Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Непременно.
– То-то же.
Я задумался. Тревога сжала сердце. Оно, если вы помните, сегодня один раз уже обливалось кровью от сострадания к тетушке. И сейчас снова принялось обливаться. Я знал, как глубоко тетя Далия привязана к своему журналу. Ужасно сознавать, что он идет ко дну, как будто любимое дитя у тебя на глазах в третий раз тонет в озере или, например, в пруду.
Само собой, дядя Том гроша ломаного не даст, если его как следует не подготовить, пусть хоть сто журналов пойдут ко дну.
И тут я понял, что надо делать. Тетушка должна стать в строй наравне с другими моими клиентами. Таппи Глоссоп отказывается от обеда, чтобы тронуть сердце Анджелы. Гасси Финк-Ноттл отказывается от обеда, чтобы произвести впечатление на дуреху Бассет. Тетя Далия должна отказаться от обеда, чтобы умилостивить дядю Тома. Вся прелесть этого метода в том, что число моих подопечных не ограничено. Хоть десять, хоть двадцать, чем больше, тем веселее, и каждому гарантируется успех.
– Придумал! – сказал я. – У вас есть только один выход. На диету надо сесть и поменьше мяса есть.
Тетя Далия вперила в меня жалобный взгляд. Не уверен, но, по-моему, в ее глазах стояли невыплаканные слезы. Однако могу засвидетельствовать со всей определенностью, что она умоляюще заломила руки.
– Берти, не довольно ли нести чушь? Хоть сегодня ты можешь угомониться? Доставь своей тетке такое удовольствие.
– Но я несу совсем не чушь.
– Если подходить с твоими высокими мерками, может, и не чушь, но…
До меня наконец дошло. Просто я недостаточно ясно выразился.
– Все в порядке, – сказал я. – Оставьте свои опасения. То была риторическая фигура, только и всего. Когда я сказал «…и поменьше мяса есть», я подразумевал, что сегодня за обедом вам надо отказаться от пищи. Будете сидеть с видом страдалицы и бессильным мановением руки отсылать все блюда нетронутыми. Увидите, что будет. Дядюшка заметит, что у вас нет аппетита, и, готов спорить, в конце обеда подойдет к вам и скажет: «Далия, дорогая», – по-моему, он вас называет: «Далия» – «Далия, дорогая, – скажет он, – я заметил, что сегодня за обедом ты ничего не ела. Что-нибудь случилось, Далия, дорогая?» – «Ах, Том, дорогой, да, случилось, – ответите вы. – Как мило, что ты так внимателен, дорогой. Дорогой, я ужасно встревожена». – «Моя дорогая», – скажет он…
В этом месте тетя Далия меня прервала, заметив, что, судя по их диалогу, эти самые Траверсы – пара сюсюкающих кретинов. Она пожелала узнать, когда я перейду к делу.
Я только посмотрел на нее и продолжал:
– «Моя дорогая, – нежно скажет он, – могу ли я чем-нибудь помочь?» Вы ответите, что да, конечно, а именно – пусть он возьмет чековую книжку и начнет писать.
Говоря это, я внимательно наблюдал за тетушкой и, к своему большому удовольствию, вдруг обнаружил, что она смотрит на меня с уважением.
– Берти, это просто гениально.
– Я же говорю, не у одного только Дживса голова на плечах.
– Думаю, номер пройдет.
– Еще как пройдет. Я и Таппи его рекомендовал.
– Глоссопу?
– Ну да, чтобы разжалобить Анджелу.
– Потрясающе!
– А также Гасси Финк-Ноттлу, чтобы произвести впечатление на Бассет.
– Ну и ну! Ты, я смотрю, хорошо поработал.
– Стараюсь, тетя Далия, стараюсь.
– Ты совсем не такой балда, как я думала.
– Это когда же вы думали, что я балда?
– Ну, прошлым летом, например. Правда, не помню, почему именно. Берти, твой план – просто блеск. Сдается мне, без Дживса тут не обошлось.
– Как раз напротив. Дживс здесь вообще ни при чем. Ваши подозрения просто оскорбительны.
– Ладно, ладно, успокойся. Да, думаю, все получится. В конце концов, Том мне предан.
– Еще бы.
– Решено.
Тут подоспели остальные чада и домочадцы, и мы направились в столовую.
При сложившихся в Бринкли-Корте обстоятельствах – имеется в виду, что это благословенное место было выше ватерлинии нагружено разбитыми сердцами и страждущими душами, – я не ожидал, что вечерняя трапеза будет искриться весельем. Так оно и случилось. За столом царило мрачное молчание, ну прямо рождественский обед на Дьявольском острове. [12]
Я едва дождался, когда он кончится.
Поскольку напасти, обрушившиеся на тетю Далию, увенчались еще и необходимостью держаться подальше от обеденного стола, моя дорогая родственница совсем утратила свойственную ей живость и блестящее остроумие. Дядюшка Том и всегда смахивал на птеродактиля, снедаемого тайной печалью, теперь же он окончательно впал в черную меланхолию, ибо понес убыток, исчисляемый пятьюдесятью соверенами, и с минуты на минуту ожидал гибели цивилизации. Девица Бассет молча крошила хлеб. Анджела походила на мраморное изваяние. У Таппи был вид преступника перед казнью, который добровольно отказывается от положенного в таких случаях обильного завтрака.
Что до Гасси Финк-Ноттла, то, глядя на него, даже искушенный в своем деле гробовщик наверняка бы обманулся и принялся его бальзамировать.
Гасси я видел впервые с тех пор, как мы расстались у меня дома, и, должен признаться, его поведение крайне меня разочаровало. Я ожидал, что в Бринкли-Корте этот придурок хоть немного оживится.
Во время нашей последней встречи у меня дома Гасси, если вы помните, клятвенно заверял, что его может расшевелить только сельская обстановка. Однако я не заметил ни малейших признаков того, что он собирается выйти из спячки. Всем своим видом он по-прежнему напоминал ту самую кошку, которая так долго не могла на что-то там осмелиться, что даже вошла в пословицу [13]. Поэтому, сразу решил я, как только улизну из этой покойницкой, отведу олуха Гасси в сторонку и постараюсь вселить в него боевой дух.
Если кто-то нуждался в призывном звуке горна, так это Финк-Ноттл.
Однако во время исхода участников похоронной трапезы из столовой я потерял его из виду и не смог тотчас броситься на поиски, так как тетя Далия усадила меня играть в триктрак. И только когда вошел дворецкий и сообщил тетушке, что с ней хотел бы поговорить Анатоль, мне удалось дать деру. Минут десять спустя я убедился, что в доме и не пахнет Финк-Ноттлом, забросил сети в саду и вскоре выловил этого дуралея в розарии.
Он стоял и с отсутствующим видом нюхал розу, но, увидев меня, отпрянул от цветка.
– Салют, Гасси.
Я приветливо просиял, я всегда приветливо сияю, когда встречаю старого друга. Однако он, вместо того чтобы приветливо просиять мне в ответ, бросил на меня неприязненный взгляд. Я был озадачен. Казалось, он совсем не рад Бертраму. Постояв еще с минуту и по-прежнему не сводя с меня неприязненного взгляда, он заговорил.
– Только тебя здесь не хватало! – процедил он.
Когда человек цедит слова сквозь зубы, это верный признак отсутствия с его стороны дружеского расположения. Тут я почувствовал, что совсем сбит с толку.
– В каком смысле меня здесь не хватало?
– Нравится мне эта наглость. Прискакать ко мне со своим: «Салют, Гасси». Очень нужен мне твой «салют», Вустер. И нечего таращить на меня глаза. Ты прекрасно понимаешь, о чем речь. О вручении призов, будь оно трижды проклято! Какова подлость, спихнуть это на меня. Скажу тебе прямо, без обиняков – ты поступил трусливо и нечестно.
Хотя, как я уже упоминал, по дороге в Бринкли мои умственные усилия сосредоточивались главным образом на деле Анджелы – Таппи, я не упускал из виду, что мне предстоит объяснение с Гасси. Более того, я предвидел, что, когда мы встретимся, могут возникнуть временные недоразумения, а Бертрам Вустер любит вступать в неприятные объяснения во всеоружии.
Поэтому теперь я мог ответить на упреки Гасси смело и обезоруживающе искренне. Правда, неожиданное вступление темы вручения призов застало меня врасплох, ибо под давлением недавних событий эта тема, само собой, отошла у меня на задний план; однако я быстро нашелся и, как уже упомянул, отвечал Гасси смело и обезоруживающе искренне.
