Дурная кровь - Даль Арне

Сначала полицейским показалось, будто Нюберг убил Мейера, что было бы с его стороны непростительной ошибкой. Но профессионализм Мейера проявился даже в этом: через полчаса он пришел в себя. Хультин держал его поимку в секрете, даже в полиции об этом знал только очень узкий круг людей. Полицейский врач констатировал сотрясение мозга и трещину в челюсти и скуловой кости. Подбородок был цел, значит, говорить Мейер мог. Но он молчал.

Сначала разговаривать с ним пытался Хультин. Йельм сидел на стуле сбоку от шефа в маленькой безликой комнате в подвале полицейского управления. У дверей расположились Вигго Нурландер и Хорхе Чавес. Вдоль стены — Арто Сёдерстедт и Черстин Хольм. Собрались все. Никто не хотел пропустить такое событие. Не было только Гуннара Нюберга. Он решил не присутствовать.

— Я комиссар Ян-Улов Хультин, — вежливо представился Хультин. — Возможно, вы видели мою фамилию в газетах. Они требовали моей отставки.

Роберт Мейер сидел в наручниках возле прикрепленного к полу стола и без всякого выражения смотрел на Хультина. “Соперник”, — подумал Хультин.

— Уэйн Дженнингс, — сказал он. — Или вам больше нравится кентукский убийца? Или К?

Тот же ледяной взгляд. И молчание.

— В “Линк коуп” вас еще не хватились, пресса пока тоже ничего не знает. И ваши “работодатели” тоже. Но как только информация попадет в газеты, ситуация резко изменится, как вы понимаете. Расскажите о себе.

От взгляда холодных глаз Уэйна Дженнингса делалось не по себе. Казалось, он держит собеседника на прицеле.

— Говорите. Чем вы занимаетесь? На кого работаете?

— Я имею право на один телефонный звонок, — сказал Дженнингс.

— У нас в Швеции есть антитеррористические законы, которые лично мне не нравятся, но в данном случае я буду опираться на них. У вас нет права на телефонный разговор.

Дженнингс промолчал.

— Бенни Лундберг, — сказал Хультин. — Что было в его банковской ячейке?

Ответа не последовало, тогда Хультин поднял фоторобот Дженнингса.

— Зачем борода?

Никакой реакции.

— Можно я предположу, как разворачивались события? — раздался из угла голос Йельма. — Кстати, я не представился. Меня зовут Пауль Йельм. У нас есть общий знакомый, Рэй Ларнер.

Голова Мейера повернулась на несколько сантиметров, и Пауль Йельм впервые встретился взглядом с Уэйном Дженнингсом. Он сразу понял, что чувствовали бойцы Национального фронта освобождения в джунглях Вьетнама. И Эрик Линдбергер. И Бенни Лундберг. И еще двадцать с лишним человек, которые приняли смерть под этим взглядом.

— Ночь на двенадцатое сентября выдалась для вас трудной, — начал Йельм. — Случилось несколько непредвиденных событий. Вы привели служащего Министерства иностранных дел Эрика Линдбергера в свою каморку, которая, кстати, как две капли воды похожа на помещение в подвале вашей фермы в Кентукки. Вы что, привезли сюда собственного архитектора?

Йельму показалось, что зрачки Дженнингса сузились, а взгляд еще больше заострился.

— Вернемся к Линдбергеру, потому что продолжение этой истории будет вам интересно. Вы каким-то образом отключаете его сознание, привязываете его к стулу и начинаете свою “работу”: с хирургической точностью вводите щипцы ему в горло. Вдруг падают коробки. За коробками прятался молодой человек. Вы тут же нападаете на него. Пиф-паф, четыре выстрела в сердце. Но кто он такой? Неужели вас выследила полиция? Так быстро? Как это возможно? У него нет паспорта, нет документов. Вы обыскиваете его сумку. И находите там щипцы. Возможно, вы даже узнаете свои собственные старые инструменты. Поняли ли вы тогда, кто перед вами, или решили, что это ваш конкурент? Или ученик? Или последователь? К этому мы еще вернемся. Вы продолжаете пытать Линдбергера и выбираетесь со склада с двумя трупами вместо одного. Но вас ждет еще один сюрприз: целый автобус пьяных юристов, и вам приходится бросить труп неизвестного. Вы не сомневаетесь, что юристы вызвали полицию и сообщили номер вашей машины, значит, нужно спешить. Вы едете в Лидингё и сбрасываете Линдбергера в заросли тростника. Кроме того, вы понимаете, что полиция будет обыскивать склады и обнаружит вашу камеру пыток. Значит, внимание полиции нужно отвлечь. Вы делаете следующее: звоните Бенни Лундбергу и, пользуясь своим положением, приказываете ему организовать взлом в другом складе. За это вы обещаете ему деньги и отпуск. Полиция действительно занимается тем складом, где был инсценирован взлом, и больше ни на что внимания не обращает. Вроде бы обошлось. Но у Бенни другие планы. Он пытается вас шантажировать. Чтобы гарантировать себе безопасность, он прячет в неизвестном месте письмо, где в деталях описывает события этой ночи. К сожалению, он не знает о том, что имеет дело с профессионалом, умеющим заставить людей говорить. Именно этим вы занимаетесь, когда на склад приходят полицейские. Вы раните их, но не убиваете. Один из них затаил на вас злобу и дал вам сдачи. И вот теперь вы здесь.

В течение всего рассказа Дженнингс, не отрываясь, смотрел Йельму в глаза. Внутри его холодных голубых глаз шла какая-то работа. Лицо Дженнингса опухло и посинело, но его, похоже, это не волновало.

— Итак, два основных вопроса, — продолжал Йельм. — Первый: что должен был рассказать вам Эрик Линдбергер? Второй: знаете ли вы, кого застрелили?

Пауза. Ответа нет. Реакции нет.

— Второй вопрос был с подвохом, — снова заговорил Йельм. — Потому что убитым был кентукский убийца.

Глаза сузились. Йельму показалось, что они сузились. Но может быть, ему это только показалось.

— Вы знаете, что в Нью-Йорке уже год действовал ваш последователь. Кто-то получил доступ к вашим старым щипцам и вышел с ними “на дело”. Вы также читали, что этот человек приехал в Швецию. Об этом знали все. Ему было двадцать пять лет, и он охотился за вами. Вы хладнокровно его убили. Вы знаете, кто это?

Дженнингс смотрел на него неподвижным пристальным взглядом. Было ли в глубине его глаз любопытство? Неужели он действительно не знал?

— Ответ на этот вопрос вам не понравится, — продолжал Йельм. — Имя этого человека Ламар Дженнингс.

Тело Уэйна Дженнингса качнулось назад. Всего на десять сантиметров, но это уже было кое-что. Взгляд метнулся вверх, к потолку. И тут же вновь уперся в Йельма.

— Нет, — отчеканил Дженнингс. — Вы лжете.

— Подумайте сами. Что стало с вашими инструментами после того, как вы обманули Ларнера и исчезли? Инструменты остались. Какая недальновидность! Если вы собирались продолжать убивать и хотели перехитрить Ларнера, щипцы были вам нужны. Причем точно такие же, чтобы, увидев идентичные следы, Ларнер поверил: К жив. И вам срочно пришлось изготавливать новые щипцы, стараясь сохранить мельчайшие особенности старых. Наверняка это было сложно.

Дженнингс смотрел в стену.

— Ваш сын однажды случайно увидел, как вы пытали кого-то в подвале. Вы избили сына, и это стало кульминацией всех предшествующих многолетних издевательств. За что вы мучили его? Ребенка? Разве вы не понимаете, что вырастили чудовище? Он стал вашей копией. И приехал сюда, чтобы предать вас смерти под пытками. Дурная кровь живуча.

— Мне больше нравится “Что посеешь, то и пожнешь”. Это действительно был Ламар?

— Да, я читал его дневник. Это страшно. Действительно страшно. Вы застрелили его, как собаку. Но вы убили его дважды. Что вы сделали с ним, когда он застал вас в комнате пыток? Ему было десять лет. Что вы, черт побери, с ним сделали?

— Естественно, наказал, — глухо произнес Уэйн Дженнингс.

Он прикрыл глаза. Под закрытыми веками шла тяжелая внутренняя борьба. Когда глаза наконец открылись, взгляд был другим, одновременно сосредоточенным и потухшим.

— Я устал от войны, — сказал он. — Вам не понять, что это значит. Ваша страна уже двести лет не воевала. Глядя на Ламара, я вспоминал, каким я был когда-то. Обычным слабым человеком. Он действовал мне на нервы. Я иногда прижигал его немного сигаретой. Давал выход своим чувствам. Мой отец был таким же.