жил сначала в общежитии, а потом у брата моего отчима. Все шло очень хорошо… никаких сомнений. Я даже жизнь не пытался анализировать. Я думал, что существую — и этого достаточно. Жизнь мне нравилась: ведь я не скучал. И работа была по душе — монтажник стальконструкций. Многие из моих знакомых видели в моей профессии романтику. Ия, как мог, пытался разубедить их. Какая же это романтика, думал я, — ставить на основание колонны, потом фермы, а потом карабкаться на двадцатиметровую высоту и на лютом ветру и морозе закручивать стальные гайки. Жутко подумать!