– Двадцать три сотни, – вкрадчиво сказал первосвященник.
Арчи не шевельнулся. Наступила напряженная пауза. Первосвященник испустил легкий вздох, как человек, очнувшийся от чудесного сна.
– Двадцать три сотни, – сказал он, – двадцать три раз, двадцать три два. Третий, последний и заключительный раз двадцать три. Продано за двадцать три сотни. Поздравляю вас, сэр, с выгоднейшей покупкой!
Реджи ван Тайл уже снова задремал. Арчи потрогал своего шурина за плечо.
– Пожалуй, можно и ускакать, а?
Печально бок о бок они пробрались через толпу, вышли на Пятую авеню, не нарушив молчания.
– Препаршиво, – сказал наконец Арчи.
– Хуже некуда.
– И что это был за типус, хотел бы я знать?
– Какой-нибудь коллекционер.
– Ну, ничего не поделаешь, – сказал Арчи.
Брат Билл ухватил Арчи за локоть в порыве откровенности.
– Не хотел говорить при ван Тайле, – сказал он. – Он же такой балаболка, что еще до обеда весь Нью-Йорк про это узнал бы. Но ты член семьи и умеешь хранить секреты.
– Абсолютно! Немая могила и все такое прочее.
– Эта чертова штука была мне нужна потому, что я как раз обручился с девушкой в Англии и подумал, что все сойдет отлично, если я одной рукой смогу вручить отцу эту фарфоровую фигурку – чтоб ее! – а другой сообщить ему мою новость. Она просто самая замечательная девушка!
– Само собой, – сказал Арчи сердечно.
– Беда в том, что она выступает в хоре одного лондонского ревю и отец очень даже может взбрыкнуть. Вот я и подумал… ну, что же, жалеть смысла нет. Давай найдем тихое местечко, и я тебе все про нее расскажу.
– Милое дело, – сказал Арчи.
Глава 11. Сальваторе выбирает не тот момент
На следующее утро Арчи забрал фамильные драгоценности из их временного приюта, а затем неторопливо вернулся в «Космополис». Войдя в вестибюль, он, к своему изумлению, столкнулся с мистером Брустером. И еще больше изумился тому, что мистер Брустер, вне всяких сомнений, пребывал в настроении солнечного благодушия. Арчи не поверил своим глазам, когда мистер Брустер весело помахал ему, а секунду спустя – и своим ушам, когда мистер Брустер, назвав его «мой мальчик», осведомился о его здоровье и упомянул, что день выдался теплый.
Безусловно, такое благоволение ко всему и вся требовалось использовать, и Арчи тотчас подумал о попираемом Сальваторе, чью скорбную повесть он с таким сочувствием выслушал накануне. Бесспорно, настала минута для официанта изложить свои жалобы, прежде чем по той или иной причине начнется отлив и любовь ко всему сущему отхлынет от сердца Дэниела Брустера. С торопливым «приветик» в сторону тестя Арчи прогалопировал в гриль-бар. Сальваторе, поскольку час второго завтрака приближался, но еще не настал, прислонялся к дальней стене в задумчивой позе.
– Малыш! – вскричал Арчи.
– Сейр?
– Случилось нечто невероятное. Добрый старый Брустер внезапно выскочил из люка и сейчас в вестибюле. И что еще более сногсшибательно, он как будто подперчен.
– Сейр?
– Подхлестнут, знаете ли. На эмпиреях. Чем-то очень доволен. Если вы сейчас явитесь к нему с вашей историей, то это верняк. Он расцелует вас в обе щеки, вручит вам всю свою наличность и запонку от воротничка. Вперед! И отпроситесь у метрдотеля на десять минут.
Сальваторе исчез на поиски вышеупомянутой августейшей особы, а Арчи вернулся в вестибюль купаться в нежданных солнечных лучах.
– Ну-ну-ну-ну, а? – сказал он. – Я думал вы в Брукпорте.
– Я приехал утром, чтобы встретиться с моим другом, – благодушно ответил мистер Брустер. – С профессором Бинстедом.
– По-моему, я с ним не знаком.
– Очень интересный человек, – продолжал мистер Брустер все с тем же непостижимым дружелюбием. – Великий знаток во многих областях – точные науки, френология, антиквариат. Я просил его приобрести для меня кое-что на вчерашнем аукционе. Маленькую фарфоровую статуэтку…
У Арчи отвалилась челюсть.
– Статуэтку? – повторил он, заикаясь.
– Да. Пара к той, которую ты, возможно, заметил у меня на каминной полке. Я много лет искал к ней пару. А про эту и не услышал бы, если бы не Паркер, мой камердинер. Очень мило с его стороны сообщить мне о ней, учитывая, что я его рассчитал. А, вот и Бинстед! – Он пошел навстречу щуплому пожилому мужчине в очках, щеголяющих черепаховой оправой, который быстро семенил через вестибюль. – Ну как, Бинстед, значит, вы ее купили?
– Да.
– Полагаю, цена была не слишком высокая?
– Двадцать три сотни.
– Двадцать три сотни! – Мистер Брустер слегка пошатнулся. – Двадцать три СОТНИ!
– Вы дали мне карт-бланш.
– Да, но двадцать три сотни!
– Я мог бы приобрести ее за несколько долларов, но, к несчастью, слегка опоздал, а когда вошел в зал, какой-то глупый юнец взвинтил цену до тысячи и все повышал и повышал, пока я наконец не избавился от него на двадцати трех сотнях… Так вот же он! Ваш знакомый?
Арчи кашлянул:
– Ближе к родственнику, чем к знакомому, а? Зять, знаете ли.
Благодушие мистера Брустера как рукой смело.
– Какую еще чертову глупость вы затеяли на сей раз? – грозно вопросил он. – Неужели я шага ступить не могу, чтобы не ушибить о вас палец? Какого дьявола вы торговались?
– Мы думали, это отличный планчик. Обсудили хорошенько и пришли к выводу, что он – конфетка. Хотели приобрести эту штукенцию, знаете ли, и устроить вам сюрприз.
– Кто это «мы»?
– Люсиль и я.
– Но как вы вообще узнали про аукцион?
– Паркер, типус-камердиниус, знаете ли, написал мне письмо про него.
– Паркер? Разве он не сказал вам, что сообщил мне о продаже статуэтки?
– Абсолютно нет! – Арчи обожгло внезапное подозрение. Вообще-то он был крайне бесхитростным молодым человеком, но даже ему стала ясна крайняя двусмысленность роли Герберта Паркера в этом деле. – Послушайте, знаете ли, сдается мне, что друг Паркер столкнул нас всех, а? Я хочу сказать, что это милый старина Герберт посоветовал вашему сыну – Биллу, знаете ли, – побывать на аукционе и поторговаться за штукенцию.
– Билл! Билл был там?
– Абсолютно, собственной особой! Мы задирали и задирали цену, торгуясь друг с другом, пока не встретились лицом к лицу и не познакомились. И тут этот типус… этот джентльмен – входит и обходит нас.
Профессор Бинстед весело усмехнулся – беззаботным смешком человека, который видит, что у всех вокруг него кошельки похудели, а у него – нет.
– Весьма находчивый плут, этот ваш Паркер, Брустер. Его метод выглядит простым, но мастерским. Не сомневаюсь, либо он сам раздобыл статуэтку и выставил ее на аукцион, либо его сообщник, а затем он обеспечивает ей хорошую цену, стравив нас всех между собой. Очень изобретательно.
Мистер Брустер боролся со своими чувствами, но затем, видимо, одолел их и заставил себя взглянуть на светлую сторону случившегося.
– Ну, в любом случае, – сказал он, – теперь у меня их пара, чего я и желал. Она в этом пакете?
– Совершенно верно. Я не вверил ее экспресс-почте. Не подняться ли нам к вам и не посмотреть, как они выглядят рядом?
Они прошли через вестибюль к лифту. Туча еще омрачала чело мистера Брустера, когда они вышли и направились к его апартаментам. Подобно большинству тех, кто, начав бедняком, достиг богатства, мистер Брустер не любил расставаться с деньгами без необходимости, и было заметно, что двадцать три сотни долларов все еще язвят его душу.
Мистер Брустер отпер дверь и направился к камину. Внезапно он остановился, поглядел на каминную полку и снова поглядел. Потом прыгнул к звонку, нажал кнопку и застыл, таращась и булькая.
– Что-нибудь не так, старый стручок? – заботливо осведомился Арчи.
– Не так? Не так? Она исчезла.
– Исчезла?
– Статуэтка.
В ответ на звонок безмолвно возник коридорный и остановился в дверях.
– Симонс! – яростно обернулся к нему мистер Брустер. – Кто-нибудь входил сюда во время моего отъезда?
