Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93

Глава 30

ГЛАЗАМИ МУХИ

Далеко-далеко в туманных небесах пел Луи Армстронг – тихо, хрипло, ласково. Из радужного облака выплыл золотистый саксофон и закачался в воздухе, подобно детским качелям: вправо – влево. Ей так хотелось сесть на изгиб его сияющей трубы – она чувствовала себя маленькой и легкой, настоящей Дюймовочкой из сказки. Ей так хотелось качаться под музыку этого блюза: вправо – влево… Ей снились странные сны, она так к ним привыкла, что порой не была уверена – явь или сон тот радужный туман. Она уже ни в чем не была уверена. Ни в чем…

Анна открыла глаза. Сумерки в комнате. Тяжелая палевая штора полузадернута. Пошевелилась слабо – какая мягкая кровать. У нее никогда не было такой, даже дома. Она вздохнула, облизала пересохшие губы. Прислушалась к себе: слава Богу, голова не болела, напротив, она была ясной. Ясной и пустой. Луи Армстронг пел за стеной – в комнате Олли. Она медленно спустила ноги с кровати. Все. Сны закончились.

В доме в Холодном переулке наступал обычный вечер, Анна неторопливо натянула джинсы и свитер, купленные для нее этой высокой молчаливой женщиной, которую все в доме звали чудным именем Лели. Имя это Анне до крайности не нравилось – фальшивое какое-то, точно для куклы. Поэтому она никак ее не звала, предпочитая обращаться «Вы».

Слегка покачиваясь, подошла к зеркалу. Что это? Кровь на щеке? Оцарапалась, что ли? Нет, это вот что: просто мазнула во сне. Она засучила рукав свитера. Кровь вытекла из этих вот маленьких ранок на сгибе локтя. Делавший ей укол забыл приложить к ранкам ватку со спиртом. Она поплелась в ванную. Дверь в комнату Олли была приоткрыта – там пел Армстронг. Анна не стала туда заходить, даже не стала смотреть, в комнате Олли или нет. Она шла в ванную смывать кровь.

Олли стал ее соседом недавно. После ссоры с Данилой он переселился в одну из комнат второго этажа, устроив себе постель на диване. Он все еще неважно себя чувствовал, температура держалась самая отвратительная: 37,5. Кашлял, грустил, плохо ел и почти не разговаривал с Анной. С Данилой, впрочем, он вообще не разговаривал. Даже не садился рядом с ним, когда ужинали или обедали в столовой.

Она смыла кровь, затем решила почистить зубы – во рту был отвратительный привкус. Выдавила пасту из тюбика, но, едва попробовав, тут же выплюнула ее в раковину. Ее начало тошнить. Так было всегда после приема наркотика. Иногда ее выворачивало с обычной холодной воды. В ванну заглянула Лели.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Анна держалась за край раковины. – Голова только кружится.

Женщина ничего не сказала больше, скользнула по фигуре девушки равнодушно-ласковым взглядом и ушла.

Они все здесь были с ней ласковы. Все. Анна закрыла глаза, борясь с головокружением. За всю ее жизнь с ней никто так не обращался – так вежливо, так предупредительно. Ей очень нравился этот дом, нравились его обитатели. Нравилось все. Раньше она слышала от многих – вот, мол, появились какие-то богатые, которые живут очень хорошо, бесятся с жиру, пьют и едят, когда и сколько хочется, носят красивую одежду, чудесно пахнут и совсем, совсем не ругаются матом. Но ей прежде казалось, что все эти рассказы – просто обычная лажа, брехня, лживая людская сказка. Теперь же она знала – нет, не сказка, все правда. Они действительно живут, эти богатые. И они вежливые, ласковые и странные. Это словечко она сразу взяла на вооружение, едва только переступила порог этого шикарного, на ее взгляд, дома.

Странным здесь было все – от обитателей до мебели. Ну что ж? Они ж богатые, они ж должны беситься с жиру. Пусть лучше так, чем… Она вспомнила посетителей стриптиза на Божедомке, всех этих озабоченных доходяг, сходящих с ума от золотого дождя. Среди них тоже встречались люди не бедные. А вот бесились же. И как! Ей все, помнится, не давала покоя мысль: ну если они так любят это, то почему не идут работать смотрителями общественных туалетов? Вон в вокзальном на Павелецком такого дождя можно насмотреться и нанюхаться, даже захлебнуться им можно – все бесплатно!

Богатые, жившие в этом просторном, прекрасно обставленном особняке в Холодном переулке, бесились с жиру совсем по-другому. На свой лад. Они ставили эту пьесу и носились с ней как с писаной торбой. Что ж! Хорошая пьеса, стильная, скучноватая только немного, но классика вся такая. Костюмы, однако, потрясающие. Когда она впервые увидела их всех в этих костюмах, у нее дыхание перехватило от восторга. А вот декорации подкачали. Не размахнулись они на декорации, пожадничали. Ну что такое – просто трон, просто ложе, фонарь, изображающий огромную Луну в небесах. Ткани, правда, роскошные, светильники и чеканная посуда – кубки, кувшины, а еще эта восковая голова на настоящем серебряном блюде… Она поежилась. Голова Иоанна Крестителя, голова Данилы – его точная копия.

Голова, ишь ты… Ничего не поделаешь – они ж богатые, они ж сходят с ума по-своему… А эта пьеса… Ей очень хотелось играть в ней. Очень. Она уже вся извелась: когда же, ну когда настанет премьера? Может, действительно она понравится ихней богатой публике и с нею заключат контракт? Этот Игорь, режиссер, он же обещал ей. И Данила тоже. Может, подпишут бумагу – и оставят ее в этом богатом, благополучном доме рядом с…

В комнате Олли хлопнула дверь. Она выглянула из ванной. Он спускался по лестнице вниз, в репетиционный зал. Он снова начал свои ежевечерние труды перед зеркалом и балетным станком. О, он им всем покажет, покажет этой публике класс! Ведь он так танцует! Она подставила руки под струю горячей воды, цедила воду меж пальцев. Что ей совершенно непонятно – зачем она-то им потребовалась? Ведь Олли прекрасно мог все сыграть сам, один. Ее заставили стать его напарницей, в самом конце пьесы персонаж их как бы раздваивался: человек и его тень, и оба танцуют. Так придумал режиссер Игорь. Ну что ж, хозяин – барин, только ей все время казалось, что она лишняя в этой пьесе. Какой-то довесок ненужный. И слов-то у нее почти нет по тексту…

– С режиссером не спорят, Аня, – доверительно сказала ей женщина, которую ей так не хотелось называть Лели, когда она поделилась с ней своими сомнениями. Они сидели в гримерной. Лели подбирала грим для статистки. Они перепробовали несколько вариантов. Анна с трудом узнавала в зеркале свое причудливо раскрашенное лицо. – С режиссером не спорят, – повторила Лели. – Эта пьеса – его любимый ребенок. И потом, публике нравится, чтобы вас было двое: мальчик и девочка. Люди ведь разные, Анечка.

То, что люди – разные, Аня поняла уже давно. Разные и странные. Первое, что ее занимало в этом доме: кто с кем здесь спит?

Открытие было сделано довольно быстро: мужики странные, потому что с бабами не спят. А женщина Лели, прима и красавица, не живет с режиссером – вещь вообще из ряда вон выходящая. Аня ни разу не видела, чтобы они запирались вдвоем в спальне.

Эта Лели была странной потому, что куда-то уезжала по вечерам на шикарной машине и возвращалась поздно, и пахло от нее всегда вином и духами. Чужими женскими духами. Было необычным и то, что никто не домогался и ее, Анну, а она-то надеялась…

То, что этот мальчик со смешным именем Олли (ну чисто Оле-Лукойе из сказки) и этот красавец и культурист Данила были… В общем – были, ничего не попишешь. Она криво усмехнулась и скорчила рожу в зеркало. Потом выключила воду, промокнула лицо душистым полотенцем. Олли… А именно с ним ей так хотелось качаться на золотом саксофоне в своих опийных грезах. Но он был чужим, чужим совершенно.

Когда она впервые поняла, что происходит, когда перехватила взгляд, каким Олли и Данила обменялись между собой, ей захотелось наплевать на все и уйти из этого дома, но… ей ведь обещали деньги, ее кормили и одевали, с ней были ласковы, вежливы, и потом, этот вожделенный контракт… Немного найдется ведь провинциальных актрисочек, да к тому же опустившихся и залапанных сукой-судьбой, кому выпадает счастье играть в такой вот дорогой, стильной пьесе!

– Помните всегда, милая Анечка, что в этой роли мечтала выступить сама великая Сара Бернар, – говорил ей на репетициях Верховцев.

Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93