— Профессор, — взмолилась Марина, — но от нас же требуют.
— В общем, так! — сказал профессор. — Я, как всегда, буду проводить лекцию в студии! — И он грозно швырнул трубку на рычаг.
Трубка не ожидала такого действия в отношении себя. Она немедленно развалилась на две части. Из нее выпал маленький микрофон, о котором профессор говорил на своей лекции вчера, и небольшой наушник, о котором он собирался говорить сегодня.
«Какая жалость, что она не разбилась на прошлом занятии, — подумал профессор. — Телезрители сразу бы и увидели, как микрофон выглядит. А то „Шапка золотоискателя“, „Моя собачка любит рисовый суп“!»
Слава богу, на улице сильно похолодало. Профессор надел подарочные унты и отправился в студию. Свою лекцию он начал так:
— Дорогие телезрители, допустим, к нам с вами прилетели откуда-то высокочастотные радиоволны, то есть колебания. Но мы их с вами не может слышать своими ушами. Они для нас сливаются в сплошной гул.
— Конечно, — согласился Миша Кувалдин. — Вот какие страны присылают к нам эти колебания: и Америка, и Канада, и Бибиси.
— И Америку, и Канаду я знаю, — сказал профессор Чайников. — А что это за страна такая Бибиси?
— Наверное, это сокращение, — предположил Миша Кувалдин. — А полностью будет Бибисисия.
— А что, — согласился профессор Чайников. — Есть Белоруссия, в ней живут белорусы. На папуасских островах живут папуасы. А в Бибисисии, безусловно, должны жить бибисисы.
— Так вот, — продолжил он, — допустим, что из Бибисисии к нам прилетели медленные звуковые колебания, записанные быстрыми, высокочастотными колебаниями радиопередатчика. Помните, я рассказывал вам в прошлый раз, как это делается. Один высокопоставленный бибисис зовет нашего Мишу Кувалдина в гости.
— Профессор, — сказал Миша Кувалдин. — По правде говоря, я не очень-то понял, как это делается. Вернее, я все понял, как это делается, но я все понял неправильно. Вы сами тогда так сказали. А я бы хотел все понять правильно. Как эти колебания записываются?
— Сейчас я попытаюсь объяснить это снова, — сказал профессор. — Представьте себе длинную бетонную дорожку длиною в один километр. По ней. прыгает миллион теннисных шариков. Они скачут и скачут куда-то вдаль между дорожкой и натянутой над ней веревкой. Вот так.
— А теперь мы берем и пускаем по веревке волну. И тогда шарики начинают прыгать по-другому, подчиняясь веревочной волне. Вот так.
— У вас есть вопросы?
— Есть, профессор, — сказал Миша Кувалдин. — Даже много — два.
— Отлично, — сказал профессор. — Я люблю, когда у человека есть вопросы. Это значит, что он умный. Какие же у вас вопросы.
— Первый: где можно взять столько шариков? И второй: почему они прыгают?
— Столько шариков можно взять на шариковой фабрике. А прыгают они чисто теоретически. Теперь вам понятно?
— Нет, непонятно.
— Что вам теперь непонятно?
— Почему они прыгают теоретически? Что их заставляет прыгать?
— Предположим, что бетонная дорожка постепенно раскаляется, и поэтому шарики начинают скакать. Теперь есть вопросы?
— Есть. И еще больше. А почему дорожка раскаляется?
— Потому что по ней пустили ток.
— Но ведь всех прохожих будет дергать! — поразился Миша.
— Каких прохожих? — удивился профессор Чайников.
— Которые по этой дорожке ходят.
— По этой дорожке никакие прохожие не ходят, — стал подводить итоги профессор Чайников. — Потому что она теоретическая. У вас есть еще вопросы?
— Есть, — ответил Миша.
— Вот и оставьте их при себе.
— Почему?
— Потому что у меня больше нет ответов. Кончились.
Миша Кувалдин опечалился. Сильно, но ненадолго. Потому что профессор нарисовал какую-то чрезвычайно интересную картинку, как будто бы в БЕЛОЙ кастрюльке варились СИНИЕ макароны, намотанные на ЖЕЛТЫЕ сухарики. Миша Кувалдин сразу просветлел лицом.
— Переходим к наушнику, — сказал профессор.
— Видите, это катушка. Когда по катушке идет ток, слабый или сильный, вокруг нее возникает магнитное поле. Оно колеблется и притягивает металлическую пластинку-мембрану.
— Я все поняла, — сказала Марина Рубинова. — К нам прилетают звуковые колебания. Мембрана колеблется и передает эти колебания к нам в уши. Правильно?
— Нет, неправильно, — ответил профессор.
— Почему?
— Да потому, что звуковые колебания летать далеко не могут. К нам из Бибисисии летят высокочастотные колебания. А мы при помощи наушника и диода должны перевести их в звуковые. Вы помните, что такое диод?
— А как же, — ответила Марина Рубинова. — Это такое устройство, которое пропускает ток или что-либо другое только в одну сторону.
— Вы можете привести примеры диодов?
— Пожалуйста, — сказал Миша Кувалдин. — Тюбик с зубной пастой. Он пропускает пасту только в одну сторону. Однажды я пытался запихнуть пасту обратно, ничего не вышло. Бился, бился, ни капли не запихнул. Только весь перемазался.
— Интересная мысль, — сказал профессор. — В некотором смысле, тюбик с пастой действительно диод. А еще есть примеры?
— Есть! — осенило Марину. — Мясорубка, например. Она крутит мясо только в одну сторону… И тесто.
— И корова — диод! — закричал механик-электрик сцены. — Она траву ест только в одну сторону, я в деревне видел.
Профессор Чайников был поражен таким количеством диодов. А тут еще зазвонил телефон, и Фома Неверующий добавил:
— Да любой кинотеатр есть диод. Он людей только в одну сторону пропускает — через вход к выходу. Да любой гастроном!
— Я не буду спорить, — сказал Чайников. — Все это прекрасные примеры диодов. А сейчас я нарисую вам схему совместной работы диода и наушника.
Он нажал кнопочку, чтобы приехал чистый кусочек рисовальной доски. Но что-то перепутал и вместо этого уехал сам, потому что по кругу поехала сцена.
Профессор закричал Мише Кувалдину:
— Верните меня!
Миша поискал глазами нужную кнопочку и нажал ее. И как раз, когда, сделав круг, профессор приехал к доске, сцена остановилась и с диким скрипом поехала в обратную сторону.
Профессор сильно разгневался и стал тормозить нанайским унтом все сильнее и сильнее. Но унт стирался просто как школьный ластик, а сцена продолжала крутиться как ни в чем не бывало.
— Что вы делаете? — кричал профессор. — Да знаете вы, как это называется?
Немедленно зазвонил телефон, и Фома Неверующий объяснил:
— Это называется круговые колебания низкой частоты.
С большим трудом механик-электрик сцены отыскал нужную кнопку и затормозил профессора.
— Итак, я рисую для вас схему, — сказал Чайников.
— Это наш приемник. Он ловит и усиливает высокочастотные колебания из страны Бибисисии. Если бы не было диода, колебания были бы такими.
— Но диод пропускает ток только в одну сторону, и поэтому график высокочастотных колебаний выглядит так:
— То есть ток не болтается с бешеной скоростью туда-сюда. А мелкими зубцами образует большие плавные волны. Именно эти волны и дают звуковые колебания мембраны. То есть мелкий дребезг колебаний высокой частоты превращается в звуки. И все, что хотел сказать высокопоставленный бибисис Мише Кувалдину, мы можем узнать.
— А что он хотел сказать? — спросила Марина Рубинова.
— Я думаю, он хотел сказать на чистом английском языке: «Dear Michail, dear playgoer, you have got to understand not only physics but also English».
