Тайна Дома трех вязов - Мюссо Валентен

– Я могу показать вам свои записи. Это займет всего несколько минут, и вы убедитесь, насколько серьезно я подхожу к исследованию.

Он умоляюще смотрит на меня. Нельзя же оставить этого мальчика стоять под дождем у моих дверей! Да и что я теряю? Уделю ему несколько минут, зато он не будет больше околачиваться возле дома…

– Ладно, идите за мной, – резко говорю я, открывая ворота.

Все мокрые, мы оставляем в коридоре грязные следы. Клэр с утра столько хлопотала, а мы устроили беспорядок… Она меня проклянет.

Я приглашаю молодого человека присесть в гостиной и в кои-то веки роюсь в шкафу в коридоре, в котором хранятся нераспечатанные письма. Теперь, когда незваный гость здесь, меня охватывает беспокойство – вспоминается роман Стивена Кинга, в котором сумасшедшая читательница похищает любимого автора. Никогда не знаешь, чего ждать от фанатов.

– Назовите мне еще раз свое имя.

– Александр Маршан, месье, – кричит он из комнаты.

Я перебираю пачку писем. Почти сразу натыкаюсь на первый конверт, на обороте которого указано имя мальчика, а также его парижский адрес возле канала Сен-Мартен. Порывшись еще немного, нахожу второй, а за ним и третий. Судя по штемпелям, он начал посылать их мне чуть меньше полугода назад. Распечатываю первое письмо. Он выбрал роскошную бумагу – несомненно, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. Я бегло просматриваю страницу. Выхватываю слова «безмерно восхищен», «великолепная работа», «с удовольствием встретился бы с вами». Ничего особо оригинального, но письмо отрезвляет. Убедившись, что имею дело не с самозванцем, не вижу смысла открывать два других конверта.

В гостиной Маршан тихо сидит на диване. Он встречает меня смущенным взглядом.

– Это одна из моих любимых опер.

– О чем вы?

– «Дон Жуан», – отвечает он, указывая на виниловую пластинку рядом с проигрывателем.

– Вы любите классическую музыку?

– Мой дедушка часто ее слушал, когда я был маленьким. В исполнении Солти звучит превосходно, но мне больше нравится исполнение Фрица Буша. От голоса Ины Суэс у меня по спине бегут мурашки.

Я даже не представлял, что ребенок его возраста мог услышать первую запись этой оперы Моцарта. И разделяю его мнение: Ина Суэс была необыкновенна в роли Донны Анны. С тех пор ее никто не превзошел.

– Вы поранились? – спрашивает он, заметив кровь на моей рубашке.

– Ничего страшного, просто царапина.

– Нужно продезинфицировать рану и перевязать. Мало ли что…

– Позже… Не хотите ли выпить?

Гость громко сопит.

– Ну, я бы не отказался от небольшой порции, для бодрости. Кажется, я простудился.

Вот и чудесно. Я подхожу к серванту и выбираю лучшую бутылку. Совсем недавно мне хотелось избавиться от парня, но сейчас вдруг потянуло произвести на него впечатление. Когда поддаешься лести, то делаешь все, чтобы продлить приятное ощущение.

– Наслаждайтесь каждой каплей, – говорю я, протягивая ему бокал. – Это «Гленфиддик», дистиллированный в семьдесят пятом году. Тридцать четыре года выдержки.

– Тридцать четыре года? – неуверенно повторяет он. – Но… сейчас двадцать третий год, месье.

– Спасибо, я пока в своем уме… Напиток разлили только в две тысячи девятом году. Вы знаете, что после розлива виски не стареет? Считается только время, проведенное в бочках.

– Я этого не знал.

Я сажусь напротив него и с трудом сдерживаю вздох восторга, когда жидкость начинает стекать по моему пищеводу. Когда я навеселе, то не употребляю такие нектары – ненавижу расточительство.

– Чувствуете эти ароматы лакрицы и специй? А послевкусие спелых фруктов и меда?

– Честно говоря, я мало в этом понимаю… Может, я лучше прочту вам свои записи?

– Пожалуйста, приступайте.

– На данный момент это всего лишь некоторые соображения, – предупреждает он. – У меня пока нет ни твердого плана, ни реальной задачи.

– Конечно. Все должно с чего-то начинаться.

Неуверенным голосом Маршан начинает читать давно обещанные заметки, и я, честно говоря, ни черта не понимаю. С тех пор, как я в последний раз слышал литературную тарабарщину, прошло лет двадцать, и я определенно по ней не скучал. У студентов и исследователей есть потрясающий талант – они мастерски приписывают авторам намерения, которых у них никогда не было.

Я притворяюсь, что слушаю, время от времени покачивая головой. Этот виски – чистый восторг. К счастью, у меня в погребе есть еще одна бутылка. Хотя мой бокал уже пуст, бокал Александра все еще почти полон: мальчик слишком увлечен своей восторженной болтовней, чтобы пить. Мне же хочется выпить, ужасно хочется, но у меня еще достаточно самоуважения, чтобы не выставлять алкоголизм напоказ перед незнакомцами. Поэтому я решаю выпить, но в дружеской атмосфере.

– Принесу нам добавки, – невинно сообщаю я.

Стоя спиной к дивану возле сервировочного столика, делаю глоток прямо из горлышка, а затем щедро наполняю свой бокал. В его бокал добавляю всего пару капель – все равно не оценит!

Вернувшись на место, я делаю два глотка из бокала. Гость продолжает перелистывать страницы, очень серьезный и сосредоточенный. Кончиком языка я собираю несколько оставшихся на дне бокала капель. Диван удобный, мне хорошо. Приятно пить не одному, а в компании. Мой гость, кажется, начал чувствовать себя увереннее; его монотонный рассказ ласкает мне уши, будто нежная мелодия. Я закрываю глаза, все мысли тают…

А потом я будто проваливаюсь в черную дыру.

Когда я снова открываю глаза, Маршан сидит уже не на диване, а за большим дубовым столом и что-то пишет. Ужасно болит голова. На глаза попадается пустой бокал, и я пытаюсь посчитать, сколько же выпил с утра.

– Простите, я, наверное, задремал… Похоже, только выпил, и больше не могу держать себя в руках – старею.

Он одаривает меня многозначительной улыбкой.

– Со мной то же самое. Выпью рюмку – и все, катастрофа.

– Что вы пишете?

– Я как раз собирался уходить… Просто пишу, чтобы извиниться за беспокойство.

– Кто сказал, что вы меня потревожили, Фабьен?

Он хмурится.

– Меня зовут Александр, месье.

– Конечно. Александр… Что у меня с памятью?

Он порывисто комкает листок и встает, чтобы присоединиться ко мне у кофейного столика.

– Если это возможно, не могли бы вы уделить мне еще немного времени… Что вы думаете о моих наблюдениях? Не надо отговорок, я хочу услышать, что вы думаете на самом деле.

Я пытаюсь собраться с мыслями, но не могу придумать ничего интересного.

– Очень многообещающе. Ваш анализ текста весьма актуален, но в то же время в нем много абстрактного.

– Абстрактного?

– Всегда помните о том, что писатель пишет от сердца. Писать в отрыве от жизни бессмысленно. Вам следует уделять больше внимания психологии и чувствам персонажей. Без них роман – просто пустая кожура.

Он хлопает себя по лбу.

– Вы абсолютно правы. Как глупо с моей стороны разглагольствовать, будто дрессированная обезьяна…

– Не будьте слишком строги к себе.

Трогательный юноша. Я боялся, что он влезет в мой дом и все испортит, а мальчик собирался незаметно ускользнуть, оставив мне записку с извинениями…

– Как долго вы пробудете в этих местах, Александр?

Он, казалось, удивился моему вопросу.

– Я снял на одну ночь номер в гостинице.

– Может быть, зайдете завтра, когда мне станет лучше? В конце концов, вы ведь хотели не просто прочитать мне свои записи. У вас есть ко мне вопросы, не так ли?

Что это? В его глазах блестят слезы или мне кажется? Да, все знают, что я живу как настоящий отшельник, и мальчик даже не предполагал, что я так облегчу ему работу. Как бы я повел себя на его месте, если б решил заговорить с Камю или Жионо?

– Допустим… завтра, в девять часов.

– О, месье! Я вам так благодарен, вы даже не представляете.

– Ладно, ладно… – говорю я, взмахнув рукой. – Это меньшее, что я могу сделать.

Однако в глубине души не понимаю, почему вдруг предложил ему такое. Совсем раскис… Надо бросать пить. Алкоголь меня в конце концов погубит.