Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 188
– В мужья записывайтесь с Богом, в мужья! – сказал Пантагрюэль.
– Да, но если я заболею и не смогу исполнять супружеские обязанности, – возразил Панург, – а жена, возмущенная моим бессилием, спутается с кем-нибудь еще и не только не будет за мной ухаживать, но еще и посмеется над моей бедой и, что хуже всего, оберет меня, как это мне не раз приходилось наблюдать, то уж пиши пропало, беги из дому в чем мать родила.
– Ну и дела! Уж лучше не женитесь, – сказал Пантагрюэль.
– Да, но в таком случае, – возразил Панург, – у меня никогда не будет законных сыновей и дочерей, которым я имел бы возможность передать мое имя и герб, которым я мог бы завещать свое состояние, и наследственное и благоприобретенное (а что я в один прекрасный день его приобрету, за это я вам ручаюсь, да еще и немалую ренту буду получать), и с которыми я мог бы развлечься, если я чем-нибудь озабочен, как ежедневно на моих глазах развлекается с вами ваш милый, добрый отец и как развлекаются все порядочные люди в семейном кругу. И вот если я, будучи свободен от долгов и не будучи женат, буду чем-либо удручен, то, вместо того чтобы меня утешить, вы же еще станете трунить над моим злополучием.
– В таком случае женитесь себе с Богом! – сказал Пантагрюэль.
Глава X
О том, как Пантагрюэль доказывает Панургу, что советовать в вопросах брака – дело трудное, а равно и о гаданиях по Гомеру и Вергилию [502]
– Вы меня извините, но советы ваши напоминают песенку о Рикошете, – заметил Панург. – Сплошь одни сарказмы, насмешки и бесконечные противоречия. Одно исключает другое. Не знаешь, чего держаться.
– Равным образом и вопросы ваши содержат в себе столько «если» и столько «но», что ничего нельзя обосновать, нельзя прийти ни к какому определенному решению, – возразил Пантагрюэль. – Ведь намерение ваше остается непоколебимым? А это же и есть самое важное, остальное зависит от стечения обстоятельств и от того, как судило Небо.
Мы знаем немало людей, коих это событие сделало такими счастливыми, как будто в их браке отражается идея и образ райского блаженства. Другие же до того несчастливы в семейной жизни, что их состояние можно сравнить разве лишь с состоянием бесов, которые искушают отшельников в пустынях Фиваиды и Монсеррата [503]. Уж раз вы решились попытать счастья, так идите наудачу, завязавши глаза, преклонивши главу, облобызавши землю и положившись на Бога. Никаких ручательств вы от меня не ждите.
Впрочем, если хотите, давайте попробуем вот что. Принесите творения Вергилия, трижды раскройте книгу ногтем, и из стиха, по счету такого-то (об этом мы с вами условимся заранее), нам станет ясно, каков будет ваш брак.
Что гадания по Гомеру многим верно предсказывали судьбу, тому примером служит Сократ; когда ему в темнице прочли стих из речи Ахилла (Илиада, песнь девятая):
”Hmati ѓeu tritatj Fuihu eribwlou iѓoimhu
Я послезавтра, коль не задержусь,
Во Фтии плодородной окажусь [504]*, —
он догадался, что умрет через три дня, и уверил в том Эсхина, как об этом повествуют Платон в Критоне, Цицерон в книге первой De divinatione [505] и Диоген Лаэртский.
Тому примером служит Опилий Макрин; он страстно желал узнать, будет ли он римским императором, и ему вышло следующее изречение (Илиада, песнь восьмая):
W nerou h mala dh se ueoi teirousi machtai,
Sh de bih lelutai, calepou de se ghrazopaxei…
О старче! Ты со всех сторон зажат
В толпе здоровых молодых солдат;
Хилеешь ты, и, жалости не зная,
Тебя теснит к могиле старость злая*.
И точно: Макрин был уже стар, и правил он империей всего лишь год и два месяца, а затем юный и могучий Элагабал низвергнул его и умертвил.
Тому примером служит Брут [506]; он пожелал узнать, каков будет исход Фарсальской битвы, в которой он пал, и ему вышел стих из речи Патрокла (Илиада, песнь шестнадцатая):
Alla me moir’ oloh ѓai Lhtouz eѓtaueu uioz
Коварно парка дни мои прервала,
И Фебова стрела в меня попала*.
Боевым кличем в той битве было имя Феба.
Также и гадания по Вергилию пользовались известностью еще в древние времена и предсказывали из ряду вон выходящие случаи и крупнейшие события вплоть до восшествия на престол Римской империи, как это произошло с Александром Севером, которому открыл его судьбу следующий стих (Энеида, песнь шестая):
Tu regere imperio populos, Romane, memento…
О римлянин! Став властелином мира,
Не нарушай без надобности мира*.
В самом деле, несколько лет спустя он и правда стал римским императором.
Сошлюсь на римского императора Адриана: мучимый сомнением, что о нем думает и какие чувства питает к нему Траян, он прибегнул к гаданиям по Вергилию и напал на следующие строки (Энеида, песнь шестая):
Quis procul ille autem, ramis insignis olivae
Sacra ferens? Nosco crines incanaque menta
Regis Romani…
Кто, ветвь оливы в руку взяв свою,
Величественно шествует ко мне?
По одеянью и по седине
Я римского царя опознаю*.
Некоторое время спустя он был усыновлен Траяном, а по смерти его стал императором.
Сошлюсь на достославного Клавдия Второго, императора римского, который прочел следующий стих (Энеида, песнь шестая):
Tertia dum Latio rognantem viderit aestas.
Ты в Риме воцарился, но другой
Придет на третье лето за тобой…*
И точно: он царствовал только два года.
Тому же Клавдию, когда он пожелал узнать судьбу своего брата Квинтила, которому он намеревался передать бразды правления, вышло (Энеида, песнь шестая):
Ostendent terris hunc tantum fata.
Судьба на миг его стране покажет*.
Так оно и случилось, ибо Квинтил был убит через семнадцать дней после того, как стал править империей.
Та же участь постигла императора Гордиана Младшего. [507]
Клавдию Альбину, пытавшему свою судьбу, вышло следующее (Энеида, песнь шестая):
His rem Romanam magno turbante tumultu
Sistet eques, etc.
Сей всадник в беспокойный, смутный год
Порядок в римском царстве наведет,
Принудит карфагенян к отступленью
И в Галлии подавит возмущенье*.
Сошлюсь на императора Д. Клавдия, предшественника Аврелиана; он допытывался, будут ли у него потомки, и ему вышло (Энеида, песнь первая):
His ego nес metas rerum, nес tempora pono.
Имению и жизни этих лиц
Не положу пределов и границ*.
