— Мордой в грязь я не ударю! — твердо сам себе пообещал Миша.
С работой Миша закруглился пораньше. Надо было марафет навести, закуску приготовить, спиртное. Блинов глянул на стол как бы со стороны и по резкому притоку слюны понял, что гости будут довольны. К схожему умозаключению пришел и Степа Академик, посланный, судя по всему, на разведку. Одного взгляда хватило ему, чтобы сказать пророческие слова: «Ох и вздрогнем!» А вскоре Степа Академик начал представлять «нужных» людей. Первым, с кислой, едва ли не брезгливой миной, в пивную зашел Аполлинарий Модестович.
— Твой шеф, — шепнул Мише Академик, — Научный руководитель.
— Очень приятно, очень приятно, — глядя поверх Мишиной головы на стол, сказал Аполлинарий Модестович и от души потряс руку будущего соискателя.
Держался Аполлинарий Модестович, как и подобает ученому мужу, скромно, но с достоинством. Живот не выпячивал, чокался, чуть привставая, и, что особенно понравилось Мише, сигаретный пепел Аполлинарий Модестович стряхивал в свою ладошку. И внешностью бог не обидел научного руководителя. Тучный, крупноголовый, бородка клинышком, глаза маленькие, но не юркие — еще бы очки им.
— Я извиняюсь, Аполлинарий Модестович — профессор? — спросил Миша.
— Доцент, — склонил голову научный руководитель.
— Я так и думал, — обрадовался Блинов, хотя был глубоко убежден, что, если у ученого борода клинышком, значит, он профессор, а если без бороды да еще нескладный и тощий, то доцент.
— А в науке, еще раз извиняюсь, какие тайны открываете? — очень довольный своей культурной речью поинтересовался Миша.
Аполлинарий Модестович поймал рукой бородку и крепко задумался. Тут вмешался Степа Академик:
— Не скромничайте, Аполлинарий Модестович, ну мало ли ученых прошло через ваши руки?
— Много, очень много, — степенно согласился Аполлинарий Модестович. — Всего и не упомнишь. Ну, например, в последнее время я много уделяю внимания летающим тарелкам.
— Это почему же они летать стали? — удивился Миша, легко представив себе кухонную перебранку. «Неужели и этими делами ученые занимаются?» — с недоверием, но вместе с тем с гордостью за отечественную науку подумал Блинов.
— Под летающими тарелками я имею в виду, молодой человек, НЛО, — популярно разъяснил Аполлинарий Модестович. — А НЛО — это неопознанные летающие объекты. Извольте взглянуть! — Доцент протянул Мише тертую-перетертую вырезку из газеты. Заметка называлась: «Загадочное явление природы. Наш корреспондент передает из Петрозаводска…»
— Прочитав эту статью, я сделал неожиданный вывод. — От волнения Аполлинарий Модестович не знал куда девать руки. Но вот правая рука обняла стакан с коньяком и сразу успокоилась. — Я сделал вывод: мы не одиноки во Вселенной. Поэтому первый тост предлагаю поднять за инопланетян. Я всегда первый тост поднимаю за инопланетян, потому что вдруг они наблюдают за нами. Им будет приятно: вот, мол, отдыхают настоящие земляне.
— Вот это да! — вслух восхитился Миша, решив отныне во всех компаниях начинать с этого тоста. Выпили. Закусили.
— Аполлинарий Модестович, — почтительно привстав, обратился Миша к доценту, — а другие тарелки вам на жизненном пути не встречались?
— Как же, как же, молодой человек, встречались, — густо намазывая икрой булочку, сказал Аполлинарий Модестович. — Однажды всю ночь портвейн… Да-да, Степан Гаврилович, мы всю ночь глушили портвейн с голландской ассоциацией ученых…
— И они портвейн пьют? — не поверил Миша.
— Задарма все пьют, молодой человек. Так вот, где же мысль? Ага, вот она! Сидим, значит, отдыхаем, вдруг вижу: через форточку вплывает тарелка. На детскую юлу похожая, только без стержня.
— Аполлинарий Модестович, — осторожно вмешался Степа Академик, — быть может, нашему соискателю это не интересно? Не лучше ли…
— Это почему не интересно? — обиделся Миша. — Я, можно сказать, первый раз со светилой сижу. Не встревай, Степа!
Аполлинарий Модестович скрестил на груди руки и свысока, не без удовольствия выслушал Мишину отповедь.
— Я продолжаю, — сказал он. — Где же мысль? Ага! Влетает, значит, в форточку тарелка, тормозит над столом, а в бутылках еще кое-что осталось. Я наблюдаю. Ассоциация спит. Смотрю, веревочная лестница из тарелки вылезает. А по лестнице вот такие козявочки спускаются. — Доцент пальцем потрогал ноготь, чтобы показать, какими крохотными предстали инопланетяне. — Зелененькие все, лупоглазые. Я им: брысь! А они ноль внимания. Ну, думаю, одного-то я в плен захвачу. В научных целях. И как только первая козявка зависла над бутылкой, я ее хлоп — и в горлышко. А сверху пробкой.
— Захватили, значит?
— Захватил. Козявки сразу в тарелку — и на выход. А я спать улегся. Бутылку, между прочим, под себя подложил.
— А потом, потом что?
— Перевоплощение произошло, — горестно вздохнул доцент и развел руками. — Когда я козявку из бутылки вытряхнул, оказалось — сортирная муха. Зеленая такая, мерзкая. И заметь: сразу в форточку, за своими, значит.
Миша задумчиво разлил коньяк. От пришедшей мысли вскинулся:
— Аполлинарий Модестович, а как вы это с научной точки зрения объясните?
— Я ведь сказал: перевоплощение произошло. Мне бы, дураку, эту муху большому ученому отнести: он бы разобрался, что к чему, да еще и премию отвалил. Да… Упустил я свой шанс. Жалею. Ну что, друзья, то, что налито, должно быть выпито. Я правильно говорю?
Степа Академик и Миша молча поддержали доцента: звякнули стаканы, забулькал коньяк, и тут же заработали челюсти. Раздался стук в дверь.
— Это Михеич, наверное, — высказал догадку Степа Академик и, обращаясь к Блинову, присовокупил: — Твой первый оппонент. Войдите!
Распахнулась дверь, и в проеме объявилось несуразное коротконогое существо в белом парусиновом костюме и соломенной шляпе. Первое впечатление: шляпа прикрывала печеное яблоко. Морщины, как хотели, исхлестали смуглое лицо, самую малость оставив для глаз, рта и приплюснутого, но все равно в морщинах, носа. Он снял шляпу, озарив каморку седой шевелюрой, и сказал:
— Привет честной компании! — Увидев Аполлинария Модестовича, широко и радостно улыбнулся: — Здорово, вешалка!
Доцент скривил губы.
— Ну и шуточки у вас, Юрий Михайлович! Я думаю, молодой человек, пока не поздно, нам надо отказаться от такого оппонента.
— Не надо так строго, — попросил Миша. — Проходите.
Юрий Михайлович шагнул в каморку и, увидев за спиной Блинова батарею бутылок, не мог сдержать душевного порыва.
— Е-мое! — всплеснул он руками. — Поговорим.
— Может, штрафную? — учтиво предложил Миша.
— Нет-нет, не стоит, — запротестовал от лица оппонента Степа Академик. Не сводя глаз с Юрия Михайловича, он со значением продолжал: — У ученых не принято напиваться допьяну. Верно ведь, Юрий Михайлович?
Юрий Михайлович понимающе покивал головой.
— Для разрядки, конечно, не мешало бы, — не без сожаления сказал он. — Но если общество вытерпит… я хочу сказать, как общество, так и я. Ну, а чтобы быть на равных, я, пожалуй, от штрафной не откажусь.
— Юрий Михайлович! — осуждающе протянул Степа Академик.
Зато Мише Блинову этот жест понравился.
— Это по-нашему, по-простому! Юрий Михайлович случайно не доцент?
— Энэс он, — сказал Аполлинарий Модестович и сразу просветил: — Научный сотрудник то есть. И, молодой человек, он ваш первый оппонент. Все в его руках: напишет хороший отзыв на диссертацию — заказывайте банкет, плохой — и на защиту не ходите. Пустая трата времени.
— Сила! — уважительно сказал Блинов, поближе подсаживаясь к всемогущему оппоненту.
Степа Академик сделал вид, что не заметил льстивого перемещения Блинова. Однако создавать культ в их среде он посчитал излишним. Дожевав бутерброд, он сказал:
— Да, первый оппонент — фигура. Но самый главный человек, Миша, в твоей будущей карьере — это научный руководитель. Помни, Аполлинарий Модестович отныне твой отец в науке. Он ночей не будет спать, чтобы помочь своему питомцу подготовить хорошую диссертацию.
