Приключения рождественского пудинга - Кристи Агата

– Надо признать, – сказала она, – что он начинает действовать мне на нервы. У него что-то припрятано в рукаве, но я не знаю, что именно. А то, как он наподобие собаки-ищейки мечется по верхнему этажу, вызывает у меня дрожь. Хотелось бы знать, что он все время ищет… Лили, дорогая, сходите и посмотрите, чем он там занимается. Хотя, нет, лучше вам остаться со мной.

– Так мне идти, леди Астуэлл? – спросила секретарша, вставая из-за стола.

– Лучше сходите вы, мистер Трефьюзис.

Оуэн Трефьюзис вышел из комнаты и по лестнице поднялся в Башенную комнату. Вначале он решил, что в ней никого нет, потому что не заметил никаких следов пребывания Пуаро. Секретарь уже собрался было спуститься вниз, когда увидел маленького человечка на спиральной лестнице, ведущей в спальню, расположенную в башне. Тот стоял на четвереньках и держал в левой руке карманную лупу, через которую внимательно рассматривал нечто на деревянной ступеньке, рядом с ковровой дорожкой.

Пока секретарь следил за ним, Пуаро неожиданно фыркнул и спрятал лупу в карман. Потом выпрямился, держа что-то между большим и указательным пальцами руки. Лишь тогда он заметил секретаря.

– Ага! Мистер Трефьюзис! А я не слышал, как вы вошли.

– Что случилось, месье Пуаро? У вас очень довольный вид.

Маленький бельгиец выпятил грудь. Его лицо светилось от торжества и ликования.

– Да, вы правы. Понимаете, я наконец-то нашел то, что искал с самого начала. И теперь у меня между пальцами единственная вещь, необходимая для изобличения преступника.

– Значит, – секретарь удивленно приподнял брови, – это не Чарльз Леверсон?

– Это не Чарльз Леверсон, – подтвердил Пуаро. – До сего момента, хотя я и знал, кто преступник, я не был уверен в том, как его зовут, но теперь все выяснилось.

Он спустился по ступенькам и похлопал секретаря по плечу.

– Мне необходимо немедленно уехать в Лондон. Прошу вас, сообщите об этом леди Астуэлл. И попросите ее, чтобы сегодня вечером, в девять часов, она собрала всех в Башенной комнате. К тому времени я уже вернусь и расскажу всю правду. Мне… я буду весьма рад это сделать.

И, сделав несколько каких-то невероятных танцевальных движений, детектив выскользнул из комнаты. Трефьюзис остался стоять, глядя ему вслед.

Через несколько минут Пуаро появился в библиотеке и спросил, не может ли кто-нибудь обеспечить его маленькой картонной коробкой.

– К сожалению, у меня с собой такой вещи нет, – пояснил он, – а мне надо положить в нее очень ценную улику.

Из одного из ящиков в столе Трефьюзис выудил маленькую коробочку, и Пуаро оказался от нее просто в восторге. Он торопливо взбежал по лестнице вместе со своим найденным кладом и, столкнувшись на лестничной площадке с Джорджем, протянул ему коробку.

– Внутри лежит нечто очень важное, – пояснил сыщик. – Поэтому, мой добрый Джордж, положите ее в ящик рядом с футляром для драгоценностей, в котором лежат мои запонки с жемчужинами.

– Будет сделано, сэр, – сказал Джордж.

– Смотрите не сломайте, – сказал Пуаро. – Обращайтесь с ней очень осторожно. В этой коробочке нечто, что поможет повесить преступника.

– Не может быть, сэр, – не поверил Джордж.

Пуаро заторопился вниз по лестнице и, схватив шляпу, быстро выбежал из дома.

Вернулся он уже не с таким шумом. Верный Джордж, следуя указаниям, впустил его через боковую дверь.

– Все в Башенной комнате? – поинтересовался Пуаро.

– Да, сэр.

Мужчины быстро обменялись несколькими словами, после чего Пуаро с триумфальным видом победителя вошел в комнату, где меньше месяца назад было совершено преступление. Здесь он осмотрелся. Все были на месте: леди Астуэлл, Виктор Астуэлл, Лили Маргрэйв, секретарь и Парсонс, дворецкий. Последний неловко топтался у двери.

– Сэр, Джордж сказал, что я должен быть здесь, – сказал он, как только Пуаро вошел. – Это так, сэр?

– Абсолютно правильно. Умоляю вас, останьтесь.

С этими словами детектив вышел на середину комнаты.

– Это было очень интересное дело, – медленно произнес он задумчивым тоном. – Интересное потому, что любой из вас мог убить сэра Рубена Астуэлла. Кому достанутся его деньги? Чарльзу Леверсону и леди Астуэлл. Кто последним видел его в живых? Леди Астуэлл. Кто сильно поссорился с ним в тот вечер? Опять же леди Астуэлл.

– Послушайте, вы сейчас о чем? – воскликнула леди Астуэлл. – Я не понимаю, я…

– Но с сэром Рубеном ругались не только вы, – печально продолжил Пуаро. – Кто-то еще вывел его из себя в тот вечер. Если предположить, что леди Астуэлл вышла от живого мужа без четверти двенадцать, а мистер Чарльз Леверсон вернулся домой через десять минут после этого, то у человека, находившегося на третьем этаже, было десять минут, чтобы незаметно спуститься вниз, совершить преступление и вернуться к себе в комнату.

Тут с криком вскочил Виктор Астуэлл.

– Какого черта?… – Он остановился, задохнувшись от ярости.

– Однажды в ярости вы уже убили человека в Восточной Африке, мистер Астуэлл.

– Я в это не верю, – выкрикнула Лили Маргрэйв.

Со сцепленными руками она вышла вперед. На щеках у нее появилось два ярких пятна.

– Это правда, Лили, – сказал Астуэлл. – Но есть кое-что, чего этот человек не знает. Тот, кого я убил, был колдуном, зарезавшим пятнадцать детей. Думаю, это меня оправдывает.

Лили подошла к сыщику.

– Месье Пуаро, – сказала она серьезным голосом, – вы ошибаетесь. То, что у человека взрывной характер, то, что он легко заводится и может наговорить бог знает что, вовсе не значит, что такой человек может убить. Я знаю это, знаю, и говорю вам, что мистер Астуэлл на такое не способен.

На лице Пуаро появилась загадочная улыбка. Он взял девушку за руку и нежно похлопал по ней.

– Вот видите, мадемуазель, – голос детектива звучал очень мягко, – у вас тоже появилась интуиция. Значит, вы верите в мистера Астуэлла, да?

– Мистер Астуэлл хороший человек, – негромко ответила Лили, – а еще он человек честный. Он не имеет никакого отношения к деятельности «Золотых копей Мпалы». Он в высшей степени хороший человек, и я… я обещала выйти за него замуж.

Виктор Астуэлл подошел к ней и взял за руку.

– Как перед Богом, месье Пуаро, – сказал он, – я не убивал брата.

– Я это знаю, – ответил детектив.

Он осмотрел сидевших в комнате.

– Послушайте меня, друзья. В гипнотическом трансе леди Астуэлл вспомнила, что в ту ночь видела выпуклость на шторе.

Все головы повернулись к вдове.

– Вы хотите сказать, что за шторой прятался грабитель? – воскликнул Виктор Астуэлл. – Вот это отличное решение!

– Конечно, – согласился Пуаро. – Правда, речь идет о другой шторе.

Он повернулся и показал на ту, что скрывала винтовую лестницу.

– Накануне своего убийства сэр Рубен пользовался спальней. Он позавтракал в постели, и мистер Трефьюзис явился к нему, чтобы получить свои инструкции. Не знаю, что он оставил в комнате, но что-то он там оставил. Пожелав сэру Рубену и леди Астуэлл спокойной ночи в ночь убийства, мистер Трефьюзис вспомнил об оставленной вещи и поднялся по лестнице, чтобы забрать ее. Не думаю, чтобы муж с женой заметили это, потому что к тому моменту ссора зашла слишком далеко. И как раз в этот момент мистер Трефьюзис стал спускаться по лестнице.

То, что они говорили друг другу, были вещи настолько личные и интимные, что мистер Трефьюзис попал в очень сложное положение. Ему было ясно: супруги уверены, что он давно вышел из комнаты. Боясь навлечь на себя гнев сэра Рубена, он решил остаться там, где стоял, и выбраться из помещения позже. Так что это он спрятался за шторой, а леди Астуэлл, выходя из комнаты, подсознательно заметила контуры его фигуры.

Когда она вышла, Трефьюзис попытался незаметно скрыться, но сэр Рубен случайно повернул голову и увидел своего секретаря. Будучи уже не в лучшем расположении духа, он набросился на него и обвинил в том, что тот намеренно подслушивал его и шпионил за ним.

Messieurs et Mesdames [68], я глубоко почитаю психологию. И во время расследования искал вовсе не мужчину или женщину с дурным характером, потому что каждый дурной характер имеет свой предохранительный клапан. Тот, кто лает, не кусается. Так что искал я человека с хорошим характером, человека терпеливого и умеющего владеть собой, человека, который в течение девяти лет исполнял роль спящей собаки. Нет напряжения большего, чем то, которое нагнетается в течение девяти лет, и нет чувства обиды сильнее, чем то, которое копится с годами.