Полный порядок, Дживз! - Вудхаус Пэлем Грэнвил

— Ни в коем случае. Он размазня и тюфяк, а с размазнями и тюфяками надлежит обращаться прямо и просто. Никакая психология тут не поможет. Я ни в коей мере не хочу тебя обидеть, но твоя мышиная возня с психологией Финк-Ноттля ни к чему хорошему не привела. Ты допустил промашку, Дживз, и сам это знаешь. Ты применил силу, запихнув его в костюм Мефистофеля и отправив на бал-маскарад. Тебе показалось, красное трико в обтяжку придаст ему смелости, а получилось так, что он едва ноги унёс. Ты сел в лужу, Дживз.

— Осталось неизвестным, сэр, как мистер Финк Ноттль повёл бы себя, встретившись с мисс Бассет.

— Верно. Но он с ней не встретился, потому что не попал на бал-маскарад, а это лишь подтверждает мою мысль. Парень, который садится в кэб и едет на бал-маскарад, но умудряется на него не попасть, — тюфяк и размазня высшего сорта. Я не знаю второго такого придурка на свете, который не смог бы попасть на бал-маскарад. А ты таких знаешь, Дживз?

— Нет, сэр.

— Ну, вот. А теперь слушай меня внимательно, потому что я веду свой разговор вот к чему: даже если бы Гусик очутился на бале-маскараде, даже если бы Бассет, увидев перед собой ярко-красное трико в обтяжку с очками в роговой оправе, не хлопнулась бы в обморок, а, стиснув зубы, пошла бы с ним танцевать, так вот, даже в этом случае все твои труды пошли бы насмарку, так как, что в костюме Мефистофеля, что без костюма Мефистофеля, Огастес Финк-Ноттль просто не способен набраться храбрости и сделать предложение руки и сердца. Он прочитал бы ей лекцию о тритонах на несколько дней раньше, вот и всё. А почему, Дживз? Сказать тебе, почему?

— Да, сэр.

— Потому что он попытался бы объясниться в любви, предварительно накачавшись апельсиновым соком.

— Сэр?

— Гусик — апельсиновый сокоман. Я имею в виду, он не пьёт ничего, кроме апельсинового сока.

— Этого я не знал, сэр.

— Слышал из его собственных уст. Может, тут дело в дурной наследственности, а может, он в детстве обещал маме, что не будет пить или, ещё проще, ему просто не нравится вкус горячительных напитков, но Гусик Финк-Ноттль за всю свою жизнь не выпил даже джина с тоником, не говоря уже о чём другом. И при этом он надеется, — этот бедняга надеется, Дживз, — этот несчастный, дрожащий, напуганный кролик в человеческом облике надеется объясниться с девушкой, которую любит. Хоть плачь, хоть смейся, что?

— Вы считаете, на трезвую голову джентльмен не может предложить даме руку и сердце, сэр?

Должен признаться, я удивился, дальше некуда.

— Прах побери, Дживз, — сказал я, поражённый до глубины души, — ты ведь не вчера родился. Пошевели мозгами, Дживз. Что означает предложить даме руку и сердце? Подумай сам. Это означает, что вполне приличный, респектабельный молодой человек вынужден произносить слова, которые, услышь он их из уст героя на серебряном экране, заставили бы его со всех ног броситься в кассу и потребовать обратно деньги за билет. От апельсинового сока язык у джентльмена не развяжется. Он либо сгорит со стыда и будет молчать как пень, либо начнёт молоть всякую чушь. Гусик, например, как тебе известно, мелет чушь о тритонах с хохолками.

— С гребешками, сэр.

— Хохолками, гребешками, какая разница? Дело в том, что он мелет чушь и будет молоть чушь, если попытается объясниться ещё раз. И вот тут, — слушай меня внимательно, Дживз, я перехожу к сути, если так можно выразиться, — и вот тут следует предпринять решительные шаги. Действовать надо быстро и смело, потому что, как говорится, промедление смерти подобно. Ещё немного, и наш тюфяк и размазня засохнет на корню. Знаешь, что я намерен предпринять, Дживз? Я намерен запастись бутылкой джина и основательно сдобрить им апельсиновый сок, который Гусик всегда пьёт по утрам.

— Сэр?

Я прищёлкнул языком.

— Я уже сделал тебе однажды замечание, Дживз, — укоризненно сказал я, — по поводу того, каким тоном ты произносишь: «Видите ли, сэр» и: «Вот как, сэр?» Пользуясь случаем, хочу довести до твоего сведения, что я в равной мере категорически возражаю против твоего просто «Сэр?». Когда ты говоришь просто «Сэр?», у меня создаётся такое впечатление, будто ты пришёл в ужас от несусветной глупости, которую я сморозил. В данном конкретном случае я вообще не понимаю, при чём тут твоё «Сэр?». Я составил шикарный, логичный, одним словом, безупречный план. Твои сэровские комментарии здесь излишни. Надеюсь, ты со мной согласен?

— Видите ли, сэр:

— Дживз!

— Прошу прощенья, сэр. Неугодное вам выражение вырвалось у меня невольно. Я лишь хотел указать, раз вы пожелали узнать моё мнение, что ваше предложение кажется мне не совсем благоразумным.

— Не совсем благоразумным? Как тебя понять, Дживз?

— С моей точки зрения, сэр, оно довольно рискованное. Дело в том, что невозможно быть абсолютно уверенным, какое действие окажет алкоголь на субъекта, непривычного к подобным возбуждающим напиткам. Мне известно, например, что попугаи от спиртного испытывают сильное недомогание.

— Попугаи?

— Я вспомнил один случай из моей жизни, сэр, который произошёл ещё до того, как я поступил к вам на службу. В то время я находился в услужении лорда Бранкастера, державшего попугая, которого он очень любил. Однажды вечером у птицы по непонятной причине испортилось настроение, она сидела, нахохлившись, и его светлость, желая привести своего любимца в обычное весёлое расположение духа, предложил ему кусок хлеба, смоченного в портвейне тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года. Попугай мгновенно проглотил непривычное лакомство, и по всему было видно, что оно ему чрезвычайно понравилось. Однако уже через минуту его состояние резко ухудшилось. Прийдя в необычайное возбуждение, птица укусила его светлость за палец, проорала во всё горло пиратскую песню, а затем свалилась с жёрдочки на дно клетки и долгое время лежала без движения, задрав лапы кверху. Я рассказал эту историю только потому:

Я мгновенно понял, в чём заключалась ошибка Дживза. Мне не составило труда найти изъян в его рассуждениях.

— Гусик не попугай.

— Нет, сэр, но:

— Никаких «но». И вообще, мне кажется, пришла пора разобраться, кто такой мистер Финк-Ноттль. В этот вопрос необходимо внести ясность, Дживз. Сам Гусик глубоко убеждён, что является самцом тритона, а ты считаешь его попугаем. На самом же деле он обычный тюфяк и размазня, каких пруд пруди, и для частичного восстановления человеческого облика ему надо пропустить рюмку-другую. И хватит со мной спорить, Дживз. Моё решение непоколебимо. Для того, чтобы успешно завершить дело Огастеса Финк-Ноттля, существует лишь один путь, и я намерен пройти его до конца.

— Слушаюсь, сэр.

— Вот так-то лучше. Значит, решено. А теперь поговорим о другом. Ты, конечно, обратил внимание, что я собрался привести свой план в исполнение завтра утром. Не удивлюсь, если ты ломаешь себе голову, почему я принял такое решение. Почему, Дживз?

— Я думаю, сэр, вы считаете, что коль дело сделано должно быть, то надо действовать, не медля.

— Отчасти, Дживз, отчасти. Но не совсем. Нет, не совсем. Главная причина, по которой я назначил определённую дату для нанесения решительного удара, заключается в том, что завтра, о чём ты несомненно забыл, должно состояться вручение призов в Маркет-Снодсберийской классической средней школе, где Гусик должен править бал. Таким образом, разбавив соковое пойло благородным напитком, я добьюсь, что Гусик покорит не только сердце мисс Бассет, но также сердца родителей и учеников, перед которыми ему придётся выступать.

— Образно говоря, вы собираетесь поймать двух зайцев одновременно, сэр.

— Очень образно. Молодец, Дживз, хорошо сказал. Я проделал гигантскую работу, и теперь самое трудное позади. Остаются мелочи. Вот, кстати, одна из них. Я тут пораскинул мозгами и пришёл к заключению, что будет лучше, если я останусь как бы в стороне, а сок сдобришь ты.

— Сэр?

— Дживз!

— Прошу прощенья, сэр.

— Ты не понял. Сейчас объясню, почему я пришёл к такому заключению. Посуди сам, ведь тебе куда проще, чем мне, получить доступ к соку. Я обратил внимание, что Гусику его подают каждый день в большой кружке. Завтра утром перед ленчем она будет стоять на кухне, и ты запросто, не вызывая подозрений, сможешь добавить в неё на пару пальцев джина. Тебе это не составит труда.