Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Уиллоуби Брэддок принадлежал к тем злополучным холостякам, которые обречены влачить жалкое существование под ярмом либо экономки, либо камердинера. Его личным крестом была экономка, и порабощен он был тем полнее, что в дни нежного детства миссис Липпет пестовала его в качестве нянюшки. Есть мужчины, способные противостоять женщине. Есть мужчины, способные совладать с верным старым служителем. Но если есть мужчины, способные сладить с верной старой служительницей, частенько шлепавшей их тыльной стороной щетки для волос, Уиллоуби Брэддок к ним не принадлежал.
— У нее начнется приступ того или этого, либо она примется чахнуть, стоит мне попробовать вырваться на свободу.
— Бедненький старина Уиллоуби! Жизнь бывает очень жестокой, верно? Кстати, у калитки я встретила дядю. Он пожаловался, что ты был с ним не слишком дружелюбен.
— Неужели?
— Он упомянул, что ты только пялился на него, как золотая рыбка.
— Ну вот! — с раскаянием сказал мистер Брэддок. — Мне страшно жаль. То есть он так гостеприимно обошелся со мной, и все прочее. Ну, ты объяснила ему, что я жутко волнуюсь из-за этой речи?
— Угу. Только не вижу причин волноваться. Произнести речь — это же так просто, а уж на банкете школьных товарищей и того проще: никто же ничего особенного и не ждет. На твоем месте я просто встала бы, рассказала парочку анекдотов и снова села.
— Один анекдот я приготовил, — сообщил мистер Брэддок, чуть ободрившись. — Про ирландца.
— Пата или Майка.
— Я подумал назвать его Патом. Ну, он в Нью-Йорке, и заходит в доки, и видит, как из воды выходит водолаз, ну, в водолазном костюме, понимаешь? И он думает, что этот тип — ну водолаз, понимаешь? — пересек Атлантический океан, и жалеет, что сам до этого не додумался, ну, чтобы сэкономить на билете, понимаешь?
— Угу. Один из этих слабоумных ирландцев.
— По-твоему, они улыбнутся? — обеспокоенно спросил мистер Брэддок.
— Попадают со стульев от хохота.
— Нет, правда? — Он умолк и с ужасом протянул руку. — Послушай, ты нацелилась на коржик?
— Да. Но воздержусь, если ты против. Они недостаточно хороши?
— Хороши? Деточка моя, — заявил мистер Брэддок категорично, — это самое скверное, чего удалось достичь Кларе. Просто предел. Мне пришлось сжевать один, потому что она явилась и стояла у меня над душой — следила, пока я ел. Не могу понять, почему ты не уволишь ее, Кухарка она никудышняя.
— Уволить Клэр? — Кей засмеялась. — А почему ты не уволишь ее матушку?
— Пожалуй, ты права.
— Члены семейства Липпет неувольняемы.
— Да, я тебя понимаю. Но все-таки я бы предпочел, чтобы она так не фамильярничала.
— Но она же знакома с тобой почти столько же лет, сколько я. Миссис Липпет всегда была тебе как бы матерью, ну и Клэр, полагаю, считает себя как бы твоей сестрой.
— Да, пожалуй, тут ничего не поделаешь, — мужественно объявил мистер Брэддок и посмотрел на часы. — Пора пойти переодеться. Я еще застану тебя здесь?
— Угу.
— Ну я пошел. Послушай, а этот анекдот про ирландца правда ничего?
— Ничего смешнее я в жизни не слышала, — ответила Кей, кривя душой во имя дружбы.
Он ушел, и она откинулась в кресле, закрыв глаза и наслаждаясь вечерней тишиной в этом приятном саду.
— Чай пить кончили, мисс Кей?
Кей открыла глаза и увидела перед собой плотненькую фигурку в ситцевом платье. Белобрысые волосы маленькой особы кокетливо увенчивал чепчик горничной. Нос у нее был задорно вздернут, широкий дружелюбный рот одарял Кей преданнейшей улыбкой.
— Я вот вам чего принесла, — сказала она, роняя на землю плед, две подушки и скамеечку для ног, под тяжестью которых она, пошатываясь, прошла через лужайку, как миниатюрный обозный мул. — Устройтесь-ка поудобнее да и вздремните. Вы ж с ног от усталости валитесь, сразу видно.
— Ты очень добра, Клэр, но не стоило так затрудняться. Клэр Липпет, дочка деспотичной экономки Уиллоуби Брэддока, кухарка и прислуга за все в «Сан-Рафаэле», была наследием эпохи Мидуэйза. К Деррикам она поступила в двенадцать лет, и ее обязанности тогда были настолько неопределенными, что у нее оставалось достаточно досуга, чтобы похищать яйца из птичьих гнезд под руководством Кей, которой исполнилось четырнадцать. Когда Клэр стукнуло восемнадцать, ее повысили в собственные горничные Кей, и с этого момента она, так сказать, официально взяла власть в свои руки. Девизом Липпетов была Преданность, и даже пресловутый финансовый крах не выбил из седла эту достойную дочь клана. Решительно последовав за Кей в изгнание, она, как уже упоминалось, стала кухаркой мистера Ренна. И, как совершенно справедливо указал мистер Брэддок, кухаркой на редкость скверной.
— Не следует вам так переутомляться, мисс Кей. Отдыхать вам нужно.
— Так я же и отдыхаю, — сказала Кей.
Бывали моменты, когда — подобно мистеру Брэддоку — она находила липпетскую заботливость несколько чрезмерной, если не сказать назойливой. Кей была энергичной, волевой девушкой и хотела бы противостоять миру с вызывающим «подумаешь!» на устах. Но это оказывалось непросто, пока Клэр опекала ее и лелеяла, будто хрупкое чахнущее растеньице. Однако сопротивляться было бесполезно. Никому еще не удавалось укротить материнский липпетский дух, и, вероятий, это никому никогда не удастся.
— Я вот о чем, — объяснила Клэр, подставляя скамеечку ей под ноги. — Не к чему бы вам пачкать ручки работой, я вот о чем. Никуда не годится, что вам приходится…
Она осеклась. Взяв в руки чайный поднос, она сделала язвящее открытие.
— Вы к моим коржикам и не притронулись! — воскликнула Клэр голосом, в котором упрек и разочарование смешались в надлежащей пропорции. — А я-то испекла их специально для вас!
— Не хотелось наедаться перед обедом, — поспешно объяснила Кей. Темперамент у Клэр был бурный, и она не терпела обидных намеков на творения своих рук. — Ты же, конечно, приготовила что-нибудь вкусненькое.
Клэр взвесила этот аргумент.
— Ну-у… и да и нет. Если вы про пудинг, так он того. Кисочка свалилась в заварной крем.
— — Не может быть!
— Она ж еще котенок. А когда я ее выудила, в миске почти ничего не осталось. Впиталось в нее, точно в губку. Ну да вам хватит, если мистер Ренн откажется.
— Не важно. Все равно спасибо, — сказала Кей с глубокой искренностью.
— Ну да я готовлю новый суп, так что поесть вам будет что. Я его из книги вычитала. Называется «потаж а-ля принсесс». А может, все-таки скушаете коржик, мисс Кей? Он вас подкрепит.
— Нет, спасибо. Правда, не стоит.
— Ладно. Как хотите.
Мисс Липпет пересекла лужайку, скрылась в доме, и вновь в саду воцарилась благостная тишина. Но несколько минут спустя, когда голова Кей уже склонялась на плечо, внезапно из окна второго этажа, оглашая окрестности, вырвался громкий и пронзительный голос, приводя на ум зеленщиков, восхваляющих свою брюссельскую капусту, или тех, кто сзывал коров над песками Ди [2].
— Слова нашего достойного председателя, — ревел голос, — напомнили мне историйку, возможно, еще неизвестную некоторым из присутствующих здесь сегодня. О том, как некий ирландец отправился в Нью-Йорк, то есть в Нью-Йорке он уже был, а направился в доки, и пока там… пока там…
Голос замер. Легкие, видимо, были готовы служить, но память подкачала. Однако он вскоре вновь загремел, хотя с иного места:
— Ведь школа, господа, наша милая старая школа, занимает место в наших сердцах… место в наших сердцах… в сердцах нас всех… во всех наших сердцах… в наших сердцах, господа… которое ничто другое заполнить не может. Она формирует, если мне дозволено выразиться так, господин председатель и господа… образует… образует… образует связь, связывающую поколения. Пятьдесят ли нам лет, сорок ли, тридцать или двадцать, мы все тем не менее сверстники. А почему? А потому, господа, мы все… э… связаны этой связью.
— Отлично! — уважительно прошептала Кей.
