Ожерелье голубки - Хазм Ибн

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80

И жили мы так, пока не прекратилось правление сынов Мервана, и убили Сулеймана аз-Зафира, повелителя правоверных, и выступил род Талибитов, и присягнули на халифат Али ибн Хаммуду аль-Хасани, прозванному ан-Насиром [125] . И захватил он Кордову, и овладел ею, и искал помощи, воюя с городом, у войск насильников и повстанцев в разных местах Андалусии, а вслед затем лишил меня милости Хайран, владыка Альмерии, так как донесли ему злодеи, которые не боятся Аллаха, великого, славного — уже отомстил им Аллах! — что мы с Мухаммадом ибн Исхаком, другом моим, стараемся на пользу приверженцев рода Омейядов, и он продержал нас в заточении несколько месяцев, а затем выпустил, подвергнув изгнанию. И отправились мы в Хисн аль-Каср [126] , и встретил нас начальник этой крепости Абу-ль-Касим Абдаллах ибн Мухаммад ибн Хузейль ат-Туджиби, по прозвищу Ибн аль-Мукаффаль, и пробыли мы у него несколько месяцев в наилучшей обители пребывания, среди лучших людей и соседей, возле мужей с возвышенными помыслами, совершеннейших по милости и обладателей наибольшей власти. А затем мы поехали по морю, направляясь в Валенсию, когда появился повелитель правоверных аль-Муртада Абд ар-Рахман ибн Мухаммад и жил там. И нашел я в Валенсии Абу Шакира Абд ар-Рахмана ибн Мухаммада ибн Маухиба аль-Анбари, друга нашего, и сообщил он мне несть о смерти Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни и рассказал мне о кончине его — да помилует его Аллах! А затем, через недолгое время после этого, рассказали мне кади Абу-ль-Валид Юнус ибн Мухаммад аль-Муради и Лбу Амир Ахмад ибн Мухарриз, что Абу Бекр Мусаб ибн Абдаллах аль-Азди, по прозванию Ибн аль-Фаради, передавал им следующее (а отец этого Мусаба был кади Валенсии во дни повелителя правоверных аль-Махди, и аль-Мусаб был нашим другом, братом и приятелем, когда мы изучали предание под руководством его отца и других наставников и знатоков преданий в Кордове). — Аль-Мусаб, — рассказывали они, — говорил нам: — Я спрашивал Абу Абдаллаха ибн ат-Тубни о причине его болезни, — а он исхудал, и скрыло изнурение красоту лица его, так что осталась лишь самая ее сущность, повествующая о былых ее качествах, и едва не излетал он от вздохов и почти перегибался пополам, и забота была видна на лице его, — и были мы одни, и сказал мне: — Хорошо, я расскажу тебе! Я стоял у порот своего дома в квартале Дьякона, когда вступал в Кордову Али ибн Хаммуд и войска приходили туда со всех сторон толпами. И увидел я среди них юношу (не думал я, что красота имеет столь живой образ, пока не увидел его!), и он победил мой разум, и обезумело из-за него мое сердце. И я спросил про него, и мне сказали: — Это такой-то, сын такого-то, из жителей такой-то стороны, в краю, отдаленном от Кордовы, до которого не достанешь, — и потерял я надежду увидеть его после этого. И, клянусь жизнью, о Абу Бекр, любовь к нему не расстанется со мной, пока не приведет она меня в могилу. — Так и случилось.

Мне известен этот юноша, и я знаю его и видел, но я опустил здесь его имя, так как он уже умер, и оба они встретились перед Аллахом, великим и славным, — да простит им всем Аллах! — и было это, несмотря на то| что Абу Абдаллах — да приютит его Аллах с почетом!: — был из тех, кто совершенно не смущен любовью, и он не оставлял примерного пути, не делал ничего запретного, не приближался к порицаемому и не совершал запрещенного дела, которое бы уменьшило его веру или мужество. Он не отплачивал тем, кто был с ним жесток, и не было в нашем кругу ему подобного.

Потом я прибыл в Кордову, в халифат аль-Касима ибн Хаммуда аль-Мамуна, и ничего не сделал, раньше чем направиться к Абу Амру аль-Касиму ибн Яхье ат-Тамми, брату Абу Абдаллаха, — помилуй его Аллах! Я спросил его, как он поживает, и стал утешать его в потере его брата, — а он был достоин утешения не больше, чем я, — и затем я спросил про стихи и послания умершего, так как то, что было у меня из этого, пропало во время разграбления по причине, о которой я упоминал в начале этого рассказа. И Абу Амр рассказал мне про своего брата, что, когда приблизилась к нему кончина и он убедился, что пришла гибель, и перестал сомневаться в своей смерти, он потребовал все свои стихи и письма, с которыми я к нему обратился, и порвал их, а затем приказал их закопать. — И я сказал ему, — говорил Абу Амр: — О брат мой, пусть они останутся, — но он ответил: — Я рву их и знаю, что рву с ними многие наставления, и если бы Абу Мухаммад (то есть я) был здесь, я бы отдал их ему, чтобы были они для него напоминанием о моей дружбе, но не знаю я какая страна его скрывает, и жив ли он или мертв (а весть о моем несчастье дошла до него, и он не знал, где мое местопребывание и к чему привело мое дело).

Среди моих поминальных стихотворений о нем есть одна поэма; вот часть ее:

Рассказывал мне Абу-ль-Касим аль-Хамадани — помилуй его Аллах — и говорил он: — Был с нами в Багдаде один из братьев Абдаллаха ибн Яхьи ибн Ахмада ибн Даххуна, факиха, который распоряжался фетвами в Кордове. А он был ученее своего брата и выше его по достоинству, и не было среди наших друзей в Багдаде такого, как он. И однажды шел он по улице, оканчивающейся непроходным переулком, и вошел в него и увидел на дальнем конце его девушку, которая стояла с открытым лицом. И она сказала ему: — Эй, ты, улица не проходная! — И он посмотрел на нее, — говорил рассказчик, — и потерял из-за нее ум. И он ушел к нам, и усилилась над ним власть этой девушки, и стал он опасаться смятения, и выехал в Басру, и умер там от любви, помилуй его Аллах. А был он, как говорят, из праведных.

Вот рассказ про одного из царей берберов, который я постоянно слышу. Один человек из Андалусии продал одному жителю того города из-за поразившей его нужды невольницу, которую он сильно любил, и не думал продающий ее, что душа его так неотступно за нею последует. И когда оказалась девушка у купившего, душа андалусца едва не изошла, и отправился он к тому, кто купил девушку, и предложил ему все свои деньги и самого себя, но тот отказался. И андалусец прибег к посредничеству жителей города, но не помог из них никто, и едва не пропал его разум. И решил он направиться к царю, и явился к нему и начал кричать, и царь услышал и приказал ввести его. А царь сидел на высоком балконе, выдававшемся вперед, и человек пришел к нему, и, встав меж его рук, рассказал ему свое дело, и стал просить и умолять его о помощи. И царь пожалел его и велел привести того человека, который купил девушку, и, когда тот явился, сказал ему: — Вот человек-чужестранец, и он таков, как ты видишь, и я ходатай за него перед тобой. — Но купивший отказался и сказал: — Я больше люблю ее, чем он, и боюсь, что, если и отдам ему девушку, я приду к тебе завтра просить о помощи в еще худшем, чем он, положении. — И царь с теми, кто был вокруг него, стал его соблазнять деньгами, но он отказался и уперся, оправдываясь любовью к девушке. И когда собрание затянулось и не видели у купившего никакой склонности к согласию, царь сказал андалусцу: — Эй, ты, нет в моих руках большего, чем то, что ты видишь; я старался для тебя с самым большим усердием, а он, видишь, оправдывается тем, что больше тебя любит девушку, и боится для себя худшего, чем то, что с тобою. Терпи же то, что судил тебе Аллах.