Битва За Масть - Белов (Селидор) Александр Константинович

Наконец стеклянные двери зоны прилетов распахнулись и выпустили Далера в сопровождении двух охранников. По обычаю обнялись. Чувствовалось, что все довольны и искренне рады видеть друг друга. А как же иначе может быть, когда все так хорошо складывается? Уже ведь и плантации решили увеличить под новые заказы и новые проекты.

— Рад тебя видеть. Как семья? — спросил, улыбаясь, Фархад.

— Слава Аллаху, все здоровы, — серьезно ответил Далер, приглаживая свои непослушные воздушные волосы. Которые почему-то в последнее время еще поседели. — Весь род гордится тобой. Ты доказал, что заботишься о семье.

Обычные вроде бы восточные комплименты были все равно приятны Фархаду. Прежде всего потому, что ему не придется доказывать, что он не верблюд, корабль пустыни. И объяснять, что бессилен договориться с Белым. Теперь все пойдет как по маслу. Главное — хорошо организовать первую продажу, наладить связи. Ну, не хочет сам Белый в это ввязываться, пусть остается в стороне. Главное, чтобы не мешал. Тогда всем будет хорошо.

— Для начала взял у Белого десять килограмм из общей партии, — выходя из зала аэропорта, объяснил он Далеру. — Скоро начнем свое дело. Все будут довольны. — Больше всех этим словам верил сам Фархад. И это было главное.

XXXIII

«Все-таки нельзя из жратвы делать культа», — думал Каверин, глядя на поглощающих жирные креветки Бека и Леву. Так или примерно так сказано было в каком-то фильме, чуть ли не про Остапа Бендера.

Если на Леву еще можно было смотреть, то Бек вызывал просто омерзение — он за столом напоминал какое-то животное, точнее — зверя. Жадного и нечистоплотного. Но что было делать. Володя вынужден был работать с этими людьми. Хотя бы пока. Пока не накопит собственных сил. Приходилось терпеть эти застолья, на которых у него напрочь пропадал аппетит. По крайней мере, так он себе это объяснял. Потому что ему просто ни разу ничего не предложили. Он присаживался за этот стол просто как бедный родственник. И в лучшем случае мог выпить минералки из чистого фужера.

— Чего морщишься, Володенька? — обратил, наконец, на него внимание Бек, сплевывая креветочную шелуху и вытирая жирные руки белой салфеткой, на которой тотчас же проступили мокрые желтые пятна.

— Послушай, Бек, я знаю человека, — Каверин сделал паузу, чтобы последующие слова прозвучали позначительнее, — который хочет продать десять килограммов героина.

— Кто такой? — прихлебнув вина, спросил Лева.

— Абсолютно левый азиат, — нарочно не вдаваясь в подробности, пояснил Каверин. — Он работает с Белым, но не при делах.

Бек подцепил на вилку огромный кусок зажаренной свинины и впился в него зубами. Чавкая, он родил, наконец, оперативное решение:

— Ну, тогда сведи его с пацанами.

«Ага», — кивнул Каверин. Рыба, похоже, начинала клевать. Большая и маленькая. Это его больше всего и устраивало.

Разговаривая по телефону с мамой, Саша чертил на листочке предмет разговора. Коляска удавалась на славу. Главное, четыре колеса. Только вот вентилятор немного мешал — листок то и дело норовил улететь со стола. Саша уже начал штриховать кузов супермашины:

— Да, мам, понял, на Комсомольском проспекте. Не доезжая дворца… Там левый разворот есть? Ну, я с набережной заеду. Ну, давай, мы подхватим тебя и вместе поедем, какие проблемы?

Коротко стукнув, в рабочий кабинет ввалился Космос и устало упал на диван. Саша не отреагировал — Кос любил подурачиться. Космос пощелкал пальцами, но Саша все чертил и чертил что-то на листке.

«Не иначе, Белый продумывает новые схемы транспортировки грузов», — но Космосу все же позарез надо было отвлечь Саньку от телефона. Он сунул указательный палец под лопасти вентилятора и остановил его. О! Подействовало!

Саша поднял голову, прикрывая трубку ладонью.

— Ты чего, Кос?

— Завтра груз приходит, я подвериться хотел, мы Фаре-то отдаем?

— Ну, мы ж договорились, — подтвердил Саша. — Кто покупатель, знаешь?

— Он ведь гордый, молчит. — Космос недовольно пожевал губами. — Говорит, приличные люди. — Он пожал плечами. Какие-такие приличные? Хрен их разберет. — Нет, я все же думаю, пусть Фил ему даст пацанов, подстрахуют.

— Эх, Фарик, с огнем играет! — Саша сжал губы. — Дурак… — И он качнул головой, словно отгоняя дурные мысли — Да не волнуйся, подберем, — заговорил он снова в телефон, отнимая ладонь. — Я?.. Я хочу темно-синюю. Ну ладно, мам, договорились.

Космос убрал палец из-под лопастей вентилятора и вышел из кабинета, насвистывая нехитрый мотивчик. Отдаленно напоминавший чижика-пыжика.

Теперь их было трое. Иван Александрович лежал посередине. Только что плотно поужинав, он спал так безмятежно, как спят только в самом раннем детстве. Саша и Оля переговаривались тихо-тихо, боясь спугнуть этот сон.

— Такой сладкий, да? — Оля готова была любоваться на Ваньку часами. Особенно на спящего.

— На червячка похож, — разглядывая лысую макушку, усмехнулся Саша.

Так смешно — у Ваньки была самая настоящая лысина — в обрамлении мягоньких беленьких волос. А там, в самом ее центре — родничок, как называла его Оля, где билась, пульсировала голубая жилка. Оля еще утверждала, что через этот вот родничок Ванька общается с космосом. Как все младенцы. Это лишь потом человек полностью остается на земле. Когда зарастает родничок. Оля слегка толкнула мужа ладонью. В лоб.

— Белов!.. Какой червячок! Убью.

— Да ладно, — смеялся Саша. — Я же любя, — защищался он одной рукой.

— Как интересно… — Оля ничуть не сердилась, она любила, когда Саша вот так, беззлобно, подкалывал ее. А теперь вот и Ваньку. Сына. — Вот вырастет потом такой большой-большой, представь… Кем будет?

— А кем после Оксфорда бывают? — Саша казался вполне серьезным, но Оля лишь махнула рукой. Вечно Сашка скажет тоже! Оксфорд!

— А что? — Саша приподнялся на локте. — Он за меня все сделает, что я не успел. Знаешь, я вот думал, ночью, когда ты рожала, а я приехать не мог, я вдруг понял, что вообще такое дети. — Ванька смешно засопел, Саша поправил завернувшееся одеяльце. — Это шанс от Господа все исправить. Что это, типа, ну, искупление такое, что ли. Не знаю, как сказать…

— Саша, давай покрестимся, — тихо и серьезно произнесла Оля. Она давно уже об этом думала, еще в роддоме. — И его покрестим…

— Да я еще не решил… — Саша задумался на минуту. — Нет, Оль, давай попозже.

Оля вздохнула. Что ж, позже, так позже. Совсем не отказывается — и то хлеб.

— Оль, — вдруг вкрадчивым, прямо лисьим голосом заговорил Саша, — а тебе совсем нельзя пока, да?

Он смотрел на нее глазами опереточного соблазнителя.

Оля прыснула от неожиданности:

— Хитрый какой, Белов. Я думаю, что это он? А он издалека зашел. — Но она быстро сменила шутливый тон, понимая, как трудно сейчас Сашке. Хоть и хитрец первостатейный, но родной ведь человек. Муж как-никак. — Нельзя пока, милый. И долго еще нельзя будет, роды тяжелые были.

— Ну маленечко?.. — Сашин голос источал мед.

— Нельзя, Санька, потерпи чуть-чуть, — она удрученно покачала головой и предложила тихо, чуть слышно. — Ну, давай по-другому. Хочешь?

— Да ладно, потерпим. — Саша с сожалением потянулся. — По-настоящему хочется, чтоб с криками. Ладно, давай спать. Как говорится в детских сказках, утро вечера мудреней…

День завтра, как, впрочем, и почти всегда в последнее время, предстоял тяжелый. Фарик со своими басмачами должны были первый раз продать товар в Москве. Ох, как Саше не нравилось все это. Но все. Поезд ушел. Оставалось только надеяться на лучшее.

Саша посмотрел на жену, уже прикрывшую глаза и, кажется, даже задремавшую. И на сына, так и сопевшего между ними. Привстав с кровати, Саша выключил торшер. И только теперь стало видно, что в небе над Москвой вовсю светила полная луна.

XXXIV

Холод завернул почти зимний. Хотя снега пока как-то не предвиделось. Оттого все выглядело как в дурном сне — еще не успевшая окончательно опасть листва чернела прямо на деревьях. Трава на газонах была белесой и ломкой. И птиц этим холодным утром не было слышно, будто они все повымерли.