Счастье волков - Афанасьев Александр Николаевич

Но сейчас национализм среди молодежи вытесняется другой агрессией – радикальным исламом. Исламизированная молодежь обвиняет националистов в том, что задачу они не выполнили, страну великой не сделали. У турка-националиста не может быть ничего общего с греком, или болгарином, или сирийцем – кроме ненависти. А вот ислам – един, и он стирает границы, и он позволит восстановить славу Блистательной Порты. Националисты чувствуют, что проигрывают битву за умы и сердца, как они проиграли битву за армию, за государство, позволив взять их под контроль и не сумев совершить переворот, как бывало раньше. Теперь – они готовы на все…

Истикляль сверху похож на бумеранг, в изгибе его – старейший в городе Галатский лицей. Я шел как раз туда, мимо туристов и местных, мимо лавок и едален, оглядываясь по сторонам…

Черт, пистолет!

Он был направлен прямо на меня. И я не успевал…

Примерно в это же самое время Мустафа Хикмет остановил свой джип у деревушки Румели Фенери, это самая окраина страны. В этом месте заканчивается Черное море и начинается Босфор. Здесь же, по мнению многих, заканчиваются Балканы и начинается Азия…

Хотя на самом деле Азия начинается в головах некоторых идиотов, которые считают, что если по пять раз в день вставать на колени, стукаться головой об пол и произносить слова, которые ты не понимаешь, то из этого выйдет что-то хорошее…

Потомок имперских завоевателей, которые когда-то поставили на колени четверть Европы, кто брал Вену и угонял рабынь из-под Харькова [19], – он стоял на границе Балкан и смотрел. Смотрел на земли, которые когда-то принадлежали им – и может, еще будут…

Главное – убить всех сербов. Это они в свое время – единственные, кто не покорился. Остальные так или иначе примут власть новой империи… потурчатся. Но этих надо всех убить.

И что-то надо сделать с Россией. Пока есть Россия – новой Османской империи не будет.

– Аль-каид [20]? – раздалось из-за спины.

– За тобой никто не следил? – не оборачиваясь, спросил Мустафа. – Иди, закажи что-нибудь в харчевне. Я скоро приду…

Когда Мустафа Хикмет зашел в харчевню, Вахид Захар уже сидел за столом, вместе с заказом.

– Что ты заказал?

– Рыбную похлебку. С лимонным соком.

– Это хорошо…

Мустафа Хикмет взял разрезанный пополам лимон и начал давить над тарелкой, смотря прямо в глаза Вахиду Захару. Мутный сок капал в тарелку, как кровь…

– Ты хорошо все сделал, молодец. Об исполнителях позаботился?

– Они кормят рыб.

– Это хорошо…

Мустафа Хикмет положил выдавленный лимон рядом с тарелкой, принялся с аппетитом есть.

– Исполнителей для нового амаля нашел?

– Нашел.

– Покажи…

Вахид Захар передал телефон, Мустафа Хикмет посмотрел, скривился:

– Ты с ума сошел? Как таким можно доверять?

– Они прошли подготовку. Только таким и можно доверять. В отличие от вас они чисты перед Аллахом…

Мустафа Хикмет среагировал мгновенно – тарелка с супом, к которому Вахид Захар не притронулся, полетела ему на колени, он вскочил, выругался:

– Шайтан!

К ним спешил хозяин харчевни, Мустафа Хикмет улыбнулся ему:

– Мой друг был неосторожен. Принесите ему еще порцию, я заплачу…

Когда хозяин харчевни поспешил на кухню, Мустафа Хикмет показал на стул.

– Сядь. Не смей мне дерзить. И всегда помни о том, кто хозяин. Если бы не я, тебя бы расстреляли. Я и сейчас могу тебя пристрелить прямо сейчас, и мне ничего не будет. Хочешь, проверим?

– Нет.

– Нет, хозяин.

– Нет, хозяин, – выдавил Вахид Захар.

– Сядь…

Хозяин харчевни принес новую тарелку супа. Мустафа Хикмет бросил на стол купюру не глядя, хозяин подхватил ее и попятился. Он уже понял, кто к нему забрел – мафия!

– Ешь…

– Эту рыбу нельзя… харам.

– Ешь… – повторил Мустафа Хикмет.

Вахид Захар начал хлебать горячий рыбный суп.

– Сейчас я прощаю твою дерзость. Но если ты еще раз поднимешь голову, я тебе ее отрежу. Ты знаешь, я это могу…

– Да, хозяин…

– Больше не высовывайся. Я скажу тебе, когда начнем. Вместо греков приедут русисты, но так даже лучше. Аль-Мохандес [21] все еще не уехал?

– Нет, он здесь.

– Начинайте готовить заряды. Все должно сработать одновременно, секунда в секунду. Грузовик с оружием для вас я оставлю на проспекте Мерендеса, напротив кинотеатра.

– Но там же недалеко полиция, хозяин.

– Полиция никого не тронет. Если не будете мозолить ей глаза.

Мустафа Хикмет снова посмотрел в глаза Вахиду Захару.

– У тебя красивая сестра, Вахид. Я видел ее вчера. Мой брат комиссар полиции. Как думаешь, что с ней будет, если он посадит ее в тюрьму? А так и будет, если ты вздумаешь рыпнуться. И со всей твоей семьей произойдет то же самое. Мой брат очень жестокий. Намного более жестокий, чем я…

Мустафа Хикмет выложил на стол несколько крупных купюр и встал. Потом, подумав, забрал половину себе.

– Твое жалование. Минус штраф за дерзость. Следующий раз сообщишь о ком-нибудь из своих. Моему брату надо задержать кого-нибудь, чтобы его похвалили. Сдашь кого-то – получишь эти деньги себе.

Вахид Захар опустил взгляд.

– Вижу, ты кое-что понял. Бывай.

И хорошо, что не успел…

В последний момент я разглядел, что пистолет – у пацана, который катался на «колбасе» старого стамбульского трамвая, пугая окружающих пистолетом. Наверное, с уроков сбежал… лет десять ему.

Трамвай, тренькая, побежал дальше. Я только выдохнул и погрозил кулаком хулигану.

– Господин Баширов?

Комиссар стоял прямо за мной.

– Хорошо, что вы меня нашли…

– Вы что-то хотели сказать мне?

– Да. Есть где-то более тихое место?

Комиссар кивнул.

– Идемте.

Когда Вахид Захар несколько минут спустя вышел из харчевни, к нему подошел молодой человек, отделившийся от туристической группы, осматривавшей маяк. У него было бледное лицо островитянина и дорогой плащ.

– Это и есть ваш куратор?

– Да, это он, – в голосе Вахида Захара звучала нешуточная злоба, – за ним поехали?

– За ним проследят, – пообещал молодой человек, – а сейчас возвращайтесь…

Комиссар привел меня в местную локанту рядом с площадью Таксим, там был обычный набор турецких блюд и свежевыжатые соки. Учитывая то, что хозяин был одного возраста с комиссаром и называл его «аби-чим» [22], скорее всего, он тут был не чужим.

Заказали по шаурме и по гранатовому соку. И то и другое здесь совершенно не похоже на то, что продают под видом этого, например, в Москве. Чудовищная конкуренция и то, что все друг друга знают, заставляют вертеться.

– Знакомое место? – спросил я.

– Я здесь вырос, на этих улицах, – сказал комиссар, – ходил в Галатский лицей, около которого мы встретились. Что вы хотели мне сказать?

– У меня есть информация, – сказал я, – не спрашивайте, откуда она. Все равно не скажу. Но она достоверная. По крайней мере, меня ничего не заставляет сомневаться в ней.

Комиссар выслушал меня со скептическим выражением лица, но, по крайней мере, ни разу не перебил. Все это было как-то… дико, что ли. Вот город, Таксим, кафе, хозяин разливает сок… и вот война, смерть, оружие массового поражения.

Мало кто задумывается о том, что между Алеппо и Стамбулом – тысяча километров по прямой, тысяча двести по дороге. От Алеппо до Анкары еще ближе. Смерть, война, ужас и кровь совсем рядом, они все ближе. И все эти люди, беззаботно гуляющие, обслуживающие клиентов, азартно торгующие, – просто не могут себе представить расхлестанную минометным огнем свою родную улицу и поставленные на попа автобусы – чтобы защитить жителей от работающих снайперов.

Но ведь когда-то и жители Алеппо не могли себе такого представить…

– Откуда вам это известно?