Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел

Опытный же уже Владимир намётанным глазом видел вчерашних мальчишек, безнадёжно потерявшихся в новом мире, без ориентиров и планов, не знающих истории, не представляющих кто и зачем сунул их в мясорубку региональной войны; без идеалов и целей, которые им заменили эти тупые, бессмысленные лозунги: «Слава Регионам» и «за Единые Регионы!» Они кисли на блокпостах, ходили в бессмысленные «рейды» и отбивали такие же идиотские по кровавости и ненужности «рейды» противника; пили палёную водку и горланили песни, чуть ли не вековой давности, в которых воспевались «подвиги» бывших таких же, как они мальчишек, только уже озверевших от крови и грязи, без айфонов и интернета, термобелья и бронежилетов, но так же уверенных, что для светлого будущего нужно непременно отделиться, обособиться, вырезать несогласных; проклясть Мувск и окрестности, где у большинства из них жила масса родственников; и вообще… «Слава Регионам!»

В чём эта «слава», и почему для этой славы нужно резать по живому, рвать десятилетиями налаженные хозяйственные связи, стрелять в таких же пацанов в такой же форме, только с другого цвета ленточками на рукаве, и почему вдруг из-за этого будет регионам «хорошо» — этого они не понимали и над этим не задумывались.

Но они были интересны ему, эти молодые воины; интересно было чем они дышат, о чём думают «на фронте», и он, переглянувшись с дежурившим в зале Диего (тот отсигналил, что «всё нормально»), подошёл к компании.

— Слава Регионам! — поприветствовал компанию, — Разрешите присоединиться?

— Регионам — слава!» — вразнобой откликнулась компания, — Садись… Присоединяйся. А ты кто таков?

— Я этот ресторан открыл. Не один, с друзьями, конечно.

— Аааа. Коммерс… — лица вояк искривились презрительно; но Владимир это предвидел, и поспешил перехватить ситуацию:

— Я тут недавно. Я с области, из деревни Озерье — слышали, может? Никоновский район? Наши там скинулись — чтобы тут, в центре что-нибудь замутить, чтоб продукты в Оршанск поставлять — ну и в обратку чтоб что-то шло… А я тут в обстановку не втыкаюсь — вы ж, ребята, местные, в раскладах разбираетесь, что подскажете?..

— Война идёт… а эти тут… ресторан!.. — прошипел неприязнённо один, — Нефига себе, «деревенские» борзеют!

— Мы там, в деревне, вообще насчёт «войны» не в курсях! — поспешил ответить Владимир, — У нас телевизоры не работают, света нет. Радиоточки только — несколько на деревню, и то, у кого батарейки есть. Потому я и… Кста, сейчас коньяка ещё принесут. И горячее — за счёт заведения, разумеется.

Последняя фраза подействовала.

— Нормальна.

— Нихрена себе люди живут! — потянулся один, — Ни про чо ни в курсях… Чо. В натуре света нету? А техника? А как посадки там, уборка?

— Вручную всё.

— Данунах?.. — не поверил один, — По «Вестям Регионов» говорят, что сельские районы укомплектованы техникой и топливом на 65 %…

— Да гонит он, что из деревни! — продолжил гнуть свою линию один из вояк.

Тогда Владимир просто показал руки — с реально коричнево-чёрными мозолями, не успевшими сойти за время оршанской эпопеи. Это возымело действие, как и то, что официантка принесла гуляш и бутылку коньяка, — Владимир был принят «как почти свой». Во всяком случае ему поверили, что работать руками ему приходилось, и значительно больше, чем им самим, Оршанским.

Начался разговор. Все парни воевали в неком «территориальном батальоне» — Владимир так и не смог уяснить, что это за вид формирования. Как он понял, это было что-то среднее между нацгвардией в США и Частной Военной Компанией, или, говоря по-отечественному, ЧОПом.

Оружие они получали «от Региона»; но форму приходилось покупать «за свои», чем служивые были очень недовольны. Особенно сейчас, когда холодало; и нужно было спешно переходить на осенне-зимний гардероб. Которого не было и не предвиделось. «За свои»?.. За какие «свои», если всё это время они «в поле»? Какие заработки, откуда; они же не Верный Вектор, «суки, стоящие только на блокпостах» и «обирающие проезжающих». Снабжение полагалось «от территории», но «территории», сформировавшие подразделение, такое впечатление, что сразу после его отправки на передовую, забыли о его существовании. Снабжаться приходилось «самостоятельно», что любви у местных жителей, конечно, не добавляло.

Владимир подливал коньяк, сочувственно кивал — и расспрашивал; стараясь поменьше углубляться в конкретику — где стоят, какие части, чем вооружены, — не хватало еще, чтобы в нём заподозрили мувского шпиона! Его больше интересовал быт вояк, и то, что можно было назвать «психология» — за что, они, собственно-то, воюют?

В этом вопросе царила полная неразбериха.

Кроме довольно расплывчатых по смыслу лозунгов «мы воюем за Регионы!», «против мувского диктата!», «чтобы самим решать свои вопросы, чтоб никто к нам не совался!» парни, собственно, ничего объяснить не могли. Мотивация их пока оставалась для Владимира загадкой; и он, всё подливая им коньяк, расспрашивал: с чего всё началось; для чего они, тогда ещё студенты и молодые рабочие, пошли на площадь перед Оршанской Администрацией «требовать»; что они требовали — и что получили; и что в дальнейшем надеялись получить?

Ответы в процессе беседы были настолько бесхитростны, если не сказать глупы, что он поражался — как можно было взрослым ребятам, не глупым на вид, взять в руки оружие и идти убивать таких же пацанов из Мувска и области, руководствуясь такими побуждениями?

Ответы их, сколько он не «насиловал» парней, заходя то с одного, то с другого края, варьируя вопросы; как карусель, крутились по кругу: «- Пошли воевать, потому что сил больше не было терпеть! Этих сук, что всё разворовали!»

«— Мувские всё разворовали?»

«— Да нет, местные! Но — с подачи мувских! Вот с мувскими расправимся окончательно — заживём!»

«— Ну, расправитесь. А что изменится?»

«— Да всё! Всё будет по-другому! По-честному!»

«— Ты ж сам сказал, что «одних сук прогнали — другие в Регионах сели, ещё хуже!» Кто ж «сделает по-честному»? Коловойский? Парупийский? Этот, главный — Прохошенко?

«— Прохошенко — нормальный, но ему не дают!» «- Да он сам не тянет!» «- Да какой он нормальный, если он с генералом Родионовым за руку здоровался!! Вместо того чтобы дать ему в..!» «- А что он может, сам-то??» «- Коловойского и Парупийского — на кол! А Абакова тоже! Мы не для того, чтобы…»

«— Ну ладно, если эти плохие — чего ж вы за них тогда воюете?»

«— Убрать! Убрать сук! И — мувских сук — всех в ножи!!.. И будет нормально!»

Владимир смотрел на них — и чувствовал себя совсем старым и мудрым по сравнению с ними. Собственно они были почти что ровесниками, но между их пониманием жизни была огромная пропасть: Владимир поездил по свету; он знал достаток; он знал изобилие; он с самого юного возраста привык задумываться над сутью происходящего. Как всегда говорил папа, прошедший суровую школу 90-х: «Если ты не знаешь, кто в игре лох, то этот лох — ты!»

Эти парни и были, собственно, лохами. Они пошли воевать непонятно за что; они теряли товарищей на минных полях, под миномётными и артиллерийскими обстрелами; они ходили в тупые, кровавые атаки на пулемёты — ради чего? У них не было ответов, кроме общих фраз в стиле «За Регионы» и «Чтоб не было этих сук!»

Собственно, их психологию теперь он уже понимал: это молодняк; адреналин, «гормон играет»; хочется не строить кирпичик за кирпичиком, не хочется крутить гайки или стоять за прилавком; хочется «всё и сразу». А для этого лучше всего подходит, конечно, разрушение, война; да и «по-мужски это» — взять автомат и пойти воевать «за правое дело» — а почему оно «правое»? Это объяснят по телевизору, объяснят путано и многословно — но всё равно, как бы благословят — иди, стреляй, всё правильно!

Почему, если они всё делают правильно, жить становится только хуже; почему снарягу приходилось покупать чаще всего за свои, почему со снабжением совсем почти никак, а части «Верного вектора», экипированные несравненно лучше, в БД участвуют мало и неохотно; почему раненые в большинстве случаев умирают не доезжая до госпиталя Оршанска из-за никакой «полевой медицины», почему всем всё пох и наплевать, и чему учили в мирное время офицеров в военных училищах; и почему раз за разом части накрываются системами залпового огня противника, наборы в тербаты идут за наборами, мобилизации за мобилизациями, людей гибнет масса — задумываться об этом не хотелось. В армии хоть кормили; подбрасывали время от времени хоть какие-то деньги, талоны, которые можно было реализовать «в тылу», во время отпуска; и главное, было ощущение «нужности». Они — солдаты! Крутые, обстрелянные. Они — при деле. Ну и вот. Ну и всё!