Счастье волков - Афанасьев Александр Николаевич

И я не жалуюсь…

И за тысячу – бешеная цена – еще взял «макаров», болгарский, с запасными магазинами и глушителем. Бешеная цена – но не поторгуешься, особенно когда видят, что тебе надо срочно, прямо сейчас.

Обыскал умирающего – ни пистолета, ни документов, оставил его в покое, пусть и дальше умирает. Подошел к комиссару.

– Как жизнь?

Комиссар Хикмет к шуткам не был расположен, потому я поднял его на ноги, прислонил к машине – он сам стоять не мог. Пошел искать ключ от наручников.

– Ты как… тут оказался?

– Стреляли…

С запозданием я подумал, что турецкий комиссар фильм «Белое солнце пустыни» не смотрел и шутку не поймет.

Печально.

Ключи я нашел у убитого, вернулся, расстегнул наручники.

– Пить дай…

– В машине посмотри, у меня нету.

С запозданием подумал, что я машину не посмотрел – вдруг там еще один ствол. А мало ли что этому турку в голову взбредет.

– Как ты меня нашел?

Фургон мы бросили, отъехав километров на сорок. Теперь ехали в моей прокатной машине.

– Я же говорю – стреляли.

Комиссар помолчал, потом сказал:

– Не знал, что у русской мафии такие возможности.

Я правил машиной. Мимо нас проносились деревеньки, которые отличались от наших зеленью и обязательной белой стелой минарета. Нутряная Турция, глубинная. Мы опять ехали в Стамбул.

– Ты бы, чем мафией меня называть, лучше бы поблагодарил. Они убить тебя хотели, я видел.

– Зачем ты меня спас?

– Зачем? Затем, что ты мне нравишься, комиссар. Я про тебя поспрашивал, все сказали – честный ты человек. А они – нет. Они убийцы. Негодяи.

Комиссар смотрел в окно, на проносящиеся мимо нас деревни и рощи фруктовых деревьев, потом сказал:

– С теми, кто убил ваших людей в Проливах, как-то связан Вахид Захар. Он радикальных взглядов, хотя у него хватает ума их не показывать. Он был на пристани Бостанджи, когда оттуда отправилась лодка с убийцами. Ему кто-то звонил с пристани Кабаташ, когда оттуда отправлялся зафрахтованный теплоход. Телефон потом выкинули в воду, нам не удалось установить звонившего.

– Я понял.

– Пока это все, что я могу сделать для тебя, русский. И я все равно у тебя в долгу.

– Давай я попробую кое-что для тебя сделать. Ты голоден? Есть хочешь?

Мы остановились в какой-то деревушке… до Стамбула было еще километров семьдесят. Местная сельская локанта – как кафе, но со своей спецификой. Простые, крестьянские блюда, сидящие весь день мужчины… это главы семейств. Они не работают, если есть такая возможность. Вообще, если нас Ленин и Сталин научили до пота лица вкалывать, то тут над турком надо с дрыном стоять. Только отвернулся – он тут же сядет, ляжет… здесь, как и во Франции, в Италии, работают, чтобы жить, а не живут, чтобы работать.

– Зачем ты пошел против своих? – спросил я, когда нам налили густого чечевичного супа. – Тебя же не просто так пытались убить?

Хикмет долго не отвечал, хлебал суп, и я думал, что он уже и не ответит. Но он вдруг оставил суп в покое…

– Свои? Я уже не знаю, кто мне свой. Вот тебе – кто свой?

Я пожал плечами:

– Друзья. Русские.

И тоже задумался – татар я почему-то не назвал. Хотя кто я – казанский татарин? Но как-то так получается, что казанский татарин я в Казани, в республике и не дальше, а за ее пределами – мы все русские. И кто как, а я в этом даже не сомневаюсь…

– А вот я… знаешь, я родился и вырос в обычной семье… у нас всего хватало, отец был чиновником, а чиновники всегда хорошо получали. У нас был дом, целый дом, понимаешь, была американская машина марки «Бьюик», на которой мы ездили на берег Босфора… и знаешь, у нас были слоники.

– Слоники?

– Да, слоники. Семь маленьких слоников, на комод поставить. У нас мама не работала, все время дому посвящала, семье. Эти слоники стояли на комоде, на чистой скатерти, а над ними были семейные фотографии. Мой отец дал нам всем хорошее образование… и знаешь что?

…

– Я подумал, что мы, наша семья – это и есть Турция. Это и есть турки. И то, что мы такие, – это хорошо.

– А на самом деле?

– А на самом деле я понял, что настоящая Турция – это вон те…

Комиссар показал на стариков, те подозрительно и неодобрительно смотрели на нас.

– Я прихожу к ним и говорю – произошло преступление, скажите, что вы видели, кто его совершил. А они молчат, потому что это их клан, их семья, их район – и в конечном итоге их правосудие. А я с законом, да плевать они на меня хотели!

– Тише!

Еще не хватало…

– А потом я узнал много нового и о моей семье. Мой отец, как оказалось, – приспособленец и лицемер. И взяточник. Мы всегда понимали, откуда в семье деньги, просто об этом не говорили. Есть деньги и есть. Моя сестра встречается с евреем, и, наверное, правильно делает, а мой брат стал бандитом…

– Может, не стоит так о родных?

– Стоит. Стоит! Ты такой же, как и они, получается. Семья превыше всего. Все в семью, верно?

Я кивнул.

– Ну вот.

Поговорили…

На въезде в Стамбул все было тихо. Я опасался постов, но их не было. Здесь вообще не стоят по дорогам, дань не взимают – не принято это.

– Куда тебя подвезти?

– Ближе к Таксиму, если не трудно.

– Не трудно…

Таксим – это европейская часть. Мы пересекали Босфор по громадному мосту, и я думал. Турки ведь многое сделали в двадцатом веке. Как и мы. Один этот мост… громадный, взметнувшийся над Стамбулом мост, который сейчас назван в честь жертв попытки последнего переворота, а ведь он не один, и метро под Босфором еще пустили, выполнили мечту еще последних османских султанов. Но сколько бы мы ни построили мостов, дорог и домов – общество остается тем же… мы не становимся другими. И это, наверное, плохо.

У Таксима я остановился, где можно было. Там пешеходная зона, нельзя дальше.

– Спасибо.

Комиссар открыл дверь машины.

– Это тебе спасибо…

Б…, а еще говорят – тринадцать войн.

Что дальше будет? А хрен его знает. Надо думать.

Мне пришло в голову – проследить комиссара до его дома. Не то чтобы… просто мало ли, как и когда понадобится. Я все-таки на работе – по-прежнему. И моя работа здесь. Я потерял источник в стамбульской полиции, и мне нужен новый. А комиссар Назим Хикмет перестал верить в то, что делает. И перестал верить в свой народ.

На Таксиме всегда толпа, потому мне удавалось идти почти вплотную, в нескольких шагах. Я следил за комиссаром, боясь, что потеряю его в толпе, – и не видел, что происходит вокруг…

Мы вышли к какой-то улице… а на площадь Таксим выходят главные улицы как относительно бедных, так и богатых районов… комиссар прошел несколько шагов, а я все еще был в толпе… и тут загремела автоматная очередь…

Стрелял какой-то молодой парень… у него был скутер, и он явно ждал свою жертву. Я навсегда его запомнил – патлатый, волосы почти как у бабы, черная куртка, безумные глаза. У него был автомат… «Узи», кажется.

Он уже отстрелялся и собрался бросить автомат и удирать на скутере, когда я толкнул какого-то мужика, мешавшего мне, и выхватил пистолет.

– Стой!

Парень посмотрел на меня… безумные глаза, то ли фанатик, то ли наркоман, а потом он повернул в мою сторону автомат, и выбора у меня не оставалось. Я выстрелил… парень повалился вместе со скутером как подкошенный, затих.

С улицы бежали полицейские, и я понял, что лучше и не пытаться уйти. Пристрелят. Потому я просто бросил пистолет и поднял руки.

28 сентября 2020 года

Стамбул, Турция

Привезли меня в полицейский участок. Хорошо хоть не били по дороге, хотя наручники надели. Заперли в одиночку – небольшое такое помещение, довольно чистое.

Я думал, что дальше. На первый взгляд, не все так плохо. Единственное, что мне могут предъявить, – незаконное хранение оружия. Не слишком тяжкая статья. Могут и закрыть на это глаза – я все-таки убил убийцу полицейского, который начал стрелять из автомата в центре города.