Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
Так всё хорошо складывалось: весна, заканчивающаяся война, а там – самое главное, демобилизация, домой, к родным. И теперь предстоит бесславно погибнуть, будучи замученными перед тем. Глупо, очень глупо.
Доставили их в землянку, сняли мешки с головы, развязали, двое солдат-пехотинцев сразу же навели на них свои «машиненпистоле». Пожилой оберст с перевязанной головой спросил их:
– Кто из вас старший?
Старшой притворился, что не понимает по-немецки.
– Кто старший вашей разведгруппы? – повторил по-русски вопрос длинный очкастый гауптман, что сидел рядом с рацией.
Старшой немного задумался. А ведь пытать сейчас начнут. Нет уж, раз так – пусть с меня начинают. И спокойно ответил:
– Я.
Оберст понял без перевода. За годы войны он уже научился многим русским словам.
– Вы офицер?
– Командир! – вызывающе ответил старшой.
Когда гауптман перевёл его ответ, полковник понимающе усмехнулся.
– Хорошо, – начал он, долговязый капитан переводил его слова на русский. – Итак, вы русская разведгруппа, засланная к нам в тыл с заданием. Вы собирались, в случае выполнения задания, вернуться обратно к своим. Для чего у вас есть место и время перехода «нитки», есть также условный пароль.
– Не знаю я пароль, – резко ответил старшой группы разведчиков.
– Вы знаете пароль, – спокойно возразил немец. – Но я не буду выпытывать его у вас. Я хочу попросить вас о другом. Как умный человек, вы прекрасно понимаете, что война Германией уже давно проиграна, дальнейшее продолжение военных действий – это преступление. Преступление против тех немцев, которые сейчас под моим началом, перед Германией, которую надо восстанавливать из руин после войны. Во время отпуска я был в Гамбурге – это просто ужасно, город стёрт с лица земли бомбардировками. И так почти во всех немецких городах. Я должен вернуть этих германских мужчин домой, живыми и здоровыми, чтобы народились новые немецкие дети.
«Где ты раньше, сука, был с подобными рассуждениями», – злобно подумал старшой. – «Раньше надо было об этом думать, уже б война закончилась. Немцев ему жалко, а сколько наших ребят погибло? А сколько наших городов и сёл вы сожгли!»
А немец продолжал:
– Так вот, я принял решение капитулировать. Сейчас здесь, под моим началом, штаб пехотного полка и один батальон, мы готовы немедленно сдаться вашим, если вы поможете нам без помех перейти линию фронта. К сожалению, два других моих батальона на флангах, и если захочу тоже повести их за собой, то потеряю время, кто-нибудь может успеть сообщить об этом в фельджандармерию.
– А в вашем штабе никто не успеет сообщить туда же? – ухмыльнулся старшой.
– Нет, – без иронии ответил оберст. – Мой телефонист уже успел нарушить проводную связь, а мой заместитель со стороны партии (полковник неприязненно скривился) полчаса назад, когда мне доложили о вашем задержании, был убит шальной пулей.
А сейчас я могу предоставить вам свою рацию, – он кивнул очкастому гауптману и тот протянул гарнитуру старшому, – чтобы вы связались со своими и согласовали наш переход и капитуляцию.
…
Это было зрелище! Стоило посмотреть на нейтральную полосу полчаса спустя. Впереди шли три наших разведчика, в полный рост, не пригибаясь, открыто, громко разговаривая. За ними в полном составе шёл пехотный батальон вермахта, с оружием, со штабом и знаменем полка. Последними перешли линию фронта солдаты из боевого охранения.
За этот случай старшой разведгруппы получил потом орден Славы 1-й степени, став полным кавалером орденов Славы. Звали его Трухин Сергей Кириллович, это мой двоюродный дед.
А демобилизоваться ему тогда так и не пришлось, впереди у него были ещё бои в Маньчжурии в августе того же сорок пятого.
Рассказывал мне один военмор такую историю. Многие, интересующиеся военной историей, хорошо знают о рейде диверсионных отрядов Скорцени по тылам союзников в 1944 году. Не столько эти отряды нанесли действительного прямого вреда своими действиями, сколько внесли панику, хаос и полную дезорганизацию в тылу и прифронтовой полосе союзников. Всех охватила шпиономания, в каждом встречном видели немецкого диверсанта, свирепствовала военная полиция, арестовывали всех подряд, включая генералов. Никакие документы доблестных Эм-Пи не убеждали: «Знаем мы, как в абвере умеют документы подделывать!»
У американских патрулей был свой метод выявления вражеской агентуры.
Например, просили назвать столицу штата Алабама. Или имя капитана известной бейсбольной команды. А еще просили спеть американский гимн.
– Не помню! – Обычно отвечал задержанный, который, попав в лапы американской военной полиции, автоматически переходил в разряд подозреваемых.
– Давай, сынок, сколько помнишь, смелее, – говорил сержант военной полиции, закинув ноги на стол.
Если задержанный полностью сумел пропеть весь гимн без единой ошибки, то сержант говорил своим солдатам:
– А ну-ка, ребятки, отведите его в овраг и пристрелите этого нацистского агента.
Панический вопль:
– За что!!!???
– Видишь ли, сынок, я еще не видел ни одного американца, который бы помнил его наизусть. Неплохо тебя подготовили!
29 августа 1945 года. У побережья Японии.
Закончилась Вторая мировая война. Союзники заключили с японцами соглашение о прекращении огня. В соответствии с инструкциями, полученными из Главного Морского штаба японских ВМС, командир подводной лодки I-400 приказал лодке всплыть и следовать в надводном положении к берегам Японии с тем, чтобы сдаться первому встречному американскому кораблю.
Первым оказался эсминец «Blue» из охранения авианосной оперативной группы. Командир эсминца вместе с призовой командой на шлюпке прибыл на японскую подлодку и принял капитуляцию от ее командира.
Нелегко далось это командиру японской подлодки. Моральный кодекс самурая – бусидо – склонял его совершить ритуальное вспарывание живота – сепуку, которое американцы, эти круглоглазые варвары, почему-то называли харакири. Долг предписывал ему прежде всего подчиняться императору. Ведь как говорит бусидо: смерть легка, как пух, но долг тяжел как гора. С застывшим лицом смотрел потомок древнего рода самураев как его матросы спустили японский флаг, после чего с традиционным японским полупоклоном вручил американскому командиру эсминца свой фамильный самурайский меч катана. В знак капитуляции. Ничего нет тяжелее для самурая, но долг велит ему повиноваться императору.
