Искра божья - Глазырина Елена

— Что происходит? — перекрикивая нарастающий гул, спросил Джулиано.

— Ландскнехты пошли на штурм — это ясно, как божий день, — сплёвывая кирпичную пыль, ответил Пьетро.

— Герцог и Папа решили дать бой? Очень смело с их стороны, — удивился Артемизий, поправляющий разметавшуюся причёску карманным гребнем.

— Мне кажется, наёмники попросту наплевали на все данные обещания. Чересчур уж соблазнителен жирный кусок, лежащий у них перед самым носом, — заключил де Брамини.

— П-поганые е-еретики! — буркнул Паскуале, невольно втягивая голову в плечи.

Похватав оружие, сваленное под телегой, ученики гуртом бросились к стене и уже начали взбираться по приставным лестницам, когда их остановил окрик сеньора Готфрида:

— Куда понеслись, сукины дети! Жить надоело?! Вниз! Внизу ждите! Пока пальба не стихнет, они на штурм не пойдут.

Примерно через четверть часа канонада выдохлась, и Джулиано рискнул подняться на стену, чтобы обозреть картину готовящегося сражения.

В косых солнечных лучах, поднимавшихся за леском, разодетые, точно попугаи, наёмники строились ровными прямоугольными баталиями. Бледные всполохи света играли на длинных пиках, кирасах, гребенчатых шлемах и стволах мушкетов. Под ленивым утренним ветерком сонно колебались яркие флаги. Пороховой дым рваными лентами стелился над развалинами пригорода. Вся земля у ворот была словно перепахана гигантским плугом. Бронзовые створки погнуты. Кладка стены зияла глубокими рытвинами.

Загрохотали, чеканя ритм, походные барабаны. Тысячи глоток под слаженный топот ног дружно завыли страшный гимн солдат удачи:

— УУУУУУУУУУУУУ!

Кто идёт?

— Мы идём!

На клинках

— Смерть несём!

Смерть парит

— За плечом,

Бойся нас!

— Мы идём!

УУУУУУУУУУУУУ!

Бойся нас

— Стар и млад!

Мы идём!

— Наш отряд

Стопчет вас

— Сапогом!

Нам плевать!

— Мы идём!

УУУУУУУУУУУУУ!

Кровь и боль —

— Это мы!

Страх и смерть:

— Псы войны!

Лучше ляг

— В грязь лицом!

Это мы!

— Мы идём!

УУУУУУУУУУУУУ!

Боевые трубы ландскнехтов пропели сигнал к наступлению. Войско развернулось полукругом на расстоянии пяти сотен шагов от стены. Перед неровной линией баталий на сером коне, в белом камзоле и белых бриджах, сияя начищенными до блеска доспехами, появился Шарль де Бурон, граф де Монпансье. Высоко подняв сверкающий меч, граф пронёсся перед наёмниками, громко выкрикивая:

— Смерть жадным попам! На приступ!

Шеренги расступились, выпуская на передний фланг баталию мушкетёров, состоявшую из трёх линий. Пока первая шеренга наёмников укрепляла в земле опорные сошки для тяжёлых мушкетов и аркебуз, вторая готовилась занять её место. Третья же, не скрываясь, трепала языками с подпирающими её сзади пикинёрами.

Со стены захлопали нестройные выстрелы защитников Конта. Пара человек в рядах противника упала замертво. Кто-то громко ойкнул. Остальная баталия разразилась грубой бранью и загудела. Из-за спин мушкетёров запоздало показались быстро движущиеся вперёд деревянные кромки повез^[192].

Спрятавшиеся за щиты мушкетёры прицелились. Раздался дружный ружейный залп. Войско неприятеля окутало плотное облако сизого дыма. Первая отстрелявшаяся линия отступила, её место тут же заняла вторая, вторую сменила третья, и всё повторилось снова.

Под прикрытием мушкетного огня к стене двинулись отряды пикинёров с длинными лестницами в руках. Стена огрызнулась нестройным залпом и смолкла, заряжая отстрелявшее оружие.

Над Контом поплыл густой церковный набат. Раскатисто загудел гигантский колокол собора Святого Петра. Ему вторили колокола Маджоре, Святой Марии, Валентино, капеллы Доменика, Святого Павла и другие. Неистово голосили звонницы маленьких храмов и часовен. Словно всё небесное воинство в этот час решило встать на защиту вечного города.

— Не зевай, дружище! — Пьетро задорно подмигнул Джулиано и покрепче перехватил меч. — Сейчас попрут, гады.

Джулиано нервно облизал пересохшие губы, вытирая мгновенно вспотевшие ладони о грубую ткань панталон.

— Будьте стойкими, братья! — раздался рядом чей-то сильный, уверенный голос.

Джулиано поднял лицо и взглянул на монаха в серой рясе, забравшегося на самую верхушку триумфальной арки. В его слегка расплывшемся силуэте Джулиано с трудом признал отца Жакомо, встреченного им в начале минувшего лета на консистории.

— Не дадим проклятым еретикам разорить сердце истианского мира! Смерть отступникам! С нами бог!

Сказав это, монах с яростью столкнул на головы наёмников первый увесистый камень. Булыжник ухнул вниз и с размаху проломил несколько деревянных ступенек приставленной к стене лестницы, сколоченной на скорую руку из разного хлама. Ландскнехт, державший её, отбросил испорченную конструкцию. Заметив монаха, он злобно погрозил ему кулаком и поспешил на помощь к напарнику, уже волокущему к городу очередного деревянного кадавра.

Снова грянул мушкетный залп, окутав поле боя сернистым дымом. Защитники ловко попрятались за выщербленные бойницы, прикрывая головы от летящих в разные стороны осколков камня.

Где-то за спинами ополченцев зарокотали дальнобойные пушки Папского замка.

Над сбитыми краями зубцов показались первые сосредоточенные лица наёмников. Защёлкали взведённые арбалеты защитников.

Пьетро рванулся вперёд, полоснув мечом по чьей-то заросшей густой щетиной роже. Джулиано поймал заваливающего набок противника на лезвие меча и с силой вытолкнул его обратно за зубец.

Сталь, высекая искры, пела вечные гимны, прославляющие бога войны. Алая кровь вскипала, лилась, окрашивая забытым румянцем ушедших эпох посеревшие от пыли древние камни. Горячее дыханье сражающихся серебрилось в холодном воздухе. Стоны раненых сливались с предсмертными криками умирающих.

К полудню Джулиано окончательно сбился со счёта тех, кого ему пришлось сегодня отправить на встречу с творцом. Он резал, колол, отбивал удары, защищался и снова резал. Всё в этой кровавой бойне казалось бредовым и неправильным. Многажды отработанные, изящные, выверенные удары стали бесполезны в тесной толчее и сумятице узких площадок стены. Натруженные руки ныли. Реакция притупилась. Покрасневшие от пороховой гари глаза заливал едкий пот.

Всё подножье стены по обеим сторонам было густо завалено трупами беспрерывно лезущих наверх наёмников. Ещё немного, и по ним можно будет взобраться без всякой лестницы.

Каждая новая волна атаки отбивалась всё тяжелее. Порой де Грассо казалось, что он слышит, как скрипят и вязнут в перемолотых телах ржавые спицы колесницы Арея. Силы защитников таяли, как белое масло на сковородке, и неоткуда было взять новых взамен раненым и ослабевшим. А наёмники продолжали переть на стены, точно дерьмо из подтопленной весенним паводком клоаки.

За неполных восемь часов сражения количество учеников Майнера сократилось почти на треть. Паскуале лежал где-то внизу, среди телег, там же, куда и упал, нелепо заколотый сразу с двух сторон перевалившими через зубцы ландскнехтами. Он глядел остановившимися глазами в зимнее небо цвета стали, и его кровь, насквозь пропитавшая чёрно-жёлтую тренировочную куртку, уже остыла. Рядом с ним нашли последний приют ещё с десяток «птенчиков», чьи души в этот день улетели на небеса.

Сильно израненного Артемизия оттащили в госпиталь, развёрнутый на Капитолийском холме в школе сеньоры Обиньи. Маэстро Готфрид теперь бился левой рукой, так как правая уже часа два висела на грубой перевязи. Пьетро походил на выходца из ада: его одежда окончательно порвалась, заляпалась чужой и своей кровью вперемешку с копотью, волосы растрепались, слиплись от пота и походили на воронье гнездо. Джулиано предполагал, что и сам сейчас выглядит не лучшим образом.