"Великая река". Компиляция. Книги 1-8 - Токацин .

- Эррх, - Нингорс высунул морду из котла, с сожалением заглянул в пустую посудину, проглотил оставшуюся рыбину и облизал нос. Тонкая кожа уже затянула прорехи на его крыльях, и Кесса видела, как под прозрачной нежной плёнкой прорастают и переплетаются алые жилки.

Скамья под Речницей едва заметно дрожала, и вся улица сотрясалась от тяжкого гула. Гудела соседняя гора. Это был не приглушённый расстоянием и стенами грохот дробилки – к нему Кесса уже привыкла. Так гудели, сотрясая землю, подходящие к пристани подземные корабли-халеги.

- Тут где-то пристань, - заметила странница. – Это отсюда привозят хуллак? Я видела доспехи из него… и рукавицы, и щиты.

- Сианги копают его, - проворчал Нингорс. – Только они не умирают от хуллаковой пыли. Им даже печати не нужны.

Он потрогал чёрно-алую корку, покрывшую его нос, и поморщился. Кесса сочувственно поцокала языком.

- Всё ещё болит? Тебя отвлечёт немного, если я причешу твою шерсть? – она копалась в сумке, разыскивая гребень.

- Не думаю, - фыркнул хеск, отряхивая с крыльев пепел. Его мех, когда-то рыжевато-бурый, почти почернел от копоти и грязи, дым огненной реки въелся в него намертво. Чёрные несмываемые полосы нарисовались и на куртке Речницы, и на сапогах, подошвы вовсе почернели, и в них впились мелкие осколки земляного стекла. Кесса задумчиво вынимала их и заталкивала в расселину скалы.

- Когда тут спят? – спросила она, выискивая на небе солнце. Его давно не было – город спрятался под чёрным куполом, прорезанным алыми сполохами, но на улицы мгла не просочилась – везде горели крупные цериты, вмурованные в стены, а мостовые мерцали от церитовой пыли. Дробилка всё так же грохотала вдалеке, где-то шелестела вода, текущая по проложенным в скалах туннелям, и торговец-Сианг по-прежнему разливал сок хрулки по кружкам. В его глазах не было и намёка на дремоту.

- Я слышал, что они совсем не спят, - прошептал Нингорс, оглянувшись. – Никогда.

- Нуску Лучистый! – охнула Кесса. – Никогда не спят?!

- Да отстань ты от богов! – рявкнул хеск, недобро сверкнув глазами. – Они-то чем тебе помогут?!

Кесса, надувшись, отвернулась от него, но тут же забыла обиду – на скамье у скалы, разложив на сухих листьях рыбу и плошки с жареными грибами, устроились Оборотни. Они были угрюмы и переговаривались вполголоса. Только двое из них носили бороды. Один, круглолицый и гладкощёкий, делил снедь между двумя «волчатами». Они и впрямь были похожи на зверей – остроухие, до пояса покрытые клочковатым мехом, только лица, почти человеческие, белели из шерсти. Ухватив одну рыбину с двух сторон зубами, они начали тянуть и дёргать её – но один из бородатых Оборотней ущипнул их за уши, и они притихли.

- Маленькие Оборотни, - хмыкнула Кесса. – Все в шерсти. Вот что странно – тут столько Сиангов, а где их дети? Да и женщин я не видела… Или мне их не отличить?

- Есть большие Сианги и мелкие, кто-то из них – самка, - пожал плечами Нингорс. – Обычное дело. Но дети… Я слышал, они рождаются прямо из скал – сразу взрослыми.

- Хаэй! Хватит болтать о наших делах, - прикрикнул на него торговец-Сианг. – Своими займись.

Нингорс повернулся к нему, прижав уши. Сианг показал в ухмылке четыре клыка. Из переулка мягкими неслышными шагами выбирался патруль – четверо воинов, цериты, вставленные в наконечники их копий, горели ровным золотым огнём. Кесса покосилась на них и толкнула Нингорса в бок.

- Пойдём, поищем ночлег. Во сне у тебя быстрее всё заживёт.

Хеск нехотя отвернулся от насмешника и поднялся со скамьи. Его котёл и кружка Кессы вместе со множеством других опустевших посудин повисли на верёвке с крючьями – подъёмнике, свисающем из окна харчевни. Сианг, заметив возвращение котла, потянул за трос, втаскивая всю посуду в дом.

«Всё-таки тут принято спать,» - думала Кесса, с любопытством заглядывая в глухие переулки и тупики. Чем бы они ни были раньше, сейчас они стали огромной спальней под открытым небом. Вороха циновок и старых вытертых шкур были разложены там, и в них завернулись разнообразные хески. Кто-то дремал, прилепившись к стене или ухватившись когтями на край крыши. Сианги проходили мимо, не обращая на чужаков внимания.

- Нингорс, ты нигде не видишь свободного места? – тихо спросила Кесса. Спальные переулки тонули во мгле, даже те маленькие цериты, что были приделаны к стенам, сейчас обернули сухими листьями или повесили на них потрескавшиеся чашки. Как Речница ни щурилась, она не видела ни одной пустой циновки – под каждой что-то бугрилось, дрожало, ворочалось…

- Слишком много хесков, - буркнул Нингорс и свернул на лестницу, уходящую по склону горы к другой, более узкой улице. – Может, там тише…

Он был угрюм, часто морщился и облизывал нос. Встречные Сианги обходили его стороной, без страха, но с оглядкой.

- О! Тут, кажется, есть свободная циновка, - заметила Кесса, заглянув в тупичок. Вороха подстилок были набросаны у стены, часть растащили по дальним углам – оттуда на возглас странницы ответили недовольным ворчанием. Она виновато кивнула и приложила палец к губам.

- Здесь? – Нингорс подозрительно огляделся по сторонам, облизал нос и принюхался. – Хм… Может быть.

Соседняя стена с оглушительным лязгом дрогнула, и по камню протянулась длинная тонкая трещина. Дикий вой пронёсся по улице, и Нингорс, оскалившись и прижав уши, повернулся к разбитой стене. Та лязгала и содрогалась – покорёженная дверная плита ползла вверх, но её перекосило, и камень громко скрежетал о камень. Вой оборвался рявканьем, из пролома полыхнуло зеленью.

- Что?! – чёрная грива Нингорса поднялась дыбом, он сцапал Кессу на плечо и оттолкнул к дальней стене. – Какой ещё Рух, и какие ещё обещания?!

Дверь наконец открылась, и наружу кубарем выкатился встрёпанный Алгана. За ним, направив на него копья, вышли трое Сиангов. Хеск, не успев долететь до стены, извернулся и вскочил на ноги. Его мех вздыбился, глаза горели багровым огнём. Он хрипло взвыл.

- Отродья Руха! Я знаю, это он затеял, это его ловушки! Ему что, мало?! Скупая тварь, бесчестная падаль! Отпустите меня, вы, Руховы прихвостни!

- Хоатиг, - еле слышно обронил Нингорс, пригибаясь к земле, и стиснул зубы так, что на губах выступила кровавая пена. Кесса изумлённо мигнула.

- Кто тебя держит?! – раздражённо пожал плечами самый рослый из Сиангов. – Возьми аметист и проваливай! Дверь зачем было ломать?!

Алгана отступил на шаг и пригнулся, сверкая глазами. Он готов был к прыжку, и Сианги, увидев это, разом наклонили копья.

- Тихо! Я сказала – ты можешь лететь! – рявкнул самый рослый из них, и Кесса вновь изумлённо мигнула. – Тут нет никакого Руха, иди, ищи его где-нибудь ещё!

Алгана взвыл.

- Я знаю, что он здесь! Кто ещё ловит себе рабов?! Это он, его воронка… Пусти меня к нему, серая тварь, я буду говорить с ним!

Его пальцы налились изжелта-зелёным огнём, и Сианги с воплями досады вскинули копья. В переулке заворочались, разбуженные хески выглянули наружу и тут же попрятались, во весь голос поминая Вайнега.

- Хоатиг! – Нингорс шагнул вперёд, и Алгана, вздрогнув всем телом, развернулся к нему. Тут же его глаза сверкнули ярче прежнего. Двое хесков стояли друг напротив друга, прижав уши и оскалив клыки, и Кесса, поёжившись, шагнула назад. «Нуску Лучистый! Хоатиг – это же тот, кто…» - она зябко вздрогнула и тихо, стараясь не звенеть подвесками, взялась за шнурок Зеркала. «Ох, не договорятся они миром…»

- Ты?! Я знал, что это дом Руха! Так он оставил тебя себе? – Хоатиг выплюнул последнюю фразу и осклабился, но тут же ошарашенно фыркнул. – Почему не в цепях? Почему…

- Твой колдун мёртв, - ухмыльнулся Нингорс. – Это не его дом. Отвечай за себя. Что ты сделал со мной?

- Ты?! Ты, ты… Как ты мог… как он, проклятый знорк… - Хоатиг, не договорив, скрипнул зубами. – Никому нет веры! Всё сам, всё я должен был сделать сам! Почему тебя оставили в живых?!

Зелёный огонь растёкся по его запястьям, и Кесса бросила Зеркало Призраков в воздух – точно между двумя хесками, и в последний миг успела выпустить шнурок. Ослепительная вспышка хлестнула по глазам, осветив улицу ярче всех солнц и лун, и луч, не долетев до цели, впился в тёмную пластину древнего стекла. Повиснув на долю мгновения в воздухе, она упала на мостовую, накалившись докрасна. Оплавленная оправа шипела и потрескивала, и едкий дымок поднялся над ней.