Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен

– Вот почему ее отпечатки пальцев хранятся в нашем архиве. Однако обвинения против нее отозвали, а судебное разбирательство отменили.

– Почему?

– Одним из ее клиентов был Феликс Лафарг. Он часто развлекался с ней в борделе и не нашел ничего лучше, как влюбиться в нее до безумия. Настоящая сказка! Лафарг поднял свои связи, чтобы избежать суда, и сразу же попросил ее руки. Ивонн сменила имя, чтобы избежать скандала, придумала себе новую биографию… Из обычной развратницы она превратилась в одну из самых респектабельных женщин Парижа. Чего только не бывает!

– Как ты узнал?

– Я ничего не знал. Скажем так, у меня возникли некоторые подозрения. В этой женщине нет ни капли естественности. Вчера вечером она обвешалась драгоценностями с ног до головы, словно хотела поразить нас своим богатством. При этом была пьяна и явно приняла дозу кокаина. В ее речи то и дело звучали уличные словечки, совершенно неуместные для женщины ее положения. Вот я и подумал, что с ней что-то не так.

– Буассонар говорит, что хоть она и привела свою жизнь в порядок, но все равно не стала белой и пушистой: коллекционирует любовников…

Форестье заговорщически улыбнулся.

– Полагаю, что, не случись здесь убийства, Моро оказался бы в списке ее завоеваний. Видел бы ты, как она с ним заигрывала!

– Думаешь, это она шантажировала графа?

– Возможно.

– Но какой в этом смысл, если она и без того богата?

– Это деньги ее мужа. И даже если б он знал о ее приключениях, вряд ли дал бы ей достаточно на роскошную жизнь. Шантаж для нее – способ заработать немного на булавки.

– Но чем она шантажировала графа? Угрожала рассказать о его неприятностях в делах?

– Вряд ли она знала подробности… Что там нашлось на остальных?

Кожоль машинально взглянул на лист бумаги.

– На генерала – абсолютно ничего. Образцовый военный с незапятнанной репутацией. Медали, награды и все такое…

– Плоховато: слишком добродетельные люди всегда кажутся подозрительными…

– Вотрен, в свою очередь, скорее гуру, чем врач.

– Так предполагал и граф.

– Гонорары у него ошеломляющие. У него первоклассные состоятельные клиенты, которых он нашел в столичных салонах. Ходят слухи, что он выдает пациентам опиаты и другие подобные вещества, и не только по медицинским показаниям.

Услышав последнюю фразу, Форестье приподнял брови.

– А Феликс Лафарг случайно не в списке его клиентов?

– Об этом у меня информации нет.

Комиссар разочарованно вздохнул.

– А что насчет Моро?

– Живет в достатке, как и мадам Лафарг. Ведет расточительный образ жизни, ловелас, проводит время не в самых скромных компаниях.

– Ты видел его «Бугатти»? Чтобы купить такую машину, мне придется пять лет откладывать пенсию… Что-нибудь еще известно об этом журналисте?

– Два года назад он угодил в полицию после драки в игорном доме. Он провел ночь в вытрезвителе, но ни суда, ни разбирательства не последовало.

– Подключил связи, я полагаю.

– Он успел завести много полезных знакомств. Его статьи уже свалили двух министров… Он – бешеная собака, и власть имущие с ним очень осторожны.

– Из нашей четверки он больше всех знал о графе. И все же мне этот парень нравится. Он намеренно раздражает окружающих, но мне он по душе. А что насчет Анри?

Кожоль покачал головой.

– Ни арестов, ни досье. До того как попасть сюда, он успел поработать еще в нескольких местах, и всюду его хвалили. Если преступник Анри, то он взъелся на Монталабера за что-то определенное. Но у него было одно преимущество перед остальными…

– Ты намекаешь на то, что дворецкий знает этот дом и привычки хозяина как свои пять пальцев?

– Вот именно. В практическом смысле у него была возможность подготовиться к преступлению лучше, чем у кого бы то ни было.

– Из него вышел бы первоклассный актер. Ты видел, как он потрясен случившимся?

– Возможно, даже слишком потрясен. Несмотря на то что он провел почти тридцать лет в этих стенах, Монталабер был для него всего лишь работодателем.

Инспектор принялся обмахиваться листом бумаги будто веером.

– Что ж, – продолжил он, – учитывая обстоятельства, я полагаю, что пришло время побеседовать с мадам Лафарг.

– Нет. С доктором.

– С доктором?

Глаза Форестье блеснули.

– Я все больше убеждаюсь, что эти двое знали друг друга еще до приезда в «Дом трех вязов». И разговорить Вотрена нам будет гораздо проще.

Как и рассчитывал комиссар, доктор, не особо отпираясь, признал, что познакомился с мадам Лафарг задолго до предыдущего вечера.

– После убийства, – проговорил он, вытирая влажный лоб носовым платком, – я подумал, что это могут обратить против нас. Решат, что мы были сообщниками. Ведь мы первыми оказались у двери кабинета. Если б о нашем знакомстве узнали, никто не поверил бы, что это простое совпадение.

Форестье с сомнением взглянул на доктора.

– Может, вы больше боялись, что откроется истинная природа ваших отношений?

– Не понимаю, о чем вы.

– Напротив, мне кажется, вы прекрасно меня понимаете. Мадам Лафарг – кокаиновая наркоманка. Правда, многие в ее окружении употребляют подобные вещества, чтобы развлечься, но для нее это не развлечение и не временное удовольствие – она не может без наркотика, она больна. Именно вы снабжаете ее этим препаратом, как, должно быть, и других своих влиятельных пациентов.

Вотрен опустил голову как провинившийся ребенок – и во всем признался. Однажды мадам Лафарг пришла к нему на прием, хотя он знал ее только в лицо. Он понял, что она пришла, только чтобы получить запрещенные вещества. Он не нашел в себе храбрости ей отказать, потому что боялся потерять пациентов, которые дружили с ее мужем.

– Чушь! – воскликнул Форестье. – Хотите сказать, что, откажи вы ей, она побежала бы жаловаться дорогому супругу? С каких это пор врачи раздают дозы кокаина всем желающим? И речь не об опиатах или сиропах тебаи… Правда в том, что вы – уличный барыга, который продает наркотики праздным богачам. Вам наплевать на клятву Гиппократа!

Даже Кожоль, казалось, удивился такой пылкости. Пристыженный Вотрен опустился в кресло.

– Я не убивал графа!

Кожоль поднял руку, требуя тишины.

– Месье Вотрен, будет лучше, если вы больше не произнесете ни слова. Я не имею ни права, ни желания закрывать глаза на ваши дела. Я намерен провести расследование, чтобы выяснить, какие дозы вы давали своим пациентам – даже если в данном случае я предпочел бы называть их «клиентами».

Вотрен больше ничего не сказал.

Когда он ушел, полицейские удовлетворенно переглянулись.

– Как ты узнал об этой сладкой парочке? – спросил Кожоль.

– Ведь это ты подал мне мысль, помнишь? Когда предположил, что они могут быть сообщниками… Видишь ли, когда мадам Лафарг приехала вчера вечером, то заговорила вежливо со всеми гостями, кроме доктора, – к нему она отнеслась с подозрительной холодностью. К чему так неприязненно обращаться с незнакомым человеком? Потом у меня сложилось впечатление, что она старалась держаться от доктора на расстоянии, чтобы поменьше с ним общаться. Однако за вистом Вотрен себя выдал.

– Выдал?

– Когда игра началась, доктор произнес что-то вроде «ты такая же грозная, как всегда» – то есть он хорошо ее знал. Поскольку я тогда разговаривал с Монталабером, то не придал этому особого значения.

– В любом случае это многое меняет. Вотрен и Лафарг крепко связаны. И вполне могли провернуть это дело вместе.

Форестье помрачнел.

– Честно говоря, мне это кажется весьма сомнительным. Она выпила столько вина, не говоря уже о кокаине, что я не представляю, как она могла бы приложить руку к такому изощренному преступлению. Если только…

– Что?

– Если только она меня не обманула. Что, если она просто притворилась пьяной? А зрачки расширила специальными глазными каплями…

– Думаешь, она настолько коварна?

– Так она могла бы создать себе идеальное алиби. И она не выставляла это алиби напоказ, а просто ждала, пока мы его увидим…