Нефритовые четки - Акунин Борис

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140

Староверческая деревня была очень мало похожа на обычные, среднерусские. Во-первых, впечатлял размер построек. Даже зажиточные крестьянские семейства где-нибудь на Рязанщине или Орловщине не имеют таких домов: высоченных, в два – два с половиной этажа, с десятком окон по фасаду, а на некоторых поверху еще и резные балкончики. Во-вторых, совсем не было заборов. Сосед от соседа здесь не отгораживался. А больше всего поражала опрятность и ухоженность. Ни покосившихся крыш, ни куч мусора, ни кривых сарайчиков. Все добротное, крепкое, аккуратное. Из-за затянувшейся оттепели снег на улице почти всюду потаял, но раскисшая грязь была присыпана желтым песком, и полозья скрипеть скрипели, но не вязли, не застревали. Ближе к центру дома стали еще лучше – на каменном подклете, с кружевными занавесками на окнах.

– Почему эта деревня такая богатая, господин? – спросил Маса.

– Потому что здесь никогда не было помещиков. Кроме того, приверженцы этой веры не пьют водки и много работают.

Японец одобрил:

– Хорошая вера. Похожа на секту Нитирэн. Такая же дисциплинированная. Смотрите – все собрались на площади. Наверное, какой-нибудь священный праздник.

Эраст Петрович повернул голову и, действительно, увидел впереди подобие небольшой площади, на которой густо стоял народ. Все столпились перед домом с червленой крышей и нарядно проолифенными стенами. Сквозь тихий гул мужских голосов пробивались бабьи причитания и плач.

– Фуражки понаехали, – объявил Крыжов, встав на облучок и глядя поверх голов. – Стряслось у них тут что-то. А ну, блюстители веры! – крикнул он на задних. – Расступись! Дорогу начальству!

В толпе заоборачивались. Увидели городских людей, попа в черной рясе и быстро, словно боясь запачкаться, шарахнулись в стороны. Открылся проход, по которому вылезшее из саней «начальство» двинулось вперед.

У деревенских на лицах появилось одинаковое выражение – смесь настороженности и брезгливости. Когда отец Викентий, важно переваливавшийся с боку на бок, задел рукавом рясы белобрысого мальчонку, мать подхватила малыша и прижала к себе.

Наконец, пробились к дому.

Обособленно от всех, словно по ту сторону невидимого барьера, стояла небольшая группа людей: двое в форме и еще двое одетых по-городскому.

– Это наш исправник, – на ходу пояснил Эрасту Петровичу статистик, показывая на мужчину, вытиравшего платком распаренную лысину. – А в черной шинели – Лебедев, следователь. Раз приехал в Денисьево – значит, преступление, и нешуточное… Приветствую вас, Христофор Иванович! Что здесь такое?

Следователь оглянулся.

– Алоизий Степанович? По переписным делам пожаловали? Ох, не ко времени.

– Да в чем дело?

Казенные люди поздоровались с председателем за руку, к священнику подошли под благословение, Эрасту Петровичу вежливо кивнули, но и только – похоже, им сейчас было не до представлений. Двое штатских сосредоточенно что-то обсуждали вполголоса, на вновьприбывших едва посмотрели.

Куда-то исчез Лев Сократович. Только что был рядом, и будто сквозь землю провалился. Фандорин оглянулся, но и в толпе Крыжова не углядел.

– Выкинули фортель раскольнички, – злым тоном начал рассказывать следователь Лебедев. – Целая семья заживо в землю закопалась. Муж, жена, младенец восьми месяцев… Будет теперь шуму! А еще называем себя просвещенной страной. Позор на всю Европу!

– Как закопалась? – охнул Кохановский. – Неужто из-за переписи!?

– Разумеется. Напугались, болваны. Откапываем вот. Один труп уже достали…

Дьякон Варнава всхлипнул и перекрестился. У благочинного же известие вызвало странную реакцию: он причмокнул толстыми красными губами, азартно раздул ноздри и, попятившись, скрылся в толпе, только высокая фиолетовая камилавка закачалась над головами.

Но поведение священника сейчас занимало Фандорина меньше всего. До двадцатого века оставалось три года, а здесь, на северо-востоке европейского континента кто-то живьем лег в могилу, испугавшись переписи! Слухи слухами, вот ведь и Крыжов предупреждал, но поверить, что такое произойдет на самом деле, было невозможно.

– Может быть, есть какая-то иная п-причина? – спросил он у следователя.

Тот лишь рукой махнул.

– Какая еще «иная»! Сверху над миной записочка лежала. Можете ознакомиться. – И вынул из портфеля аккуратно сложенный листок.

При чем здесь «мина», Фандорин не понял, а спросить не успел – следователя отозвал исправник.

Зато откуда ни возьмись появился Лев Сократович. Лицо у него было напряженное, хмурое, движения резкие.

– Все выяснил, – сообщил он, нервно потирая руки. – Поговорил со стариками. Ужас, средневековье. В Денисьеве первое сообщение о переписи восприняли сравнительно спокойно. Деревня богатая, все поголовно грамотные. А недавно вдруг ни с того ни с сего будто пожар какой – только о конце света и говорят. Мол, доподлинно разъяснилось – недели две осталось, не более, а там явится Антихрист. Кто сам себя не спасет, тому гореть в геене огненной. И началось. Кто плачет, кто молится, кто с родственниками прощается. Староста – умный мужик. Ходил по домам, говорил: «Не торопитесь, и на Антихриста управа сыщется, Господь знак даст». Многих убедил обождать. Но не всех. Савватий Хвалынов, первый деревенский плотник, решил по-своему. Шесть дней назад с женой и ребенком залегли в мину. Это такой земляной склеп, по сути дела могила. Так самозакапывались святые старцы во время гонений против раскольников. Обряжались в саваны, залезали в нору, вход за собой заваливали и лежали там во тьме, жгли свечки и пели, сколько хватало воздуха. В здешних местах еще осенью, как первый слух о переписи прошел, все кинулись тайные мины рыть. У наших чиновных умников считалось, что раскольники хотят просто попугать власть – чтоб отступилась со своей «антихристовой затеей». Вот вам и «попугать»…

– Плотник с семьей залегли в мину шесть д-дней назад?! Почему же откапывают только сейчас?

– Староста попробовал – не дали. Тяжкий грех – мешать «спасению». Но и под суд старосте тоже неохота. Вчера исхитрился, тайком послал в уезд сына, с предсмертной запиской, которую оставил плотник. Вот власти и примчались, да что проку…

Эраст Петрович развернул желтоватую страничку, исписанную старинными буквами, как в древних книгах.

Текст был такой:

Кохановский, заглядывавший через плечо Фандорина, страдальчески воскликнул:

– Да при чем же здесь отвержение от Христа? Какой-то «устав» придумали! Чудовищное недоразумение! Я же сам был здесь в декабре, все подробнейше…

– П-плотник что, был книгочеем? – спросил Эраст Петрович, перебив эмоционального статистика. – Цитирует церковнославянское Евангелие, и почерк почти каллиграфический.

– Здесь в каждом доме старые книги есть, переписанные от руки. – Крыжов с интересом рассматривал записку. – Ишь ты, «повиноваться вашим законам не можем». Вот это дело.

Из глубины двора вышел молодцеватый полицейский урядник в перепачканной землей шинели.

– Ваше благородие! – откозырял он исправнику. – Кажись, всех достали. Хорошо теплынь, земля оттаяла, а то б дотемна провожжалися. Пожалуйте.

Чиновники пошли первыми, остальные следом. Эраст Петрович услышал сзади странное шарканье. Оглянулся – вздрогнул. Вся масса крестьян ползла на коленях, один замешкавшийся Маса торчал столбом меж бабьих платков и обнаженных мужских голов. Камердинер беспокойно заозирался и тоже бухнулся на карачки. Этикет японской вежливости предписывает не выделяться из толпы, ибо «торчащий гвоздь бьют по шляпке».

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 140