Волосы светло-никакого оттенка, уставная форма офисной мыши из Сити (темно-серые жакет и юбка, белая блузка); внимание Хо привлек ее служебный пропуск, болтавшийся на цепочке вокруг шеи. Хо, повиснув на поручне в восьми дюймах от нее, без особого труда разобрал имя-фамилию и через десять минут по прибытии в Слау-башню уже знал ее домашний адрес, семейное положение (не замужем), рейтинг кредитоспособности (довольно приличный), историю болезни (обычные женские дела) и теперь копался в ее почтовом ящике. Служебное. Спам. Легкий флирт с коллегой, заранее обреченный. Помимо того, она хотела приобрести подержанный автомобиль и отозвалась на объявление о продаже, размещенное в бесплатной районной малотиражке. Продавец ей пока не ответил.
Хо позвонил ему и выяснил, что машина уже продана, но известить об этом неудачливых претендентов тот не удосужился. Ничего страшного, заверил его Хо, прежде чем набрать номер девушки и осведомиться, интересуется ли она по-прежнему шестилетним «саабом». Она интересовалась, и они договорились о встрече в винном баре. Заняв наблюдательную позицию в углу до того, как появилась она, Хо в течение часа смотрел, как росло ее нетерпение и раздражение. У него даже мелькнула мысль подойти к ней, усадить за столик и втолковать, что следует быть более осторожной. Намного. Более. Осторожной. Служебный пропуск на цепочке вокруг шеи? Охренеть! А почему тогда не бейджик «Моя жизнь в вашем распоряжении»? Банковские операции, регулярно посещаемые веб-сайты, исходящие и входящие звонки… Все, что нужно, — имя-фамилия плюс еще одна зацепка. Место работы, например, годилось как нельзя лучше. Коды налогоплательщика, сведения о судимостях, дисконтные карты, сезонные проездные билеты… И дело не столько в том, что все это, помимо прочего, оказывалось как на ладони. Дело в том, что во все это можно вносить изменения. Человек выходит утром из дому с коровьим бубенцом в виде служебного пропуска на шее, и к тому моменту, как прибывает на работу, его жизнь ему больше не принадлежит.
Именно это Родерик Хо хотел бы втолковать девушке.
Хо, разумеется, втолковывать ничего не стал. Он дождался, когда она, вконец отчаявшись, в безмолвном бешенстве покинула заведение, допил безалкогольное пиво и отправился домой, довольный тем, что она теперь была полностью в его распоряжении.
Еще один секрет.
Один из множества.
А сейчас он сидел перед монитором, не обращая внимания на рев и грохот из колонок, даже не моргая. Это было похоже на персональную экскурсию, словно какой-нибудь холуйчик из министерства внутренних дел вел его по коридорам, приглашал в кабинеты, подводил к канцелярским шкафам, услужливо предлагал ключики… «Может быть, сэр желает безалкогольного пивка, пока он тут роется?» Почему нет? Сэр желает.
Хо вытащил банку из прикрученного к столу держателя.
«Мерси, холуйчик».
Он намерился было поменять местами даты рождения нескольких высокопоставленных чинуш, внеся хаос в персональные пенсионные планы, когда его внимание привлекла ссылка на какой-то внешний сайт, с которого он перешел на другой, а с того — на следующий… Удивительно, как быстро пролетает время; когда он оторвался от экрана, на часах была полночь, а сам он был за сотни миль от министерства внутренних дел, разгуливая по цехам малоприметной фабрики пластмасс, чья связь с министерством обороны была тщательно замаскирована. Снова секреты. Это и была его игровая площадка, назначенная судьбой, независимо от того, какой выбор сделали родители. Это его стихия, и он будет копаться тут, будто старатель, просеивая горы песка в поисках самородка, до тех пор, пока время не залечит раны.
Но все это было лишь тренировками ради поддержания формы. Все его рыскания по сетевым просторам ни на шаг не приблизили Хо к разгадке тайны, которая по-настоящему не давала ему покоя.
Родерик Хо отлично знал, за какую провинность каждый из его коллег оказался в Слау-башне; каждый промах и косяк, обрекший их на прозябание на служебной обочине, был известен ему досконально. Он изучил их оплошности в мельчайших подробностях, знал точные даты и географические координаты их грехопадений и понимал последствия их ошибок даже лучше, чем они сами, так как читал электронную переписку их начальства, прикрывающего собственные задницы после каждого просчета подчиненного. Он знал, кто именно вынес приговор по каждому конкретному делу, и мог цитировать их до запятой, до последней запятой.
Ему были известны провинности всех его коллег, кроме двоих.
Первой неизвестной была провинность Сид Бейкер, но у него уже были кое-какие подозрения на этот счет.
Что же до второй, то она оставалась тем самым неуловимым и призрачным самородком.
Хо снова взялся за банку, но она оказалась пуста.
Не оборачиваясь, он швырнул ее за спину и забыл о ней еще до того, как банка стукнулась о стену.
Не отрываясь он смотрел на экран монитора.
Провинности всех, кроме двоих.
* * *
Дни, когда Джексон Лэм целиком полагался на свои инстинкты, остались в далеком прошлом. Там же, где осталась стройная и подтянутая версия его самого. Но прошлое не исчезает бесследно. Каждая сброшенная нами кожа убирается в гардероб: на всякий пожарный, если вдруг когда-нибудь пригодится.
Подходя к дому, он заметил силуэт, маячивший в сумраке соседнего проулка.
Список основных подозреваемых составить было бы несложно. Как-никак за прожитые годы Лэм нажил себе пару-тройку врагов. Да что там «за годы», Лэм был способен нажить врага за считаные дни — с этим у него всегда спорилось. Поэтому, приближаясь к углу здания, он скатал номер «Вечернего стандарта» в тугой рулон и шел, перекладывая его из руки в руку, словно в полузабытьи дирижировал одному ему слышимым оркестром. Со стороны он, должно быть, выглядел совершенно беспечно. Со стороны он, должно быть, выглядел легкой добычей.
Две секунды спустя он, должно быть, уже выглядел несколько иначе.
Руки помнили давно отработанные движения. Будто падаешь с велосипеда.
— Да вы что, мистер…
В следующую секунду голос был оборван «Стандартом»: краткий анонс захватывающих приключений, ожидающих всякого, кто пробует потыкать в спящего зверя слишком коротким прутиком.
В окне поблизости зажегся свет. В этом районе можно было не ожидать, что кто-то выскочит на улицу разбираться, что случилось, однако порой местным жителям хотелось получше рассмотреть происходящее.
В проблеске теплого желтого света за короткий миг, прежде чем задернулась плотная штора, Лэм разглядел свой улов: сопляк, обычная уличная шпана. Столько прыщей, словно лицо искромсали ножиком.
Он не спеша вытащил газету у пацана изо рта. Пацана немедленно стошнило.
Лэм мог бы просто уйти. О том, чтобы пацан пустился за ним, жаждая реванша, речи не было. С другой стороны, идти было недалеко. Щенок запомнит, в какой дом он зашел. Вся жизнь Лэма складывалась из ситуаций, в которых он принимал решение — что, кому и когда следовало знать. И в данной ситуации он решил, что никакой дополнительной информацией щенку располагать не следует. Поэтому он остался стоять, держа щенка за шиворот правой рукой. Левая тем временем избавилась от «Стандарта», чей срок годности сегодня истек даже быстрее, чем обычно.
Наконец пацан выговорил:
— Ничего себе…
Лэм выпустил его.
— Чего я такого сделал-то?
Лэм с интересом отметил про себя, что дышит практически ровно.
— Чокнутый, что ли, на всю бо́шку?
Однако, стоило ему об этом подумать, он почувствовал, как колотится сердце, а ко лбу приливает странный пульсирующий жар, который теперь оплывал уже и на щеки.
Пацан тем временем продолжал:
— Ничего вообще такого не делал.
В этой констатации проскользнула некоторая жалоба на свою участь, словно тем самым он одержал временную победу.
Лэм отклонил претензии организма.
— А что ты тогда делал?
— Да просто так.
— Почему именно тут?
Пацан шмыгнул носом:
