"Великая река". Компиляция. Книги 1-8 - Токацин .

— Ашш, — острые зубы, выпирающие из пасти, очень мешали хеску говорить. — Ашшта! Ашшт!

— Что? — Речник неохотно поднялся и протёр глаза. Квэнгин висел на нём, обхватив бока крыльями.

— Ашш! Ашшши!

— Проголодалась? — Фрисс зевнул и потянулся к тюкам. — Река моя Праматерь, скорее бы ты научилась жевать…

— Аста, — Нецис протянул Речнику ещё горячий запечённый корень. — Это её имя. Она говорит, что её зовут Аста. Фрисс, ты напрасно повесил на себя этот никчёмный груз. Тебе что, совсем нечем заняться?

— Аста, — Речник осторожно провёл пальцем по уху Квэнгина. — Я запомню. Оставь её в покое, Нецис. Вспомни, где я нашёл тебя — и что было потом.

Незадолго до полудня они сделали привал. Двухвостка разрыла мох, хранящий последнюю влагу давних дождей, и плюхнулась брюхом в грязь. Она громко сопела и разевала пасть, как рыба, выброшенная на берег, — вязкий воздух полудня мало годился для дыхания. Фрисс смотрел на небо, залитое золотом, на смутную дымку высоко над землёй — всё, что осталось от туч Великого Леса. Ему мерещились серебристые высверки в небесах — рой чего-то мелкого летел над джунглями, полыхая на солнце белым огнём.

— Небесные змеи любят жару, — пробормотал он, морщась от слишком яркого света. — Вот бы они принесли дождь… Нецис! Как ты думаешь, за Гиблыми Землями сейчас такая же сушь?

— Та-а… синхи, — слабо кивнул Некромант. Его мысли были далеко. Он отошёл в сторонку от лагеря и стоял на крошечной полянке под столбом солнечного огня, и его кожа как будто потемнела и подёрнулась зеленцой, похожей на пряди ползучего мха. Фрисс смотрел на него с тревогой — полуденная вспышка близилась, и падать, если что, Некроманту пришлось бы лицом в засохшую грязь.

— Хоть бы они там договорились с дождями, — покачал головой Речник. — Там с водой всегда беда, а если Тзангол ещё до них добрался… Бездна! Нецис, иди в тень!

— Синхи кэи ато, — криво усмехнулся Некромант и вскинул руки. — Илкор ан Каима…

Свет расплавленным золотом потёк с неба. Солнце, распухшее вчетверо, повисло над лесом, выжигая последние тени. Речник вскочил, едва не уронив Асту, детёныш неуклюже растопырил крылья и захлопал ими, Фрисс метнулся к Нецису и остановился. От потемневшей кожи Некроманта тянулся серый дымок, пахнущий гнилью. Колдун выставил вперёд руку, отгоняя Речника, и сделал неуверенный шаг, потом ощупал свои плечи и голову — и тихо хихикнул. Чёрный агат на его груди выпустил клуб серебристого дыма, по спине Речника пробежал холодок, Аста с испуганным писком перебралась за спину и повисла там, цепляясь когтями за плечи Фрисса.

— Та-а… синхи! — усмехнулся Нецис, потирая руки. Дым повалил пуще прежнего. Серый покров стекал с Некроманта, пятнами проступала одежда, ничуть не затронутая тленом, и мертвенно-бледная кожа.

— Синхи! — колдун снова хихикнул и шагнул в тень. Солнечный жар медленно ослабевал, распухший диск в небесах уменьшался, — испепеляющий взгляд Згена скользнул по южным лесам и обратился к западу. Нецис поднял руки, и серая дымка переползла на его ладони и развеялась вовсе.

— Работает, — усмехнулся Некромант. — Та-а, илкор ан Лар-Илри, всё-таки работает… Хвала Каиме!

Речник изумлённо мигнул.

— Нецис! Что ты сейчас сделал?! — он схватил мага за плечо и встряхнул. — Полуденная вспышка… тебе же даже плохо не стало! Что ты сделал?!

— Ничего, что заслуживало бы внимания, — Некромант устало протёр глаза и опустился на панцирь Двухвостки. — Я очень боюсь, Фрисс. Боюсь, что не смогу даже близко подойти к Тзанголу. Если слабая часть силы его создателя размазывает меня по земле… тогда я бесполезен. Этот покров опасен — никогда не прикасайся к нему, если только не захочешь остаться без руки — но польза от него определённо есть…

У Киньямкелы была городская стена — вот только Фрисс, наткнувшись на неё в одиночку, не вдруг распознал бы стену в этой груде больших и мелких камней, опутанных корнями и утыканных кольями. Некоторые камни раньше были гладкими кусками ровных стен — какая-то нерсийская постройка была разбита в крошево и свалена длинной грудой вокруг городка. За воротами, в тенистом закутке под навесом, хвастались добычей двое охотников — они и прибежали протаскивать Двухвостку сквозь то, что в Киньямкеле звалось воротами. Городская стража, изнывающая от жары под кожаной бронёй, отсиживалась в тени. Фрисс слышал тихие удивлённые голоса, но подойти к «коатекам» ближе никто не решился — и даже охотники, увидев лицо Речника и чёрное существо за его плечом, вскрикнули и отступили, указывая на него пальцами.

«А с дичью-то плохо,» — покачал головой Фрисс, разглядывая их добычу — она осталась под присмотром стражников у входа в хижину, слепленную вместе со стеной из тех же обломков. К палке были привязаны две крупные короткохвостые и толстомордые крысы пёстрой окраски, из брошенного рядом узла выглядывали щупальца летучих медуз, — больше не было ничего.

Флона, фыркая и цепляясь за всё подряд краями панциря, проползла сквозь базар, раскинувшийся у стены. Фрисс смотрел вперёд, Аста за его плечом непрерывно шипела и скалилась — она тоже чувствовала любопытные взгляды и видела, как одни, подхватив товар, шарахаются за шатры и чужие спины, а другие подбираются поближе, на всякий случай сжимая в руках что-нибудь тяжёлое.

— Я ищу Умма Ксази, — громко сказал Речник, поднимаясь во весь рост. — Кто-нибудь из них тут есть?

Негромкий гул пробежал по базару. Любопытные Призыватели, ранее оттеснённые от дороги, протиснулись сквозь толпу и подпрыгивали на обочине, взволнованно перекрикиваясь.

— Умма Ксази? Иди к храму! — отозвался один из них. — В доме Укухласи найдёшь уважаемого Ксази. Там большие дни, там праздник — странники были в городе мёртвых и вернулись живыми, там рады всем путникам! Иди в дом Укухласи, о коатек.

Речник слышал, как за его спиной шуршат дверные завесы, и жители встревоженно шепчутся, — но никто не тронул путников, и ни одно злое слово не полетело им вслед. Фрисс разглядывал высокие фундаменты, сложенные из обломков базальта, и толстые канаты, торчащие из щелей в стенах и крепко привязанные к каменным штырям. Такие штыри были у каждой хижины — даже у тех, которым не хватило камня на фундамент.

— Та-а… Киньямкела уходит в плавание каждую осень, — Нецис с усмешкой указал на верёвки. — Мы едем сейчас по дну, Фрисс. Когда дожди приходят в Великий Лес, вода тут поднимается на три твоих роста, и все эти хижины всплывают и болтаются на привязи. Я вижу фляжку и сандалию над вон той дверью, Фрисс. Не знаю, хватит ли на этом постоялом дворе места для Двухвостки, но людям тут не слишком просторно.

— Флона себе место найдёт, — махнул рукой Речник. — Держи, Нецис, — этого хватит на день постоя. Устраивайся, устраивай Флону и Алсага, ешь и отдыхай. Я вернусь к вечеру. Надо сказать жрецам про уачедзи…

— Та-а… ты по-прежнему неосторожен, Фрисс, — покачал головой Некромант. — Держи амулет на виду.

Эта хижина была побольше других — но на неё, как и на другие дома Киньямкелы, не хватило камня. Крытая листьями высокая крыша-конус поднималась на три человеческих роста, и с неё свисали шелестящие гирлянды лепестков Гхольмы. В чаше для пожертвований одиноко лежал пучок длинноногих болотных грибов. Речник хмыкнул и положил рядом черешок Чокры.

— Хвала Укухласи! — он едва не задел притолоку, входя в дом. Внутри тускло мерцали мелкие цериты, развешанные по стенам, тянулся дым от одинокой курильницы перед статуей, погружённой в полумрак. Служитель в красных одеждах задумчиво вертел в руках тусклый кристаллик, белая крыса в углу нанизывала лепестки Гхольмы на длинную нить, ещё одна сидела за курильницей и, насторожив уши, слушала тихие слова второго жреца в красном. На голос Речника обернулись все.

— Хэ! — подпрыгнула крыса с лепестками. — Крылатая тень за его плечом!

Служитель поднял повыше кристалл, освещая лицо Речника. Фрисс сжал в кулаке ремешок, на котором болталась костяная рыба, и подставил амулет под луч светильника.