— Не время мечтать, Майкл, — мягко сказал Янчи. Он наклонился и раздвинул камыши. Перед ними расстилался лед футов десять шириной и уходивший в обе стороны, насколько хватало глаз.
Рейнольдс спросил:
— Канал?
— Нет. Всего лишь канава. Маленькая сточная канава, но она — важнейшая в Европе. На той стороне лежит Австрия. — Янчи улыбнулся. — До свободы пять метров, Майкл, там вас ждет свобода и успех миссии. Теперь вас никто и ничто не остановит.
— Никто и ничто, — автоматически повторил Рейнольдс. Голос его был вялым и безжизненным. Желанная свобода сейчас совсем не интересовала его, а успех миссии тем более: цена оказалась слишком высокой. Он вздрогнул. — Становится холоднее, Янчи. Вы уверены, переход безопасен? Поблизости нет пограничников?
— Уверен, переход безопасен.
— Тогда не будем терять времени. Пойдемте.
— Нет. Только не я. — Янчи покачал головой. — Пойдете вы, Майкл, профессор и Юлия. Я остаюсь здесь.
Рейнольдс кивнул. Он ожидал, что Янчи поступит именно так, и также знал, что возражать и настаивать бесполезно.
Юлия схватила отца за отвороты пальто.
— Что ты сказал, Янчи? В чем дело?
— Пожалуйста, Юлия. Ты же все понимаешь. Я остаюсь.
— О, Янчи, Янчи! — Она теребила отвороты его пальто. — Ты не можешь, не должен оставаться в этой стране после того, что произошло! После того, что пережил! Нет. Не должен!
Он обнял дочь.
— У меня здесь еще много неоконченных дел, много работы, и я только-только начал ее делать: если я не закончу ее, Граф этого мне не простит. — Своей изуродованной рукой он погладил светлые волосы дочери. — Юлия, как же я смогу принять свободу, когда знаю, что тысячи людей не получат ее, я должен помочь им обрести свободу — никто не сможет помочь им так, как я. Ты предлагаешь мне обрести свободу за такую цену? Неужели ты думала, что я буду вкушать свободу там, на Западе, а молодежь моей страны будут угонять на Черноморский канал, старух заставлять работать на покрытых снегом свекольных полях? Неужели ты так низко ценишь меня?
— Янчи. — Девушка уткнулась лицом в его плечо, она с трудом сдерживала рыдания. — Я не уйду без тебя.
— Ты должна. Теперь ты известна агентам АВО, и в Венгрии для тебя нет места. А я буду жить так, как жил раньше. Шандор и Козак по-прежнему будут заботиться обо мне.
Услышав его слова, Козак подтянулся, выпрямился, даже как бы стал выше ростом.
— Неужели ты сможешь расстаться со мной?
— Ты уже не нуждаешься во мне, дочка. Все эти годы ты оставалась со мной, потому что жила мыслью, что нужна мне, а теперь Майкл позаботится о тебе. Ты это знаешь.
— Да. — Голос ее звучал еще глуше. — Он очень добрый.
Янчи взял дочь за плечи, отстранил на расстояние вытянутой руки и посмотрел на нее.
— Для дочери генерал-майора Иллюрина ты очень глупая девчонка. Разве ты не знаешь, дорогая, что если бы не ты, то Майкл вообще не вернулся бы на Запад.
Она повернулась и посмотрела в глаза Рейнольдсу.
— Это... это правда?
— Правда. — Рейнольдс едва заметно улыбнулся. — Был длительный спор, и я проиграл. Твой отец, как я ни убеждал его, не согласился взять меня в свою организацию.
— Извините. Я не знала. — Голос Юлии стал безжизненным. — Это конец.
— Нет, дорогая моя, это лишь начало. — Янчи обнял дочь.
Ее плечи вздрагивали от беззвучных рыданий.
Янчи посмотрел через ее плечо на Рейнольдса и Шандора. Рейнольдс молча потряс протянутую изуродованную руку Янчи, пробормотал «до свидания» Козаку и стал спускаться вниз. За ним — Шандор. Он держался за один конец хлыста Козака, а Рейнольдс, легко ступая по льду, — за другой. После сделанного им второго шага лед треснул, и он очутился в ледяной воде, доходившей ему до бедер, но он, не обращая внимания на этот леденящий холод, взломал лед перед собой и выбрался на противоположный берег. Австрия, сказал он себе, Австрия, не вкладывая никакого смысла в это слово.
Кто-то вошел в воду после него, повернувшись, он увидел Шандора, который нес на руках доктора Дженнингса. Пока Рейнольдс помогал доктору забраться на берег, Шандор вернулся на венгерскую сторону, взял на руки Юлию и перенес ее. На момент она в отчаянии обхватила его за шею, как бы пытаясь удержать хрупкую связь с той жизнью, которую покидала, Рейнольдс протянул руки, осторожно отстранил девушку от Шандора и поставил рядом с собой.
— Не забудьте того, о чем я вам говорил, доктор Дженнингс, — тихо напомнил Янчи. Он и Козак стояли на противоположном берегу.
— Не забуду. — Дженнингс дрожал от холода. — Никогда не забуду. Я всегда буду помнить.
— Хорошо. — Янчи слегка склонил обмотанную бинтами голову, прощаясь с ними. — Да будет с вами Господь -ДОВИДЗЕНЬЯ.
— ДОВИДЗЕНЬЯ, — отозвался Рейнольдс. — Довидзенья — до встречи. — Он повернулся, подхватил Юлию и Дженнингса под руки и повел их — дрожащего старика и плачущую девушку — вверх по пологому склону к свободе. Взобравшись на верх склона, он обернулся и проводил взглядом троих людей, медленно бредущих по венгерской болотистой почве, не оглядывающихся и постепенно скрывающихся в зарослях высокого камыша. Рейнольдс долго смотрел им вслед, зная, что никогда не увидит никого из них.
Дрейфующая станция «Зет».
Глава 1
Капитану третьего ранга ВМС США Джеймсу Д. Суонсону, приземистому, расположенному к полноте крепышу, было под сорок. Черные как смоль волосы, румяное, словно у херувима, лицо, веселые морщинки в уголках глаз и губ — все наводило на мысль, что перед вами этакий весельчак и гуляка, душа компании недалеких, беззаботных морячков. Во всяком случае, от первой встречи с американцем у меня осталось именно такое впечатление. Но, поразмыслив, я решил, что человек, назначенный на должность командира новейшей и мощнейшей во всем атомном подводном флоте лодки, должен, пожалуй, обладать и какими-то другими качествами. Присмотревшись к офицеру, я обнаружил в нем то, что должен был бы заметить сразу, если бы не сырой свинцовый туман и не зимние сумерки, опускавшиеся над заливом Ферт-оф-Клайд. Его глаза. Это были глаза кого угодно, но только не хлыщеватого, с потугами на остроумие, бонвивана. Таких холодных, как сталь, глаз я в жизни своей не видел. Взгляд их был пронзителен, как бор дантиста, ланцет хирурга или электронный микроскоп ученого. Оценивающие глаза. Сначала они оценили меня, затем бумагу, которую офицер держал в руке. Однако владелец их ничем не выдал мнения, к которому пришел.
— Весьма сожалею, доктор Карпентер, — произнес подводник, как и подобает уроженцу Юга, растягивая слоги. Спокойно и учтиво, но без нотки сожаления. Затем, сложив телеграмму, сунул ее в конверт и протянул мне. — Не могу ни считать эту телеграмму убедительным документом, ни принять вас на борт в качестве пассажира. Я ничего не имею против вас лично, но у меня есть приказ.
— Документ для вас неубедителен? — Я вынул телеграмму и ткнул пальцем в подпись. — А это кто подписал? Мойщик окон в адмиралтействе, что ли?
Взглянув повнимательней на лицо командира субмарины, я понял, что шутка получилась плоской. Он четко проговорил:
— Адмирал Хьюсон — командующий Восточной дивизией сил НАТО. Во время учений НАТО я подчиняюсь ему. Но в остальное время я ответственен лишь перед Вашингтоном. Сожалею, но сейчас именно тот самый случай. Кроме того, доктор Карпентер, вы могли договориться с кем-то в Лондоне, чтобы тот послал такую телеграмму. Она даже не на служебном бланке.
Ничего не скажешь, бдительный господин. Но подозрения его совершенно безосновательны.
— Можете связаться с ним по радиотелефону, коммандер.
— Вполне, — согласился офицер. — Но это все равно не будет иметь никакого значения. Лишь американские граждане, имеющие соответствующие полномочия, вправе находиться на этом корабле. Причем подтверждение должно прийти из Вашингтона.
