Приключения рождественского пудинга - Кристи Агата

Девушка остановилась и посмотрела на детектива жалобными глазами.

– Вы мне верите, месье Пуаро? Скажите же, что вы мне верите!

– Я вам верю, мадемуазель, – ответил тот. – Вы объяснили многое из того, что не давало мне покоя. Теперь мне понятна ваша абсолютная уверенность в том, что преступление совершено Чарльзом Леверсоном, и в то же время – ваше абсолютное нежелание видеть меня здесь.

Лили кивнула.

– Я вас боялась, – честно призналась она. – Ведь леди Астуэлл не знала, как я, что Чарльз виновен, а я не могла ничего сказать. Мне оставалось только надеяться на чудо – вдруг вы откажетесь от этого дела…

– И вполне мог бы отказаться, если б не столь очевидная боязнь с вашей стороны, – сухо заметил Пуаро.

Лили бросила на него быстрый взгляд, и ее губы дрогнули.

– И что же… что же вы собираетесь теперь делать, месье Пуаро?

– Что касается вас, мадемуазель, то ничего, – ответил сыщик. Я верю вашему рассказу – и принимаю его. Теперь мне надо ехать в Лондон и встретиться там с инспектором Миллером.

– А потом? – спросила Лили.

– А потом, – ответил Пуаро, – посмотрим.

Выйдя из кабинета, он еще раз взглянул на клочок зеленого шифона, который держал в руке.

– Ваша изобретательность, месье Пуаро, – самодовольно прошептал он себе под нос, – не может не вызывать восторг.

Детектив Миллер никогда особо не любил месье Эркюля Пуаро. Он не принадлежал к той небольшой группе инспекторов, которые с удовольствием обращались к маленькому бельгийцу за помощью. Ему все время хотелось сказать, что Пуаро слишком переоценен. Но в этом деле он чувствовал себя совершенно уверенно и поэтому приветствовал сыщика в хорошем расположении духа.

– Что, действуете от имени леди Астуэлл? Ну что ж, в этом случае вам предстоят пустые хлопоты.

– Значит, дело не вызывает у вас никаких сомнений?

– Никогда не было дела проще, – инспектор подмигнул детективу. – Разве что поймать преступника на месте преступления.

– Как я понимаю, мистер Леверсон сделал официальное заявление?

– Лучше б он помолчал, – ответил Миллер. – Он без конца повторяет, что сразу же прошел в свою комнату и к своему дяде не приближался. Понятно, что это абсолютно идиотское заявление.

– И совершенно не соответствует тяжести имеющихся улик, – проворчал Пуаро. – А как он вам показался, этот молодой месье Леверсон?

– Чертов молодой идиот.

– И характер слабоват, да?

Инспектор согласно кивнул.

– Трудно поверить, что у такого молодого человека оказались – как это у вас говорят – яйца, для того чтобы совершить такое.

– Да, на первый взгляд вы правы, – согласился полицейский. – Но, Бог свидетель, я проходил такое много-много раз. Загоните слабого, распущенного молодого человека в угол, дайте ему чуть больше выпить, и на какой-то короткий промежуток времени он превратится в настоящего людоеда. Слабый человек, загнанный в угол, гораздо опаснее сильного.

– Да, это правильно. Очень верно вы говорите.

Миллер расслабился еще больше.

– Конечно, для вас, месье Пуаро, это ровным счетом ничего не значит. Вам заплатят в любом случае, так что вам просто придется притвориться, что вы ищете улики, чтобы удовлетворить ее светлость. Я все это понимаю.

– Вы так много понимаете… – заметил Пуаро и откланялся.

Следующий визит он нанес адвокату, представлявшему Чарльза Леверсона. Мистер Мэйхью оказался худым, суховатым и осмотрительным человеком. Пуаро он принял настороженно. Однако у маленького бельгийца имелись свои способы внушать доверие своим собеседникам. Уже через десять минут два джентльмена вполне по-дружески общались друг с другом.

– Вы же понимаете, – сказал сыщик, – что я действую исключительно в интересах месье Леверсона. Таково желание леди Астуэлл. Она уверена, что он невиновен.

– Да, да, конечно, – произнес мистер Мэйхью без всякого энтузиазма.

– А вы, кажется, придаете мало значения мнению леди Астуэлл? – предположил Пуаро, блеснув глазами.

– Завтра она так же будет уверена в его виновности, – сухо заметил адвокат.

– Я понимаю, что ее интуиция отнюдь не имеет силу доказательства, – согласился Пуаро, – а на первый взгляд ситуация для молодого человека выглядит очень мрачно.

– Жаль, что он сказал в полиции то, что сказал, – сказал адвокат. – И ему вовсе не стоит держаться за эту версию.

– А в разговорах с вами он тоже ее придерживается? – уточнил детектив.

– Она не изменяется ни на йоту, – мистер Мэйхью кивнул. – Повторяет ее, как попугай.

– И от этого ваша вера в него разрушается, – задумчиво произнес детектив. – Нет, не отрицайте этого, – быстро добавил он, поднимая руку. – Я очень ясно это вижу. В глубине души вы тоже считаете его виновным. А теперь послушайте меня – меня, Эркюля Пуаро. Я расскажу вам, как все было.

Этот молодой человек возвращается домой, выпив перед этим несколько коктейлей и, без сомнения, бессчетное количество порций вашего английского виски с содовой. Ему – как это у вас говорится? – море по колено, и вот в таком состоянии он открывает входную дверь своим ключом и на нетвердых ногах поднимается в Башенную комнату. Заглянув туда, видит в тусклом свете лампы своего дядю, склонившегося над столом.

Как мы уже сказали, мистеру Леверсону море по колено. Он входит и говорит сэру Рубену все, что он о нем думает. Он бросает ему вызов, оскорбляет его, и чем дольше его дядя ему не отвечает, тем больше он распаляется, начинает повторяться и говорить одно и то же, снова и снова, только каждый раз все громче и громче. Наконец, такое длительное молчание его дяди вызывает у него мрачные предчувствия. Он подходит ближе, кладет руку на плечо сэра Рубена, и тело последнего, как мешок, падает на пол.

Тут месье Леверсон трезвеет. С грохотом падает стул, и он склоняется над сэром Рубеном. Поняв, что произошло, смотрит на свою руку, покрытую чем-то теплым и красным. Его охватывает паника; он готов отдать все на свете, чтобы вернуть тот крик, который только что сорвался с его губ и эхо от которого разнеслось по дому. Механически подняв стул, торопливо выходит за дверь и прислушивается. Ему кажется, что он слышит какой-то звук, – и мгновенно, совершенно интуитивно, месье Леверсон притворяется, что говорит со своим дядей через открытую дверь.

Звук не повторяется. Молодой человек думает, что он ошибся и ничего не слышал. Теперь в доме стоит полная тишина, и он пробирается к себе в комнату – здесь ему приходит в голову, что лучше всего будет притвориться, что он и близко не подходил к своему дяде в эту ночь. Отсюда и его версия. В тот момент – не забывайте этого – Парсонс ни слова не сказал о том, что слышал. А когда он это расскажет, для месье Леверсона будет слишком поздно что-то менять в своем рассказе. Он слишком глуп, слишком упрям и поэтому изо всех сил держится за эту свою версию. Скажите, месье, такое развитие событий кажется вам невозможным?

– Нет, – ответил адвокат. – В ваших устах это звучит вполне вероятно.

Пуаро встал.

– У вас есть возможность встречаться с месье Леверсоном, – сказал он. – Расскажите ему то, что я рассказал вам, и поинтересуйтесь, правда ли это.

Выйдя из офиса адвоката, Пуаро остановил такси.

– Харли-стрит [61], триста сорок восемь, – пробурчал он водителю.

Отъезд Пуаро в Лондон застал леди Астуэлл врасплох, поскольку маленький бельгиец никому не говорил о том, что собирается сделать. Когда же он вернулся после двадцатичетырехчасового отсутствия, Парсонс сообщил ему, что леди Астуэлл хотела бы как можно быстрее встретиться с ним.

Пуаро нашел ее светлость в будуаре. Она лежала на диване, подложив под голову подушки, и выглядела на удивление больной и изможденной – гораздо хуже, чем в тот день, когда сыщик появился здесь впервые.

– Значит, вы все-таки вернулись, месье Пуаро?

– Да, миледи, вернулся.