Записки майора Томпсона. Некий господин Бло - Данинос Пьер

Может быть, в этом виновата моя застенчивость? В конце концов я в это поверю. Чтобы поверить во что угодно, ладо лишь начать в это верить. Я, вероятно, чувствую себя таким бесцветным, таким скованным просто потому, что я не умею, подобно другим людям, «показывать свой номер» и не испытываю насущной потребности объявлять окружающим о том, что я делаю и что умею.

Ему совершенно незачем было разглядывать эти овчины между Лиможем и Бривом. Было ясно, что он знает их до мельчайших деталей. И вряд ли может выяснить что-нибудь новое в поезде. Но зато они возбудили любопытство соседей, что позволило ему заговорить и исполнить свой оригинальный номер «с баранами».

Специалист по меловому периоду, конечно, тоже не пожелал остаться в тени и умудрился, прибегнув к трюку с табаком, поведать нам, что он недавно был на Мадагаскаре.

— Видишь, — сказал он мальчику, продолжая свою лекцию по ботанике, — это табак… ты знаешь, когда я вернулся с Мадагаскара…

Дети часто служат катализаторами в номерах, исполняемых взрослыми. Как часто отцы во время отпуска играют со своими детьми, лишь заранее удостоверившись, что на них внимательно смотрят, и рассказывают истории своим чадам, лишь убедившись, что их еще кто-то слушает!

Да и у кого нет своего собственного номера? Во время нашего последнего путешествия в Италию мы были вечером в одном из ресторанов Генуи, когда неожиданно десять французских моряков с крейсера, стоявшего в порту, уселись за соседний столик. Из всех номеров на свете номер «французские моряки за границей» — один из самых характерных.

Первая часть — период относительной стабильности: моряки дают время итальянцам, французам, американцам и всем иностранцам, находящимся в зале, рассмотреть их. Прекрасная выправка. Престиж Франции — прежде всего.

Вторая часть, собственно, начало номера. Подзывают официантку. Сначала просто, чтобы узнать ее имя. «Челерина». — «О, Челерина! — какое красивое имя…» С этой минуты начинается исполнение номера «французские моряки на берегу». Может быть, и не всем хочется работать на зрителя, всегда найдутся несколько застенчивых, но на какие жертвы не пойдешь во славу своей родины и флота; приходится хранить верность образу лубочного матроса, плавающего под трехцветным национальным флагом, который заигрывает со служанкой, крепко пьет и горланит веселые песни. В этот вечер мы имели возможность просмотреть весь номер до конца, включая неизбежный кулачный бой, разбивший французских моряков на два лагеря, сцену оплаты счета, выволакивание мертвецки пьяного матроса и вмешательство полиции.

Еще немного, и я начну верить, что человеку, хотя он уже триста или четыреста тысяч лет живет на этой земле, нет ничего труднее — будь он моряком или коммивояжером, — чем оставаться самим собой.

Поезд — это странствующий театр, где роли исполняют пассажиры. Но больше всего люди поражают меня во время обедов.

Кто не мечтал встретить в жизни идеального человека, который бы никогда не ошибался, все знал, все мог объяснить, который являлся бы воплощением простоты, скромности, проницательности, чистой совести, отваги, тонкости и благоразумия?

Я могу со всей ответственностью заявить, что такой человек существует. Я могу даже указать, где и когда его можно увидеть: между тринадцатью и пятнадцатью часами во всех ресторанах Франции (и вечером с двадцати одного часа в миллионах французских домов). Поскольку этот феномен обладает еще и даром быть вездесущим.

В часы обеда мне кажется, что мир населен идеальными людьми, чудесно сочетающими в себе высокую нравственность, непогрешимую верность суждений, светлый разум, полную бескорыстность, неистощимый творческий гений, абсолютную честность, которые живут в окружении глупцов, сумасбродов, карьеристов, честолюбцев, простофиль, одержимых манией величия, бездельников, вымогателей, гангстеров и бездарностей, а потому им без конца приходится умерять чужие аппетиты, наставлять кого-то на истинный путь, давать мудрые советы, разрушать коварные замыслы, чуть ли не предотвращать катастрофы, восстанавливать повсюду порядок и в нужную минуту всегда произносить нужное слово. Ведь эти застольные гении, появляющиеся на свет божий между двенадцатью и двумя часами дня, умеют высказать верную мысль, дать нужный отпор, найти необходимого человека. Спрашивается, что стало бы с нашей планетой, если бы они постоянно не подталкивали ее. Здравый смысл, классический продукт галльского производства — их монополия. Одним словом, они выше всех похвал.

Мне приходится по долгу службы присутствовать на так называемых деловых обедах. Если верить моим соседям по столу, а также и тем, кто сидит за другими столиками, меня окружают сплошные гении. Слыша, как они говорят: «Я сразу же указал моим инженерам…» или еще того лучше: «Я созвал своих директоров и порекомендовал им…», можно подумать, что здесь собрались всемогущие руководители крупнейших предприятий. Когда я упоминаю о своем директоре, каждому понятно, что я нахожусь у него в подчинении, когда же начинают разговаривать эти «супермены», получается, что целые сонмища директоров пресмыкаются у их ног. И право, особенно во время обедов, мне начинает казаться, что Франция населена лишь генеральными президент-директорами и всевластными магнатами. Но я предоставляю слово этим магнатам. В тот день по левую руку от меня восседала сама трезвость ума.

— Встречаю я в то утро, — говорил мой сосед, — своих начальников отделов… Вид у них явно удрученный. «Что, — говорю, — случилось, господа? У вас крупные неприятности?» Что же, оказывается, произошло… Они не могли додуматься, как заменить трубки 2–22 номером 60. Стоят беспомощные, совершенно растерянные. Я прямо не мог удержаться от смеха. «Ничего нет страшного, друзья мои! Вы готовы утонуть в стакане, вернее, даже не в стакане, а в рюмке. Давайте пораскинем мозгами. О чем же, в самом деле, идет речь? С одной стороны, у вас модель № 2–22, с другой — трубки 60. А на что вам дана реборда 16?» Вот таким-то образом! Казалось бы, чего проще! Ясно как божий день. Но не тут-то было — зашли в тупик! Обо всем подумали, кроме этого. И так каждый раз! Честное слово, прямо смешно… Ломают себе голову, копаются в мелочах… И не видят того, что так и бросается в глаза. Вы даже не представляете, сколько времени я теряю на подобную ерунду. Невероятно! И на это у меня уходит жизнь!

Как не преклоняться перед таким человеком? Но стоило ему замолчать, как еще один гений, воплощающий трезвость ума, лысый и при ордене, возник на этот раз за столиком справа.

— Послушайте… Я же предупреждал их еще полгода назад. Когда они пришли посоветоваться со мной, я был с ними откровенен. Я сказал им: «С такой себестоимостью вы никогда не выйдете из положения!» Они ответили: «Ну, это мы еще посмотрим!» Тогда я им говорю: «Лично мне все ясно! Но если вы считаете, что правы, продолжайте в том же духе. Мы вернемся к этому разговору через три месяца». Я прекрасно знал, что произойдет. Для этого не надо было быть провидцем. Но они ничего не желали слушать. И что же, они опять плачутся в мою жилетку… Снова умоляют взять дело в свои руки. Представляете! Как будто у меня нет других забот! Благодарю покорно… пусть выкручиваются сами, если уж они такие молодцы! А я не собираюсь расплачиваться за чужие грехи! Кто же должен за них отдуваться? Ваш покорный слуга? Дудки-с. За спасибо наизнанку выворачиваться… Что стоит их благодарность — нам известно… Так что нет… Но все же легкомыслие этих людей просто поразительно. Полное отсутствие здравого смысла… Эле-мен-тар-ней-ше-го здравого смысла…

Трудно даже себе представить, что есть на свете такие глупцы, которые вовремя не прислушались к разумному мнению этого специалиста. Он являл собой редкое сочетание Разума, Проницательности, Здравого Смысла, но советы его оказались гласом вопиющего в пустыне! Как можно было безнаказанно упустить такую возможность?.. При одной этой мысли я содрогаюсь.

Во всяком случае, одно было ясно: я очутился на земле гениев. Сколько же их приходится здесь на один квадратный метр? По-моему, двух было больше чем достаточно. Но вдруг слева от меня заговорил третий. На этот раз вещало само Великодушие.