— Хасан, ты как? — негромко произнес я.
— Ништяк, я ништяк, ты не волнуйся, Юра.
— Когда ты за рулем, я всегда волнуюсь, а тут наш БТР еще и первым едет, так что я волнуюсь вдвойне.
— Юра, да ладно завязывай, постоянно ты страхуешься.
— А как ты хотел, мы едем хрен знает куда. Ты хоть видишь, куда едешь?
— Юра, я знаю, куда еду, тем более, что мы уже здесь ездили. Ты сиди и не волнуйся.
— А мне больше ничего и не остается, как сидеть, но я все же волнуюсь. Может разбудим пацанов, две головы хорошо, а пять лучше, к тому же, тот раз Туркмен за рулем ехал, может он лучше знает.
— Да ты на изменах, Юра. Пусть они спят. У нас там пожрать есть?
— Гранаты остались и виноград.
— Давай сюда, а то сушняк, аж языком не могу шевелить.
Я полез в отсек, немного пошарив в полумраке, нашел пару гранат и кисть винограда. Мы принялись трескать виноград, это немного заглушило сушняк.
— Хасан, что-то мы долго едем в одну сторону. Где развилка?
— Да тебе кажется, что долго.
— Мне может и кажется, а вот моим часам на руке так не кажется. Да и ваще, я хоть и не помню дороги, но знаю, что иранская граница не так далеко от того места, где мы разъехались с колонной. А мы уже почти час едем в одну сторону.
— А ты че, хотел за пять минут доехать, да?
— С тобой Хасан, бесполезно спорить, ты твердолобый какой-то. У тебя в семье все такие у-упрямые.
— Нет, я один такой.
— Оно и видно, другого такого вряд ли найдешь.
В отсеке что-то зашевелилось, потом появилась заспанная рожа Урала. Он некоторое время хлопал узкими глазами, потом произнес:
— Когда приедем?
— Куда приедем? — спросил я его.
— Ну, куда-нибудь.
— Вот куда-нибудь мы сейчас приедем, это точно. Посмотри, кто шофер.
— Впереди кишлак, и свет горит. Наверно налево надо свернуть, — произнес удивленно Хасан.
— Какой кишлак? Какой свет? Ты че Хасан, еб-нулся уже. Где ты видел свет в кишлаке ночью? — не менее удивленно произнес я в ответ.
— Да вон, посмотри, впереди нас свет горит в кишлаке.
Я наклонился к Хасану и глянул в водительское окно. Черт возьми, точно, впереди нас находился кишлак, и в нем горело освещение, этого не могло быть, в Афгане ночью в одиноких кишлаках свет не горит.
Хасан свернул влево, и кишлак оказался сбоку от нас.
— А где колодец? Где развилка? — спросил я Хасана.
— Да не знаю я, не было никакого колодца.
Урал смотрел на нас и ничего не мог понять.
— В чем дело, пацаны? — спросил он.
— Да черт его знает, в чем тут дело. Какой-то кишлак, которого быть не должно, — ответил я.
— Я сейчас посмотрю в пулеметный прицел, он приближает немного, — сказал Урал и полез за башенные пулеметы.
После минутной возни Урала возле пулеметов, раздалась короткая очередь из нашего КПВТ, и два розовых трассера полетели в сторону кишлака. Мы с Хасаном аж подпрыгнули от неожиданности, Хасан нажал на тормоза и БТР остановился.
— Ой бля, я не хотел, — выкрикнул Урал.
Оказывается, когда он крутил башню, разглядывая кишлак в прицел, то случайно нажал в темноте на кнопку спуска. Проснулся Туркмен, и начал материться. Потом раздался топот по броне, и стук по люку.
— Откройте, еб… вашу мать! Быстрее же, а не то я вас всех поубиваю.
Это был голос ротного, он не предрекал ни чего хорошего. Хасана как ветром сдуло с водительского места, я протянул руку и открыл водительский люк. Ротный как пуля залетел в этот люк, только я глянул на него, как у меня полетели искры с глаз, и сильно заболела челюсть, я хотел чего-то возразить, но получил удар с другой стороны, у меня все поплыло перед глазами.
— Вы че, козлы, оху-ли вообще! Где этот таджик?! Гараев, сука!
Ротный схватил гранат, который мы собирались съесть с Хасаном, и запустил ею в отсек, потом ротный начал шарить руками, ища что-нибудь подходящее, и нащупав рожок от АКСа, он запустил им в Хасана.
— Где мы?! Где мы?! Ёб вашу мать! — кричал ротный.
— Я не знаю, — ответил я, закрывая руками лицо и отодвигаясь от ротного подальше.
— Гараев, падла. Ты куда нас завез?!
— Я ехал, как вы сказали, в сторону иранской границы, но колодца и развилки не было, — раздался голос Хасана с конца отсека.
Перепуганный, сонный Сапог не мог ничего понять, Туркмен был удивлен не меньше Сапога, да и Урал тоже не больно-то соображал, в чем здесь дело, он вообще перепугался, думая, что это из-за неосторожного выстрела, который он произвел. Хотя, конечно, ротный проснулся как раз из-за этого выстрела, но если б ротный не проснулся, то все могло бы быть намного хуже, хотя неизвестно, что нас еще ждет впереди.
— Сколько времени мы ехали?! — опять заорал ротный, глядя на меня.
— Час, наверно, — ответил я, потирая челюсть.
— Ёб вашу мать! Да мы уже полчаса, как по Ирану едем, — произнес приглушенно ротный.
Я заметил, как ротный весь напрягся от злости, это было видно даже в полумраке. Он прыгнул за руль, потом развернул БТР, высунулся из люка и крикнул Петрухе с Хохлом:
— Быстро за нами! Только быстро, на всех газах. Мы в Иране, в эфир не в коем случае не выходить, и ради бога — не стреляйте никуда, иначе нам точно пи-дец приснится.
Потом ротный залез обратно за руль, БТР наш рванул с места и, набирая скорость, помчался обратно к границе Афгана.
— Гараев, сука, я тебя убью. Я тебя урою, так и знай, Сусанин ты х-ев. Дай только выбраться от сюда. Я удивляюсь, как только вы в Тегеран не заперлись, пока я дрых. Господи, это же международный скандал! — произносил сквозь зубы ротный, руки его судорожно сжимали руль машины, движки ревели на пределе.
— Бережной, посмотри, где наши машины, — обратился ко мне ротный.
Время было за полночь, я открыл люк, и выглянул наружу, луна освещала местность, справа было видно очертания гор, слева простиралась равнина, сзади за нами мчались с небольшим разрывом оба БТРа, я опять опустился на сидение.
— Все нормально, они сзади.
— Все нормально?! Не говори мне, что все нормально. Если, не дай бог, мы нарвемся на иранских военных, они нас с землей сравняют. Вы хоть понимаете, что это такое? Наши СУшки и так регулярно бомбят духовские базы на территории Ирана, и потому они злые на нас, как собаки. А тут нате вам, сами приехали. Гараев, сука, сиди и не вылезай из-за движков, иначе я тебя убью.
Ротный, конечно, был человеком крутым и вспыльчивым, но отходил сразу, ему главное не попасться под горячую руку. Мне с Хасаном не раз приходилось нарываться на его железный кулак, да и не только нам, но в обиде мы на ротного никогда не были, он всегда поступал справедливо, заработал — получи по роже. Некоторые офицеры или прапора бежали закладывать по инстанциям, если бойцы залетали, а потом учиняли разборки на высшем уровне, в нарядах, мол, сгноим, на дембель в последнюю очередь, или с АГСом будешь по горам бегать, дисбатом пугали или тюрьмой. А ротный был мужик конкретный, по роже настучит и все становится понятно, и все его уважали. И уважали не из-за страха, а за то, что он был мужиком, а не козлом.
Хасан, конечно, зашарил, успел слинять, а мне пришлось получить пару раз по зубам, ну да хрен с ним, мне это не впервой, хотя немного обидно, конечно, но чего уж тут поделаешь.
Нам удалось выскочить с территории Ирана без происшествий, ротный материл нас всю дорогу, но потом немного успокоился. Развилку с колодцем мы, оказывается, проскочили за километр в стороне, я не знаю, куда там смотрел Хасан, но там, где мы ехали, вообще никакой дороги не было.
Возле развилки мы остановились, ротный повернулся и погрозил кулаком Хасану:
— Я все равно доберусь до тебя. А ты, Бережной, за один удар по роже спасибо скажи своему другу, и можешь ему вернуть долг за меня. Туркмен, садись за руль, и не давай больше водить машину этому мудаку.
После чего ротный вылез на броню, я вылез за ним, к нам подбежали Грек и Петруха, они толком не могли разобрать, что за гонки мы здесь устроили.
