Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен

– Хорошо, предположим, ты права: Арто – преступник и у этого убийства нет мотива. Что теперь делать?

Марианна опустила глаза.

– Возможно, у меня есть зацепка.

– Какая зацепка?

– Пока ничего не могу рассказать. Завтра я еду в Париж.

– Что ты собираешься там делать? Ты же окажешься вне нашей юрисдикции.

– Знаю, но у меня два выходных. Ничего официального, так что… Мне просто нужно кое-что проверить, не волнуйся.

Памар сурово посмотрел на нее.

– Марианна…

– Да?

– Не нарывайся на неприятности из-за этого дела. Оно того не стоит, понимаешь?

– Мир и так отвратителен, – ответила Марианна, собирая со стола бумаги. – Не хочу стоять в стороне, когда кто-то возомнил себя выше закона и считает, что легко отделается. Кроме того, я дала кое-кому слово…

– Кому?

– Сыну Монталабера, Антуану. Я пообещала, что сделаю все возможное, чтобы поймать убийцу его отца.

Глава 12

Исповедь (3)

Ночью я так и не уснул. В глубине души я надеялся, что рассказ Фабьена был случайностью, а его роман окажется посредственным. Как девятнадцатилетний подросток мог написать такой шедевр? Часы, проведенные в постели, превратились в кошмар. Что мне было делать? Показать рукопись коллегам по литературному цеху, чтобы они высказали свое мнение? Убедить юношу отправить роман в крупнейшие издательства мира, даже если он еще не дописан?

Ничего из этого я не сделал. И даже не попытался связаться с Фабьеном. Я хранил драгоценную тетрадь в запертом ящике стола в университете, запрещая себе прикасаться к ней, чтобы окончательно не впасть в депрессию от зависти. Да, я завидовал как безумный, потому что точно знал: у меня никогда не будет и четверти таланта этого сопляка.

Если б я не попросил его остаться в конце следующего урока, Лертилуа, возможно, и не подошел бы ко мне. Неужели он забыл, что доверил мне рукопись? Или ему было все равно?

– Я дочитал ваш роман, – простодушно сообщил я.

Он оглядел мой захламленный стол, отыскивая взглядом тетрадь, но тщетно.

– И что вы о нем думаете?

– Скажу честно, вы меня приятно удивили. У вашего текста есть несколько серьезных достоинств: захватывающий сюжет, плавный стиль, несколько приятных находок… Но рукопись явно требуется переработать.

– Я начал писать три месяца назад, – словно извиняясь, произнес он.

Три месяца! Мне стоило огромного труда скрыть охватившие меня чувства, и я начал постукивать пальцами по столу, чтобы успокоиться.

– Это большое достижение – для ваших лет, конечно… Вы и в самом деле никому не показывали рукопись?

– Только вам.

– Вы наверняка набирали текст на компьютере.

– У меня нет компьютера, я пишу только от руки. Мне нужно чувствовать, как ручка скользит по бумаге, иначе ничего не получается.

Повисла тишина.

– Фабьен, почему вы записались на этот семинар?

– Не знаю… Мне не нравятся лекции в переполненных аудиториях, там я не могу сосредоточиться. Комфортно мне только в небольшой группе.

Потрясающий ответ: ни слова о литературе или писательстве. С таким же успехом он мог бы вступить в клуб гончарного мастерства или оригами.

– Так вот что я вам скажу. У меня было много работы, и, должен признаться, я прочитал ваш роман второпях. Более того, я забыл о нем и оставил дома. Если вы позволите ненадолго задержать его у себя, я перечитаю его на досуге и сделаю кое-какие заметки, чтобы помочь вам.

Хотя в комнате было холодно, по спине у меня потекли капельки пота. Что, если он откажется? Или что-то заподозрит и потребует вернуть тетрадь?

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, – ответил Фабьен.

Впервые я увидел, как его лицо озарила мимолетная улыбка. Время… Я должен выиграть время.

Раз уж я решил покопаться в душе, то надо бы признаться вот в чем: с той самой минуты я, словно одержимый, думал только об одном – как украсть рукопись Фабьена. Никаких моральных дилемм, никаких колебаний. Мне выпал шанс из миллиона – мой студент оказался гением, и я не мог поступить иначе. В моих руках была единственная копия «Обещания рая». Фабьен никому не давал ее читать. Этот болезненно замкнутый юноша не лгал мне, сомнений не было.

Полагаю, нетрудно представить, о чем я думал. Меня мучила мысль об убийстве. Теперь у меня была возможность совершить его, причем не из каких-то глупых философских побуждений, а ради совершенно ясной цели: признания, славы, денег… Все, о чем я мечтал, было рядом, только руку протяни – я был уверен, что если опубликовать роман, его ждет оглушительный успех.

По всем расчетам, у меня было не более двух-трех недель, чтобы осуществить задуманное. По истечении этого срока у Фабьена возникнут подозрения, и я не исключал возможности, что в конце концов он расскажет кому-нибудь из соучеников о романе, который отдал мне. Не мешкая, я направил все силы на разработку плана преступления. Как я узнал, Лертилуа жил в университетском городке, и именно там мне предстояло действовать. Поскольку разгуливать там средь бела дня я не мог, убийство должно было произойти ночью. Проникнуть в здание и взломать замок в комнате студента не составляет особого труда. Убийство нужно было замаскировать под несчастный случай или самоубийство. Какой способ выбрать? Неважно. Подойдет любой: передозировка снотворным, отравление наркотиками, неудачное падение в душе… или он мог повеситься, вскрыть вены, выпасть из окна… Мне лишь нужно было представить все так, чтобы ни у кого не осталось сомнений – юноша покончил с собой.

О тех днях у меня сохранились странные воспоминания. Каждый день я механически ходил на лекции и что-то говорил, как манекен чревовещателя; обедал в столовой, не слушая ни слова из того, о чем говорили коллеги; при любой возможности запирался в кабинете, чтобы проверить, не украли ли рукопись, и неустанно перечитывал ее, до такой степени, что в конце концов поверил: автор – я. Ночами я почти не спал, хотя усталости не чувствовал: мысль о том, что очень скоро я стану богатым и знаменитым, придавала мне небывалую энергию.

Как только я принял решение, мне стало трудно смотреть Фабьену в глаза. Долгие годы я представлял себе, как расправляюсь с незнакомцем, чье исчезновение ничего не изменит в моей жизни. Но я привязался к мальчику, и мысль о том, что придется его убить, приводила меня в ужас. Кроме того, я понимал, что своим преступлением лишу французскую литературу будущих шедевров.

В писательстве удачи не бывает. Фабьен всего за три месяца создал блестящий черновик романа. Сколько произведений он мог бы создать за целую жизнь? Реймон Радиге не смог завершить второй роман из-за болезни, он умер в двадцать лет. Артюр Рембо примерно в том же возрасте решительно бросил писать и уплыл в Африку. Но сейчас я должен был оборвать жизнь гения собственной рукой…

На следующем занятии Фабьен был более общителен. Он даже прочитал нам свой второй рассказ с некоторым воодушевлением. Превосходная работа, но по сравнению с романом почти безвкусная.

После семинара я предпочел бы уклониться от разговора с ним, однако Фабьен подошел и остановился возле моего стола.

– Господин профессор?

– Да, Фабьен?

– С каждым разом мне все больше нравится ваша мастерская. Я здесь как дома и набираюсь уверенности в своих силах.

– Прекрасно. Правда, когда вы пришли в нашу группу, вы показались мне очень сдержанным…

– Мне всегда было трудно заводить друзей. Но теперь все начинает меняться.

– Я сам предпочитаю одиночество. И не считаю это недостатком.

Новости мне не понравились. Чем общительнее станет Фабьен, тем больше вероятность того, что мой план провалится.

– Мне жаль вас беспокоить, но… вы успели перечитать мой роман?

Я решил, что пришло время разыграть карту лести.

– Ваш роман даже лучше, чем я думал.

Его глаза заблестели.

– Вы серьезно?

– Я всегда серьезен, когда говорю о литературе. В прошлый раз мы об этом не поговорили, но у меня есть кое-какие знакомые в издательском мире…