Задача, стоявшая перед членами Спецкомитета, была очень непростая — предстояло выбрать месторасположение Горной станции из шести предложенных вариантов:
1) площадка в районе реки Иртыш,
2) площадка в районе западного берега озера Балхаш,
3) площадка в районе реки Ишим у станции Атбасар,
4) площадка южнее города Кустанай в районе Наурзумского заповедни ка,
5) площадка южнее озера Гусиное в Забайкалье,
6) площадка в районе пяти озёр севернее города Чита.
Все варианты сопровождались подробнейшим перечнем достоинств и недостатков. Они включали в себя географические координаты, удалённость от железной дороги, от населённых пунктов и от государственных границ, обеспеченность аэродромами, условия жилья, характер рельефа местности и даже особенности почвенного покрова.
Те, кто представлял вопрос на обсуждение (А. Завенягин, М. Воробьёв, М. Садовский, С. Александров и П. Рожанович), обратились к Берии с предложением:
«… утвердить для строительства Горной станции площадку № 1 в районе Иртыша».
Аргументы приводились следующие:
«Эта площадка совершенно пустынна, центр площадки диаметром 20 км окружён грядой холмов до 40 м и выше. Площадка имеет хорошие естественные грунтовые дороги и вполне обеспечена водой. На самкой площадке имеется естественный аэродром, пригодный для эксплуатации транспортной авиации и средних бомбардировщиков. Для эксплуатации тяжёлых бомбардировщиков возможно использование существующего аэродрома гражданского воздушного флота, удалённого от г. Семипалатинска на 6 км.
К недостаткам этой площадки относятся удалённость её на 170 км от железной дороги и наличие в г. Семипалатинске китайского консульства, которое, по нашему мнению, должно быть оттуда удалено».
Изучив представленные документы, Спецкомитет постановил:
«Принять представленное заместителями начальника Первого главного управления тт. Завенягиным и Александровым, начальником Горной станции т. Рожановичем и научным руководителем станции т. Садовским предложение об утверждении для строительства Горной станции площадки № 1 в р-не р. Иртыш в 170 км западнее г. Семипалатинска.
Проект Постановления по данному вопросу представить Председателю Совета Министров Союза ССР товарищу Сталину».
Заседания, решения, постановления
10 июня 1947 года члены Спецкомитета вновь обсудили вопрос о том, как ускорить процесс создания атомной бомбы. Ведь время шло, а долгожданного оружия всё ещё не было.
В чём причина?..
Не хватает специалистов?.. Дадим! В месячный срок обеспечим!
Что, в месячный долго?.. Дадим через две недели! Через десять дней! Только назовите, сколько людей вам требуется!..
И тотчас было принято решение, которое занесли в ту часть протокола, которая называлась «О мерах по обеспечению развёртывания работ КБ-11»:
«Поручить т. Кузнецову А.А. совместно с тт. Зерновым и Александровым в декадный срок подобрать 36 человек специалистов из числа наиболее способных научных работников и инженеров, членов ВКП(б) и
ВЛКСМ, окончивших вузы и втузы в 1945–1947 гг. согласно прилагаемому перечню специальностей (Приложение № 2), и направить их в распоряжение Лаборатории № 2, независимо от места работы этих специалистов в данное время».
Алексей Александрович Кузнецов, которому поручалось это ответственейшее дело, во время войны занимал пост секретаря Ленинградского обкома партии. Сталин отозвал его в Москву и назначил секретарём ЦК, курирующим МГБ и МВД. Теперь «т. Кузнецов А.А.» приобщался и к атомному делу.
Одним из «специалистов», способным пополнить ряды советских «бомбоделов», мог стать физик-аспирант А.Д. Сахаров, который в 1947 году впервые переступил порог кабинета Игоря Курчатова. Впоследствии об этом событии Андрей Дмитриевич написал так:
«Курчатов сидел за письменным столом, разговаривая со мной, он изредка поглаживал свою густую черную бороду и поблескивал огромными, очень выразительными карими глазами. Напротив на стене висел большой, в полтора роста, портрет И.В. Сталина с трубкой, стоявшего на фоне Кремля, написанный маслом, несомненно — подлинник; не знаю, от кого из придворных художников. Это был символ высокого положения хозяина кабинета в государственной иерархии (портрет висел некоторое время и после ХХ съезда)».
Молодому аспиранту, сидевшему напротив сталинского портрета, даже в голову не могло придти, что ожидает его на новом поприще. А между тем Андрею Сахарову предстояло создать водородную бомбу, стать Героем Социалистического труда, лауреатом Сталинской премии, доктором наук (без защиты диссертации) и академиком (минуя, как и Курчатов, стадию члена-корреспондента). Но это всё произойдёт через шесть лет.
А пока они просто беседовали. Курчатов и Сахаров. Академик приглашал аспиранта на работу в свою засекреченную фирму, которая так нуждалась в способных «специалистах», и которой так благоволил вождь — тот самый, что был изображён на фоне Кремля.
19 июня 1947 года Сталин подписал очередной «проект», подготовленный Спецкомитетом. «Проект» сразу превратился в Постановление правительства под номером 2141-563сс/оп. Оно давало старт строительству секретнейшего полигона, который с этого момента уже вполне официально получал название «Горная станция».
И строительство «станции» тут же началось.
В тот же день Сталин поставил свою подпись под ещё одним постановлением Совмина (№ 2143-565сс/оп): «О мерах по обеспечению развёртывания работ на объекте № 550». Речь шла уже о КБ-11. У этого правительственного акта было пять приложений. Обратим внимание на четвёртое, в котором вновь проявился типичный бериевский стиль (подавать на подпись вождю всякие мелочи):
«2. Разрешить Первому главному управлению при Совете Министров СССР построить на объекте № 550 лабораторный корпус вместо двухэтажного трёхэтажный.
Председатель Совета Министров Союза СССР И. Сталин».
А Спецкомитет 19 июня отправил в десятидневную командировку на Урал Авраамия Завенягина, Игоря Курчатова, а также двух заместителей начальника ПГУ генерала Александра Комаровского (он же — начальник Главпромстроя НКВД) и Николая Борисова (он же — заместитель председателя Госплана СССР). Цель поездки была сформулирована так:
«… для проверки состояния строительства и подготовки к монтажу завода № 817, а также для принятия мер на месте по обеспечению строительно-монтажных работ».
9 августа 1947 года в комнату, в которой заседал Специальный атомный комитет, вновь были приглашены «министр вооружённых сил СССР т. Булганин, маршал инженерных войск Воробьёв, генерал армии Антонов и начальник объекта № 905 Министерства вооружённых сил СССР т. Рожанович». В повестке дня, как нетрудно догадаться, стояли вопросы «Горной станции». В протоколе заседания они названы «организационными». В их обсуждении приняли участие Булганин, Вознесенский, Ванников, Воробьёв и Берия.
Что задумали «организовать» столь высоко поставленные начальники и вожди, видно из принятого решения:
«Горную станцию» впредь именовать «Учебный полигон № 2 Министерства вооружённых сил СССР»».
Выходит, что только для «организации» этого переименования, Берия и вызвал министра, маршала и двух генералов. Удивляться тут нечему — ведь Сталин в этот день утверждал этажность строившейся лаборатории. Вожди готовы были идти на всё, лишь бы поскорее заполучить желанную атомную бомбу.
Секретные предприятия, возводившиеся на Урале и остро нуждавшиеся в специалистах, тоже получили «организационную» помощь. Спецкомитет постановил:
«Поручить тт. Курчатову, Кикоину, Ванникову, Завенягину и Борисову определить, сколько и каких специальностей работников нужно для заводов № 817 и 813.
… ещё раз рассмотреть и уточнить по министерствам количество мобилизуемых работников для заводов № 817 и 813, исходя из необходимости мобилизации их преимущественно из машиностроительных министерств».
