Дорога петляла дальше, всё время следуя руслу бегущей с левой стороны реки. Русло было широким, а поток текущей по нему воды едва ли где-либо достигал более пятнадцати метров. От него веяло холодом. А может, прохладу приносил бьющий в лицо ветер? Собственно, этот вопрос интересовал Ефимова меньше всего. Он лишь пристально вглядывался в нависающие над головой кручи, и нет-нет, да и бросал взгляд на противоположный берег.
Вдоволь налюбовавшись пейзажами, они, наконец, перемахнули речку по небольшому, по российским меркам, мосту и через полчаса прибыли к месту свой новой дислокации. Место это, а точнее площадка, отведенная новообразованному отряду под оборудование лагеря располагалась на краю небольшого селения, одной стороной примыкая к обширной поляне, сразу же облюбованной боевитым Пташеком, прибывшим со второй ротой в качестве всеобщего командира — точнее сказать, командира новообразовавшегося отряда с позывным «Лотос», под стрельбище, с другой — к одному из подразделений Российской Армии. С севера село, с юга — грушёвый сад.
Весь первый день, а вернее, его остатки, ушел на то, чтобы поставить палатки, вкопать столбы и натянуть на них колючую проволоку. Пока всё это делалось и ставилось, Пташек успел сгонять в местную комендатуру и договориться насчёт экскаватора. К вечеру в палатках разместили привезённые с собой кровати, протянули от соседей электрический провод и подключили к нему лампочки, и видео-аудио аппаратуру. Так что определённый комфорт был создан. Единственное, о чем в суете забыли, так это о таком нужном строении как сортир. Когда вспомнили — уже темнело, махнув рукой, решили, что пока станут ходить к краю поляны в небольшой, примыкающий к речному обрыву лесочек, но только не менее чем втроём и обязательно с оружием.
Распределив личный состав по сменам, утомленные дневными хлопотами командиры завалились спать. Первую ночь проверять посты вызвался сам майор Пташек… Никто не возражал.
Ночь выдалась ясной и прохладной, свежесть, приходившая со стороны реки, забиралась под свитер рядового Пашкина, охранявшего лагерь с северной стороны периметра. Зябко поёживаясь, он поставил пулемёт на бруствер ещё не до конца отрытого окопа и, присев на расстеленный на земле коврик, оперся спиной о стопку уложенных друг на друга мешков с глиной…
— Пашкин, сволочь, спишь?! — громкий окрик ворвался в расслабленное сознание пулемётчика с грохотом отбойного молотка.
— Никак нет, — вскакивая на ноги уверенно заявил пойманный на «месте преступления» боец. — Задумался, товарищ майор.
— Задумался? — переспросил Пташек, и словно бы поверив, сделал пару шагов в направлении палатки. Затем резко остановился и гаркнул:
— К бою!
Пашкин метнулся к брустверу и обмер — ПКМ исчез. По спине побежали холодные мурашки, Пашкин бросил взгляд под ноги, затем судорожно завертел головой во все стороны, повернулся в надежде увидеть оружие в руках Пташека, но пулемёта у него не было. Тяжело дыша, словно ему на грудь положили многокилограммовую плиту, он в отчаянии последней надежды заглянул по ту сторону бруствера. ПКМа не было. Тельняшка мгновенно пропиталась потом.
— Товарищ майор… Вы…
— Что я? — удивление в голосе замкомбата казалось вполне искренним.
— Вы пулемёт не брали… случайно?
— Не понял. Ты о чем?
— Вы пулемёт не брали? — надежда в голосе Пашкина стремительно таяла.
— Пашкин, ты охренел? Ты что, пулемёт п…терял?
— Тащ майор, да он вот тут… я на бруствер его поставил.
— И куда он делся, если на бруствер?
— Не-знаю… может, взял кто?
— Как это взял? Ты же, Пашкин, не спал. Так значит что, продал, а теперь из себя дурачка корчишь?
— Да я, я… — растерянно пролепетал всё сильнее и сильнее покрывающийся потом пулемётчик.
— Или профукал, — почти спокойно докончил замкомбата. Несколько мгновений молчания и голос майора буквально зазвенел в окружающей ночи: — Утерять боевое оружие, да будь мы на боевом задании, я бы тебя сам расстрелял! Ну, Пашкин, ну держись, теперь тебе точно тюрьма.
— Товарищ майор, да я…
— Молчи, — казалось Пташек пришёл в бешенство.
— Да я и не понял, когда уснул…
— Уснул? — голос майора перешёл на проникновенный шёпот. — А о них ты подумал? — майор кивнул на стоявшую за спиной палатку с личным составом. — Вырежут всех до одного. А на БЗ тоже спать будешь?
— Товарищ майор, на БЗ я… — Пташек не дал ему договорить.
— А здесь что? Вон сто пятьдесят метров такие же чехи живут, — майор хотел сказать что-то ещё, но передумал, — забирай ствол, вон он у палатки стоит. Дежуришь до утра. И если хоть раз увижу сидящим, пеняй на себя, — закончив разговор угрозой, замкомбата пошёл вдоль периметра, проверяя несение службы другими разведчиками.
Ночь убаюкивала своей тишиной, огни в окнах домов превратились в россыпь десятков фонариков. Проверив несение службы и не обнаружив существенных недостатков, майор вернулся к себе в палатку и лег спать… Проснувшись под утро, он обнаружил рядового Пашкина, разгуливающего вдоль колючей проволоки, и что-то приглушённо бормотавшего себе под нос. Пташек улыбнулся и решил его пока не трогать. Пусть бдит… до рассвета.
После завтрака перед строем всего личного состава состоялось торжественное вручение «именного оружия». Специально обструганное с одной стороны бревно на пулемётном ремне было преподнесено незадачливому часовому и под овации повешено ему на шею.
Напутственное слово сказал сам майор Пташек, группник пообещал попозже «наградить» и от себя лично, а ротный просто и задушевно произнёс несколько «добрых и ласковых» слов. Народ рукоплескал. Одним словом, представление удалось.
Бедного Пашкина не жалел никто. Впрочем, поддавшись всеобщему веселью, он, похоже, и сам не слишком огорчился подобному награждению, тем более что в сравнении со страхом, испытанным в ночи, подобное наказание казалось сущей безделицей. Да и не мог он таскать сиё оружие вечно, не за горой боевое задание, а там о его проступке уже никто и не вспомнит.
После «торжественного мероприятия» планировалось продолжить обустройство лагеря, поэтому построение было закончено постановкой задач.
— Лыков, — капитан Никишин, мысленно напомнил самому себе объем предполагаемых на сегодняшний день работ, — бери свою группу, оружие — и на речку. Ваша задача: навозить камни и выложить из них плац и дорожки между палатками.
— Есть, — получая задание, лейтенант невольно взглянул под ноги. Всю площадь луга покрывала зелёная травка, но в тех местах, куда по нескольку раз ступили каблуки солдатской обуви, уже начала отчётливо проступать глина. Ещё день — другой, особенно если дождик, и глинистая грязь начнёт наворачиваться на «протекторы» ботинок многосантиметровыми ошмётками.
— Простов, — ротный продолжал отдавать указания. — Берёшь троих, экипируешь по полной и дуешь за водой.
— Понял, только куда?
— Экипируй людей, потом подойдёшь — объясню. — Никишин в прошлой своей командировке, будучи ещё группником, тоже второй роты, только другого отряда, здесь уже бывал и потому прекрасно знал местонахождение водокачки.
За водой ещё не успели выехать, когда со стороны соседей послышалось гудение дизельного мотора — в направлении палаток разведчиков начал выползать экскаватор. Пташек планировал обнести лагерь многометровой земляной насыпью.
Одним словом, вскоре работа кипела. И пока срочноганы возили камни и сколачивали домик туалета, ушлые контрабасы, переночевавшие одну ночь в кроватях и пришедшие к выводу — что нары лучше, что с ними просторнее, разгрузив загруженный досками «Урал», начали эти самые нары гандобить.
К обеду экскаватор сломался и укатил на ремонт, а великая стройка продолжилась…
В чем был прав рядовой Пашкин, так это в том, что БЗ, действительно, оказалось не за горами. Боевое распоряжение пришло на вторые сутки пребывания роты на новом месте. На три группы из четырёх.
