Илья рос круглым сиротой. Отца его никто не знал, а мать отказалась от него в роддоме и скрылась в неизвестном направлении. Медкарточка ее где-то затерялась, и ребенка окрестили чужие люди. С первых дней жизни мальчик отличался отменным аппетитом, ел, пока соску не отнимут, кто-то из нянечек сказал: «Ентот не пропадет, свое отыщет. Пробьется, другим намахает».
Так появилась фамилия – Махов. Почему Илья Ильич, неизвестно. В детдоме, уже класса с седьмого, Илья начал отличаться от сверстников. Один увлекался спортом, другой мастерил, третий бездельничал и хулиганил. Илья учился. Он не просто был круглым отличником, он опережал сверстников на класс, а в некоторых предметах – на два. В восьмом классе Илья начал зарабатывать репетиторством, стал покупать себе вещи и внешне отличаться от детдомовцев. В университет его приняли вне конкурса, он получил общежитие, вставал каждый день в шесть, ложился в одиннадцать. Семь часов сна. Все остальные – работа. Не пил, не курил, на третьем курсе у него появилась сберкнижка. На четвертом он женился на дочке Леонидова. Она была старше Ильи на восемь лет, активно некрасива, но мелочи его никогда не волновали. Фамилия Ильи вызывала улыбку, женившись, он ее сменил. «Отсмеются и забудут», – решил он и оказался прав.
У него была программа, которую он неторопливо, но последовательно претворял в жизнь. Первое. Необходимо иметь имя, собственное лицо, чтобы тебя знали и ни с кем не спутали. По одежде встречают, с этого и начнем, решил он еще в детдоме.
Сверстники ходили джинсовые, хипповые, длинноволосые, разные. Леонидов – всегда в костюме, аккуратен, отутюжен, хорошо подстрижен, речь чистая, литературная, никакого сленга, ни врагов, ни друзей, все на одной дистанции. Так как он продолжал репетиторствовать, то уже в двадцать два года Илью начали называть по имени-отчеству. В университете Илью знали, ни с кем не путали, окончил он с отличием, на работу в прокуратуру его взяли не за фамилию, хотя последняя, естественно, не мешала.
Начав работать, Илья Ильич Леонидов быстро заявил о себе как человек аккуратный, педантичный и исполнительный. Фамилией своей он не пользовался, с личным временем не считался, но сослуживцы его не любили.
– Он не с людьми работает, а гайки точит. Все чистенько, аккуратненько, точно в срок. Прокруст рядом с ним – ребенок и гуманист, – сказал однажды кто-то.
И все согласились. Однако Илья Ильич дружбы ни с кем не искал, шел своим путем, ждал своего часа. «Мне нужно дело, о котором заговорил бы Город», – сказал Леонидов сам себе. Разбои и убийства, совершенные неизвестно кем, его не интересовали. «Здесь отличатся милиционеры. Следователя, который включится позже, никто и не узнает. Мне нужно иное».
Итак, наутро после убийства Игоря Лозянко, рано, до завтрака, Илья вошел в кабинет тестя. Коротко, без эмоций объяснил ситуацию. Бытовое убийство, замешан популярный спортсмен, на следствие начнут оказывать давление. Городу это ни к чему, не славы ради, а истины для… Прошу.
Тесть в просьбе ничего предосудительного не усмотрел. Не дело крупных торгашей просит, чтобы его можно было заподозрить, будто он хочет куш сорвать. Пусть его, тем более никогда ничего не просил. Может, он и не мерзавец, совсем наоборот.
В десять утра следователь Леонидов получил в производство дело по факту убийства гражданина Лозянко И. П. Следователь знал: если он отдаст под суд Павла Астахова, то его, Илью Ильича Леонидова, в Городе будут знать в лицо, ни с кем не спутают. Нелюбовь? Ему не нужна любовь, он ее не знал никогда, узнавать и не собирался. Он не просто прочитал все материалы, собранные милицией за первые сутки, он внимательно их изучил, проанализировал и не просто увидел Астахова, а нащупал ходы к нему, разработал тактику и стратегию ведения дела.
Астахова, при наличии лишь косвенных улик, арестовать не позволят. Необходимо подготовить почву, общественное мнение. Начинать следует резко, со скандала, решил Леонидов, с конфликта с милицией, добиться их звонков прокурору.
И такого человека подполковник Серов и майор Гуров обозвали дураком и прощелыгой. Просто стыдно за них становится, какие же они, к черту, сыщики-профессионалы, психологи? Но не будем возмущаться нашими героями, они люди здоровые, без комплексов неполноценности, им не дано понять логику и психологию Ильи Ильича Леонидова, они мыслят и чувствуют иными категориями.
Леонидов добивался скандала, звонков милиции в прокуратуру, но прокурор не Бог и не может освободить следователя от ведения дела без достаточных оснований. А последних у него не окажется, Леонидов не даст. Он увидел трамплин, Астахов вознесет некогда безымянного детдомовца, о Леонидове станут говорить с ненавистью, но будут знать в лицо и никогда ни с кем не спутают.
Илья Ильич отправился вести, казалось бы, бессмысленные допросы. Если думать об обнаружении и уличении преступника, то оно так и есть, а если добиваться цели, которую поставил перед собой Леонидов, допросы эти имели очень большой смысл. Сколько человек прошло через кабинет Ильи Ильича с трех до девяти вечера? Сколько у каждого из этих людей друзей и знакомых? Все они в ближайшее время узнают о существовании Леонидова Ильи Ильича, который ведет расследование по факту смерти Лозянко. И в каждом допросе в той или иной форме называлась фамилия Астахова.
И сам Павел Астахов придет, рассудил Илья Ильич, обязательно явится, не захочет привлекать к себе внимание. Вызывали? Вот он я, готов ответить на любые вопросы. Все так и произошло. Астахов явился, его, конечно, пропустили без очереди. Леонидов представился любезно, но сухо, подчеркивая, что здесь не стадион, а прокуратура.
Заполнив анкетные данные и предупредив Астахова по сто восемьдесят первой и сто восемьдесят второй статьям УК РСФСР о наказании за отказ от дачи показаний или за дачу заведомо ложных показаний, Леонидов протянул через стол протокол и показал, в каком месте следует расписаться.
Астахов взял ручку. Илья Ильич от напряжения не мог вздохнуть, склонил голову набок, шарил взглядом под пыльной батареей. Павел расписался легко, вернул протокол, смотрел спокойно.
– Вот и хорошо! – облегченно вздохнул Леонидов. На удивленный взгляд Астахова пояснил: – Это я так, своим мыслям.
Если бы Павел знал эти мысли!
Илья Ильич задал все положенные вопросы, получил правдивые и лживые ответы, в конце каждой страницы попросил Астахова расписаться, а после последней строки написать: «Записано с моих слов правильно, мною прочитано, добавлений не имею».
Павел все написал, расписался, раскланялся и вышел из кабинета, раздумывая, куда сейчас направиться, не догадываясь, что шагает непосредственно в тюремный изолятор.
Леонидов после его ухода минут пять никого в кабинет не приглашал, перечитывал допрос, смакуя каждое слово, торжествовал. Все у тебя есть, Павел Астахов. Папа, мама, сила, красота, слава, красивые женщины. Все! Посмотрим, что от всего этого останется!
Вскоре в кабинет зашел прокурор.
– Илья Ильич, рабочий день давно кончился, – сказал он.
Леонидов ответил вежливой улыбкой, и прокурор, попрощавшись, ушел. Заменить следователя! Легко сказать! Как? По какой причине? Девятый час, а человек работает, все это видят и знают.
Илья Ильич Леонидов шел неторопливо домой. Перебрав прошедший день, он выделил три этапа. Разговор с тестем, сцена в милиции и допрос Астахова. Проанализировав их, он остался собой доволен. «У меня есть имя, фамилия, положение. Будет у меня и власть. Никто меня ни с кем не спутает. Не будет, как в детстве: круглоголовые, стриженые, серые и одинаковые, как мыши. Не будет! Илья Ильич Леонидов. Персонально!»
На третий день
В Городе Лева жил уже одиннадцатый день, восемь из них истрачены на банду и третий день расходовался на дело Лозянко. Так растрачивается жизнь сотрудника уголовного розыска: задержал одних убийц, устанавливай другого. Такая жизнь, в принципе, не делает человека добрее, доверчивее, благодушнее. У Гурова, видимо, был врожденный иммунитет, он с годами не черствел, не костенел душой. Он не мучился бессонницей, не бредил по ночам, но чужие беды воспринимал болезненно, по-человечески.
