Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен

Глава 3

Александр

На следующий день он явился вовремя. Я очень ценю в других пунктуальность, хотя сам редко демонстрирую это качество. Я пригласил гостя прийти утром, чтобы наверняка более-менее протрезветь к его приходу. Я встал рано и, прежде чем отправился на ежедневную прогулку по тропе, выпил черный кофе, который, как обычно, дополнил хорошей порцией рома. По возвращении я сварил себе вторую чашку, а потом и вовсе отказался от кофе в пользу рома. Дожидаясь студента, выпил несколько бокалов, не сводя глаз с кухонных часов.

Он приехал в Эмбрунс на стареньком «Пежо‐205» – вчера я автомобиль не заметил. Должно быть, Александр оставил его у дороги. Мой гость по-прежнему полон энтузиазма, и сегодня утром у меня приподнятое настроение. Поскольку погода прекрасная, я предлагаю ему сесть за столик в саду и выпить кофе.

– Вы оказываете мне большую честь, месье. Так любезно с вашей стороны пригласить меня…

Его угодливость раздражает. Я делаю глоток карахильо [21].

– Позвольте дать вам совет, Александр: не надо постоянно всех благодарить. Вы никогда не заслужите уважения, если будете вечно у кого-нибудь в долгу.

Мое немного грубоватое замечание ничуть его не обескуражило.

– Спасибо. Я этого не забуду.

Он достает свою пачку бумаг и маленький блокнот на спирали. Я предпочел бы спокойно поболтать перед началом, но у меня не хватает духу отчитать его во второй раз.

– С чего бы вы хотели начать?

– Как я уже говорил вчера, меня восхищают романы «Одиночество» и «Уроки прошлого». Возможно, вы могли бы рассказать о процессе создания этих работ, об источнике вашего вдохновения…

– Ах, вдохновение… Знаете, Александр, нет ничего банальнее, чем вдохновение. Идея романа может прийти писателю где и когда угодно: в ду́ше, на прогулке по улице или пока он обрезает розы в саду. Если б существовал единый рецепт, все бы ему следовали.

Разочарования на его лице не заметить невозможно. И я добавляю:

– Тем не менее я готов рассказать вам кое-какие автобиографические подробности, которые могут пролить свет на структуру моих произведений. Написать «Одиночество» мне захотелось, как вы понимаете, после развода. Честно говоря, мой брак был на грани уже несколько лет…

И я рассказываю ему некоторые моменты своей жизни. О, ничего слишком личного и уж точно ничего такого, о чем я уже не говорил в интервью. Маршан послушно записывает что-то в блокноте. Наверное, в студенческие годы я был на него похож – такой же серьезный, вежливый, трудолюбивый… Таким я был до того, как жизнь показала, что добиться чего-то стоящего без здоровой доли цинизма и порока не выйдет.

Наш дуэт сложился идеально. Александр задает мне вопросы, вполне уместные и точные. Если же он начинает продвигаться к тем аспектам моей жизни, которые мне самому не нравятся, я выдаю в ответ поток чепухи. Ведь писатель – это профессиональный лжец, разве не так?

За разговором время летит незаметно. Каждые полчаса или около того мы делаем перерыв. Пока гость перечитывает записи, я пользуюсь возможностью прополоскать горло на кухне, осушив бутылку вина.

Усаживаясь за стол в саду, я совершенно спокоен.

– Расскажите мне немного о себе, Александр.

Он отвечает удивленным взглядом:

– Рассказать о себе? Вряд ли во мне есть что-то интересное.

– Урок второй: жизнь каждого из нас весьма интересна, если мы знаем, как представить ее в позитивном свете. Чем, например, занимаются ваши родители?

– Моя мать – школьная учительница, а отец – налоговый инспектор. Они живут в Сен-Мор-де-Фоссе.

– Ну вот! У вас есть братья или сестры?

– Нет, я единственный ребенок.

– Я тоже. Знаете, что говорят о единственных детях? Что они менее общительны, но гораздо умнее сверстников.

– Правда?

– Во всяком случае, так говорят. У вас хорошие отношения с родителями?

Мальчик умолкает, подбирая слова, и такое молчание – уже само по себе ответ. Похоже, не все так радужно.

– Более-менее…

– Когда речь идет о семье и отношениях, «более-менее» означает «плохие». Позвольте спросить, а в чем же дело?

– Родители не хотели, чтобы я изучал литературу. Они говорят, что после этого факультета карьеру не сделать – станешь учителем или безработным. Отец часто говорит: «Бодлер тебе зубы не сделает».

– Какое странное выражение! Ваш отец – поэт, и даже этого не подозревает…

– Будь вы с ним знакомы, выразились бы иначе.

– Вас привлекает преподавание?

– Пожалуй, нет. Я предпочел бы работать в издательстве.

– Места там на вес золота.

– Я знаю, но пока держусь. Я что-нибудь придумаю.

– Вы правы, нужно верить в мечты… Делайте то, что хотите, а не то, чего от вас ждут другие.

Кажется, он хочет в чем-то признаться.

– На самом деле у меня есть еще одна мечта.

– Какая?

– Я хочу стать писателем, как вы, месье.

Мне немного не по себе. Что, если эта затея с беседами – просто маскарад и парень хочет получить от меня рекомендацию или всучить на рецензию жалкую рукопись? Решаю, что лучше промолчать.

– Я написал несколько страниц, – продолжает он, – начало романа… но ничего серьезного. В любом случае, я не хочу торопиться и не планирую отправлять рукописи в издательства до двадцати пяти лет. Это предел, который я установил, чтобы дать себе время расти в литературном плане.

– Мудрое решение, – говорю я с облегчением. – Писателю требуется упорство.

Пожалуй, стоит сменить тему, и поскорее.

– Вы проголодались, Александр?

– Проголодался?

– Уже почти полдень. Нельзя жить одной лишь пищей для ума. Мишленовский шедевр я не приготовлю, но в погребе есть отличные консервы.

– Ну…

– Это не обсуждается, вы остаетесь на обед.

Я нашел в темном углу фуа-гра с инжиром и банку говядины по-бургундски. Давненько я не готовил такие блюда. В одиночестве я вообще ем мало – все знают, что алкоголь портит аппетит. Спустившись в погреб, я выбираю сладкое белое и бургундское.

– Александр, я собираюсь вас просветить.

Он настороженно смотрит на меня. Я указываю на бутылки, которые поставил на стол:

– Речь о горячительных напитках. Вчера вы едва прикоснулись к виски… Перед вами сотерн две тысячи седьмого года, великолепный винтаж. Экзотические фруктовые нотки прекрасно подойдут к фуа-гра. Оцените этот золотисто-желтый оттенок… Вы словно ныряете в пшеничное поле. Вино сначала пробуют глазами.

Я наполняю бокал, Александр осторожно подносит его к губам.

– Нравится?

– Очень неплохо, – вежливо отвечает он.

Я быстро делаю глоток. К сожалению, ром и вино, которые я пил утром, перебили вкус. Возможно, вторая порция, которую я налью себе, раскроет все вкусовые нотки.

– К мясу по-бургундски я выбрал отличное вино «Кот-де-Нюи-Виллаж». Обычно во время трапезы всегда соблюдается особый порядок: белое и розовое подается до красного. Но бывают, конечно, и исключения.

Похоже, мои объяснения его не очень интересуют, он слишком занят разглядыванием фасада Эмбрунса.

– У вас прекрасный дом, месье.

– Спасибо. Я никогда не смог бы себе этого позволить, если б не гонорары за книги. Как видите, Бодлер может сделать зубы!

Он хихикает.

– Вы не пьете?

– Да, да… Вы всегда жили здесь в одиночестве?

– Всегда. Я купил этот дом уже после того, как разошелся с женой.

– Вы больше не вступали в брак?

– Боже упаси! «Пусть я один, зато в покое», как поется в песне. Конечно, в вашем возрасте я верил в настоящую любовь и семью. Но все это недолговечно, вот увидите. Время, как ни печально, разрушает все.

Мне не терпится покончить с фуа-гра, чтобы открыть бутылку красного. Александр предлагает мне помочь убрать закуски, но я решительно отказываюсь, чтобы спокойно допить сотерн на кухне.

Вернувшись за стол, я спрашиваю его:

– У вас кто-нибудь есть?