Однако больше всего раздражали постоянные разговоры Джилл о землетрясении и ее чувства, связанные с данной травмой. Соседка просто не могла забыть о произошедшем. Она ругала себя за то, что не привинтила полку надежно, извинялась перед Лейлой, которую «чуть не убила», хотя та уверяла, что никого ни в чем не винит и с ней все в порядке, а Джилл нужно успокоиться. Но девушка окончательно зациклилась. Через три недели Лейла так устала, что вспылила и накричала на соседку, чтобы та перестала. Джилл страшно обиделась, обвинила подругу в том, что той нет дела до ее чувств, до людей, которые получили травмы или лишились жилья. Сама Джилл думала лишь об этом. После ссоры Лейла выскочила из комнаты и в тот вечер не вернулась. Они прожили вместе до конца семестра, но больше не разговаривали. В январе Джилл переехала в другую комнату.
Данный пример показывает, как по-разному люди, склонные и не склонные к зацикленности, реагируют на одну и ту же ситуацию и как трудно им поладить. Обычные люди не понимают, почему те, кто склонен к зацикленности, не способны «успокоиться», забыть о тревогах и негативных чувствах и просто жить дальше. Зацикленные же чувствуют, будто их не понимают, не сочувствуют им. Окружающих считают холодными и даже поверхностными.
Зацикленность и разбитое сердце
Когда мы теряем близких, депрессия, связанная с горем, совершенно нормальна. Однако длительная депрессия, которая ощущается спустя месяцы и даже годы после утраты, может разрушить жизнь человека. Мои исследования показали: склонные к хронической зацикленности чаще других страдают от долгой и тяжелой депресси после утраты. Их социальные отношения страдают сильнее, им труднее ответить на важные вопросы, возникающие после: «Почему это случилось со мной?» В этом исследовании со мной вместе работала доктор Джудит Ларсон, психотерапевт, специализирующийся на консультировании и просветительской работе в области утраты [3].
За пять лет мы с ней и помощниками опросили около пятисот человек, потерявших близких из-за смертельной болезни. Чаще всего это был рак, а также СПИД и тяжелые сердечные заболевания. Различие восприятия оказалось поразительным. Мы беседовали со зрелыми женщинами и мужчинами, потерявшими супругов и пытавшимися заново простроить жизнь без тех, с кем они пробыли последние пятьдесят лет. Общались с молодыми людьми, потерявшими родителей, братьев или сестер. Коллеги и друзья не понимали, почему те не могут просто продолжать жить, если после утраты прошло несколько месяцев. Мы говорили с теми, кто бросил хорошую работу, чтобы ухаживать за умирающими друзьями в последние дни их жизни. Мы слышали потрясающие истории матерей, приехавших из Айовы, Нью-Джерси или Южной Каролины, чтобы заботиться о взрослых сыновьях, умирающих от СПИДа.
Мы многому научились у них. Стало понятно: зацикленность особенно токсична в контексте утраты. У тех, кто страдал хронической зацикленностью, проявлялось больше симптомов депрессии, причем на всех этапах – и во время ухода за близкими, и сразу после утраты, и спустя полтора года. Речь не только об обычном горе, которое испытывают практически все, кто потерял близких. Почти 45 % людей, страдавших хронической зацикленностью, проявляли настолько сильные симптомы депрессии в момент утраты, что им можно было поставить диагноз серьезного депрессивного расстройства, а это одна из самых тяжелых форм депресии. Те, кто не страдал хрониической зацикленностью, обычно испытывали довольно легкие симптомы депрессии в момент утраты и в течение полутора лет после, хотя у большинства это не носило патологического характера.
Зацикленность чуть не убила сорокасемилетнюю Карен. Она сама медик, физиотерапевт. В ходе исследования ее сестра Аманда умерла от рака молочной железы. Глядя на них, никто не сказал бы, что они сестры: Карен – высокая спортивная блондинка, Аманда – темноволосая, невысокая, полноватая и на десять лет старше. Но сестры очень любили друг друга. Аманда в детстве занималась воспитанием младшей – родители девочек сильно пили и не обращали внимания на детей, предпочитая спиртное. Во взрослой жизни сестры остались близки, всячески поддерживали друг друга, проводили вместе столько времени, сколько позволяли работа и семья.
Когда Аманде поставили диагноз, обе поклялись сохранять оптимизм и бороться вместе. Но когда Карен оставалась в одиночестве, она сильно переживала, не могла спать и есть и постепенно погружалась в депрессию.
Что я буду делать, если Аманда умрет? Я не могу жить без нее! Почему рак случился у нее, а не у меня? Почему Бог так с нами поступает? Мы и без того достаточно страдали… Я не вынесу. Не знаю, смогу ли…
К несчастью, лучшая медицина Западного побережья не смогла спасти Аманду. Рак быстро распространялся на момент обнаружения и продолжал стремительный захват организма, несмотря на агрессивное лечение. Через год после постановки диагноза Аманда умерла.
Как и многие, пережившие утрату, в момент смерти сестры Карен находилась в состоянии шока. Она заперлась дома, почти ничего не ела, не отвечала мужу, когда тот пытался с ней поговорить. Когда шок понемногу прошел, боль утраты стала еще сильнее, а зацикленность – невыносимой. Карен возвращалась к разговорам с врачами Аманды, вспоминала, кто и что сказал. Постоянно думала, все ли возможное сделали врачи, чтобы спасти ее сестру. Карен ругала себя за то, что не искала альтернативные методы, в том числе экспериментальные университетские. Наверняка было что-то, лекарство или операция, что могло хотя бы продлить жизнь Аманды.
Муж изо всех сил поддерживал ее: часами слушал рассказы о сестре и о том, как хорошо им было вместе; успокаивал Карен, когда та предавалась самобичеванию за все ошибки, совершенные в отношениях с Амандой. Муж пытался помочь ей понять: она сделала все, что было в ее силах, была хорошей, любящей сестрой. Он взял на себя многие заботы по дому и воспитанию детей, чтобы у Карен было больше свободного времени и она могла ходить на могилу Аманды. Однако прошло несколько месяцев, и его терпению настал конец – жена все глубже погружалась в депрессию, а мысли о сестре стали навязчивыми.
Как-то раз Карен принимала душ, собираясь снова поехать на могилу Аманды. Намыливая правую грудь, она нащупала нечто напоминающее небольшую припухлость. Женщина пришла в ужас, начала ощупывать грудь, давить сильнее, чтобы понять, это действительно опухоль или естественная ткань. Но уверенности не было. Вдруг опухоль? Вдруг у нее тоже рак молочной железы, как у Аманды? Мысли метались от одного к другому.
Я не выдержу такое мучительное лечение, как перенесла Аманда. И какой смысл, если все равно умрешь? Мне невыносима мысль о об этом. Я не могу подвергать такому испытанию мужа и детей.
После смерти сестры Карен не раз размышляла о конце жизни, хотя никогда не задумывалась всерьез. Теперь возникла навязчивая идея покончить с собой, прежде чем ее убьет рак, прежде чем ей самой и ее семье придется проходить мучительное лечение, которое все равно закончится смертью. Карен знала: нужно пойти к врачу и выяснить природу опухоли, но считала, что, как только рак будет диагностирован, она потеряет контроль над жизнью: окажется в руках врачей и все время будет проводить в больницах. Это было невыносимо. К моменту выхода из душа Карен убедила себя, что у нее рак молочной железы и она умирает. А еще твердо решила покончить с собой.
К счастью, когда она вышла из душа, в ванную вошел муж. Стоило его увидеть, и она разрыдалась. Тот выпытал причину слез и сразу же позвонил врачу. Обследование и биопсию сделали в течение суток – никаких следов рака не обнаружили.
Насильственное вмешательство мужа спасло. Если бы зацикленность взяла верх, Карен могла поддаться суицидальным мыслям. Даже если бы не решилась покончить с собой, подобные мысли могли пагубно сказаться на здоровье и благополучии. Такое может произойти со всеми, кто переживает утрату.
