Приключения рождественского пудинга - Кристи Агата

– Простите? – переспросила она.

– В таких случаях никогда не следует забывать о человеке, вы согласны? – сказал маленький человечек. – Когда вы рассказывали мне эту историю – так интересно и так сжато, – участники вашей драмы напоминали скорее марионеток. А меня, меня всегда больше всего интересуют человеческая психология. И я сказал себе – этот дворецкий… как, вы сказали, его зовут?

– Парсонс.

– Так вот, этот Парсонс, скорее всего, достойный представитель своего класса и поэтому должен сильно не любить полицию, а поэтому постарается рассказать им как можно меньше. Кроме того, он ни за что не поведает ничего из того, что может бросить тень на одного из членов семьи. Кто угодно – взломщик, грабитель, – но он будет стоять на этом со всей силой своего упрямства. Да, лояльность слуг – это интересное поле для исследований…

Пуаро с улыбкой откинулся на спинку кресла.

– Как я понимаю, – продолжил он, – все в доме уже рассказали свою версию произошедшего. Среди них был и мистер Леверсон, который заявил, что поздно пришел домой и лег в постель, так и не увидевшись с дядей?

– Именно это он и сказал.

– И никому в голову не пришло сомневаться в его показаниях, – задумчиво произнес Пуаро, – кроме, естественно, Парсонса. А потом появился этот инспектор из Скотланд-Ярда – кажется, вы сказали, что его зовут инспектор Миллер? Я его знаю. Пару раз мы встречались с ним в прошлом. Таких, как он, называют людьми проницательными, настоящими ищейками и пройдохами. Да, я его знаю!

И вот этот проницательный инспектор Миллер замечает то, чего не заметил инспектор из местного участка. Он замечает, что Парсонс чувствует себя не в своей тарелке, и понимает: тот что-то утаил. Eh bien, он допрашивает Парсонса с пристрастием. К этому моменту уже всем понятно, что в ту ночь никто незаконно не проникал в дом, так что убийцу следует искать в доме, а не вне его. Парсонс же чувствует себя очень испуганным и несчастным, и облегчение приходит к нему только тогда, когда его секрет буквально вытягивают из него клещами. Он сделал все, что было в его силах, чтобы избежать скандала, но существуют же какие-то границы. Инспектор Миллер внимательно выслушивает рассказ Парсонса, задает ему один-два вопроса, а потом проводит свое собственное маленькое расследование. И обвинения против Леверсона становятся все серьезнее и серьезнее.

На краю шкафа в Башенной комнате обнаружены кровавые отпечатки пальцев, и оказывается, что они принадлежат Чарльзу Леверсону. Горничная сообщает инспектору, что утром после убийства вылила целую раковину воды с кровью в комнате мистера Леверсона. Молодой человек объяснил ей, что порезал палец, – и на пальце у него действительно есть порез, но только очень маленький! Манжета его вечерней сорочки была застирана, но полиция все-таки умудрилась найти пятна крови на внутренней подкладке рукава его пиджака. Юноша испытывал острую нехватку денег, а в случае смерти сэра Рубена получал все его состояние… Да, мадемуазель, факты говорят сами за себя. – Пуаро помолчал. – И тем не менее вы сегодня появляетесь у меня.

Лили Маргрэйв пожала своими изящными плечиками.

– Как я уже сказала вам, месье Пуаро, меня направила сюда леди Астуэлл.

– А по собственной инициативе вы бы не пришли, а?

Маленький человечек проницательно взглянул на свою собеседницу. Та ничего не ответила.

– Вы не ответили на мой вопрос…

Лили Маргрэйв вновь занялась разглаживанием своих перчаток.

– Я чувствую себя в затруднительном положении, месье Пуаро. Приходится помнить о своих обязательствах перед леди Астуэлл. Если быть до конца точной, то я ее единственная компаньонка на жалованье, а она всегда обращалась со мной как с дочерью или племянницей. Всегда была невероятно добра ко мне. И чтобы она ни сделала, я вовсе не собираюсь критиковать ее действия или… или как-то настраивать вас против этого расследования.

– Эркюля Пуаро невозможно настроить против, cela ne se fait pas [47], – весело сообщил ей маленький человечек. – Как мне кажется, вы считаете, что леди Астуэлл тоже приложила к этому делу руку? Ну же, разве не так?

– Если мне будет позволено…

– Ну, говорите же, мадемуазель.

– Мне кажется, что все произошедшее просто глупо.

– То есть вам так показалось?

– Я ничего не хочу сказать против леди Астуэлл…

– Понимаю, – негромко пробормотал Пуаро. – Отлично понимаю. – Взглядом он предложил ей продолжать.

– Она просто невероятно хорошая и очень-очень добрая, но в то же время… как бы это сказать… Она женщина малообразованная. Вы знаете, что она была простой актрисой, когда сэр Рубен женился на ней, и полна всяких предрассудков и суеверий. Что бы ни сказала леди Астуэлл – так и должно быть; она просто не слушает никаких доводов. Инспектор повел себя с ней не слишком тактично, и это заставило ее встать в позу. Леди Астуэлл заявила, что подозревать мистера Леверсона совершенно неправильно, что это одна из тех глупых ошибок, которые обычно совершает полиция, и что дорогой Чарльз, естественно, этого не делал.

– Но доказательств у нее нет, а?

– Никаких.

– Ха! А так ли уж она не права? Если по-честному?

– Я сказала ей, – продолжила Лили, – что глупо приходить к вам с подобным заявлением, не имея никаких доказательств.

– Вы так ей и сказали? – удивился Пуаро. – Вы не шутите? Интересно…

Он бросил на свою собеседницу быстрый оценивающий взгляд и сразу же обратил внимание на ее аккуратный черный костюм, сшитый на заказ, белую полоску на шее, дорогую крепдешиновую блузку, ниспадающую изысканными складками, и изящную маленькую фетровую шляпку. Заметил ее элегантность, хорошенькое личико со слегка вздернутым подбородком и ярко-синие глаза с длинными ресницами. Постепенно его отношение к происходящему изменилось – он заинтересовался, но не столько делом, сколько девушкой, сидевшей напротив.

– Как я понимаю, мадемуазель, леди Астуэлл склонна к некоторой ажитации и истерике?

Лили Маргрэйв с готовностью кивнула.

– Это ее точное описание. Она, как я вам уже говорила, очень добрая, но спорить с ней невозможно, так же как невозможно заставить ее мыслить логически.

– Возможно, она сама кого-то подозревает, – предположил Пуаро. – Кого-то, кто никому не приходит в голову.

– Это именно то, что происходит! – воскликнула Лили. – Она просто ненавидит секретаря сэра Рубена, этого беднягу. Говорит, что знает, что это его рук дело, хотя со всей очевидностью доказано, что мистер Оуэн Трефьюзис просто физически не мог этого совершить.

– И доказательств у нее никаких нет?

– Конечно, нет – все это только ее интуиция. – В голосе Лили Маргрэйв послышалась насмешка.

– Вижу, мадемуазель, – Пуаро улыбнулся, – что вы не верите в интуицию?

– Я нахожу все это глупостью, – ответила Лили.

Сыщик откинулся на спинку кресла.

– Les femmes [48], – пробормотал он. – Они предпочитают считать, что интуиция – это оружие, посланное им добрым Господом, но на каждый случай, когда интуиция срабатывает, приходится девять случаев, когда она заводит их куда-то не туда.

– Мне это известно, – сказала Лили, – но я просто рассказала вам, что собой представляет леди Астуэлл. С ней просто невозможно спорить.

– И вот вы, мадемуазель, такая мудрая и рассудительная, появляетесь у меня, как вас об этом и просили, и au courant [49] вводите меня в курс дела.

Что-то в тоне сыщика заставило девушку резко поднять на него глаза.

– Я, естественно, представляю себе, – сказала Лили, как бы извиняясь, – насколько дорого ваше время.

– Вы мне льстите, мадемуазель, – возразил ей Пуаро, – хотя, в общем, не так уж далеки от истины: в настоящее время я занимаюсь несколькими делами сразу.

– Именно этого я и боялась. – Лили встала. – Я передам леди Астуэлл…