Ситцев капкан - Небоходов Алексей

Её уязвимость была такой откровенной, что он на секунду ощутил к ней даже не симпатию, а родственную усталость.

– У нас с тобой получится, если будем держаться вместе, – вдруг сказала она, и в голосе её прозвучал вызов.

Он кивнул, чувствуя, что решение принято за них обоих.

– Давай договоримся: если кто-то из нас попадёт, второй вытянет его из болота, – предложила Вера.

– Договорились, – сказал он.

Они оба засмеялись, на этот раз искренне.

На мгновение время застыло: за окном, в мокром дворе, кошка гонялась за воробьём, а в подсобке два человека нашли друг в друге ту самую, редкую для Ситцева честность.

Вера вдруг встала, подошла к окну и посмотрела вниз.

– Ты не похож на остальных, – сказала она, не оборачиваясь. – Смотришь на людей, будто ищешь среди них свою стаю. Но в этом городе стаи – это роскошь.

Он усмехнулся: её наблюдательность пугала и восхищала одновременно.

– Мне всегда было проще одному, – сказал он.

– Тогда зачем пришёл сюда?

Он не знал, как ответить. Просто пожал плечами.

Вера вернулась к столу, села ближе, чем раньше, и на секунду замолчала.

– Если бы у тебя был шанс поменять всё, ты бы рискнул? – спросила она.

– Я здесь только ради этого, – честно сказал он.

Они снова переглянулись, теперь уже без масок и притворства.

В подсобке стало тихо, только тикающие на стене часы отсчитывали секунды до того, как они снова выйдут в зал – каждый на свою роль, но теперь уже с новым соглашением.

Вера поправила волосы, на этот раз небрежно. Он почувствовал, что в их союзе – даже если он продержится всего пару недель – будет больше смысла, чем во всех витринах вместе взятых.

И когда он выходил вслед за ней, на мгновение поймал в отражении стеклянной двери Елену: её лицо было спокойно, но в уголках глаз уже собирались первые признаки новой подозрительности.

Но теперь Григорий был готов: у него была союзница, а значит – шанс остаться в этом городе не просто расходным материалом, а фигурой, с которой считаются.

Под конец дня салон "Петров" превратился в герметичную капсулу, где каждый звук усиливался, а время сжималось до размеров песчинки. Клиенты ушли, витрины сияли пустыми отражениями, а воздух будто нарочно насытился предчувствием чего-то некомфортно личного.

– Досчитаем остатки? – спросила Вера, быстро проходя мимо Гриши в дальний, тёмный угол салона.

Он последовал за ней: при каждом шаге ощущалась разница между торговым залом – стерильным и обезличенным, и подсобкой, где царили бархат, пыль и разложение.

Внутри было жарко, будто температура здесь держалась на уровне стабильного нервного срыва. Ящики, лотки, свёрнутые рулоны бархата для упаковки; на стене – табличка "ВЫХОДА НЕТ", иронично дополненная следами чьих-то ногтей. Вера включила приглушённый свет, и он тут же нарезал её лицо на резкие, почти абстрактные пятна.

– Я тут всегда была замыкающим звеном, – сказала Вера, вытаскивая из ящика стопку актов. – Никому не доверяют до конца, вот и приходится всё делать самой.

– Значит, ты главный бухгалтер всего бардака, – улыбнулся Гриша, присаживаясь на ящик напротив.

– У кого-то же должна быть ответственность за чужие ошибки, – сказала она, быстро перелистывая папки. – Ты не замечал, что у каждого есть роль, но не у каждого есть свобода её менять?

– Свобода – это когда тебе позволяют делать то, что ты и так собирался, – сказал он, наблюдая, как у неё дрожат пальцы при пересчёте.

Она не ответила, но губы её дёрнулись в сторону, как у человека, который уже много раз спорил на эту тему и всегда проигрывал.

– Чего ты хочешь на самом деле? – спросил он, внезапно изменив тон на чуть более властный.

– Я хочу быть нужной, – ответила Вера почти машинально. – А не как обычно – в роли запасного выхода.

Её голос был сухим, но в нем слышался металлический привкус. Она посмотрела на него с вызовом, будто заранее знала: спорить бесполезно.

Пару минут они работали молча. Вера раскладывала кольца и браслеты по лоткам, сверяла с накладными, делала в планшете пометки. Гриша наблюдал: в каждом её движении была одновременно отчаянная точность и неуверенность человека, который знает, что его работа не спасёт от расплаты за чужие грехи.

В какой-то момент он специально потянулся за коробкой мимо её плеча, задел локтем её руку. Она не отшатнулась – наоборот, на секунду замерла, будто проверяла, повторит ли он это ещё раз.

– Ты всегда такая… напряжённая? – спросил он, зафиксировав пальцами её запястье. Тёплая, мягкая кожа под его ладонью вдруг показалась невероятно уязвимой.

Вера не сразу нашлась с ответом, но не попыталась вырваться:

– Просто не люблю, когда меня ставят в тупик. Я должна контролировать процесс.

Он слегка усилил хватку, медленно поворачивая её запястье так, чтобы она сама увидела – теперь процесс контролирует он.

– Иногда нужно довериться, – сказал Гриша, проводя пальцем вдоль внутренней стороны её руки. – Хотя бы ради эксперимента.

Она тихо выдохнула – звук больше походил на жалобу, чем на одобрение, но сопротивления не последовало.

– Серьёзно, – сказала Вера чуть тише, – я сегодня столько раз хотела просто исчезнуть, чтобы не пришлось опять объяснять свои поступки.

– Сегодня у тебя новый напарник, – он улыбнулся, чуть приблизившись. – Можешь позволить себе минуту слабости.

Вера попыталась отвести взгляд, но он перехватил её лицо и мягко, но настойчиво повернул к себе. Их губы соприкоснулись – сначала осторожно, почти формально, но через пару секунд она разжала зубы, впустила его язык, и вся её сдержанность рассыпалась на крошки.

Гриша почувствовал, как её тело сразу становится гибче, она обхватывает его за шею и почти висит на нём. Он быстро – на грани грубости – прижал её к стеллажу, так что коробки с украшениями жалобно скрипнули под её спиной. Вера не сопротивлялась, наоборот – она выгнулась вперёд, отвечая на его поцелуи с жадностью, в которой не было ни грамма кокетства.

Он поднял обе её руки, прижал запястья к стене и зафиксировал их одной ладонью: для него это был ритуал контроля, для неё – шок и облегчение одновременно. Она была в его власти, но в этот момент это было не про страх, а про жадную, почти инстинктивную радость быть нужной хотя бы кому-то.

– Я наблюдал за тобой весь день, – тихо сказал он, чуть сжав её руки. – Ты как бомба с отсроченным взрывателем. Просто жду, когда сработаешь.

Вера судорожно вздохнула, и на секунду его хватка ослабла. Она воспользовалась этим не чтобы сбежать, а чтобы обхватить его за талию и притянуть ближе, будто боялась, что он исчезнет первым. Её ногти вонзились ему в спину сквозь тонкую ткань, она куснула его за губу – и тут же инстинктивно извинилась взглядом, как будто боялась, что за это накажут.

Он провёл рукой по её шее, замедленно, с каким-то ледяным расчетом, а потом резко притянул к себе, впечатываясь губами в её ключицу. Она вздрогнула от боли, но не отстранилась; он видел по её лицу – это был правильный ход.

– Ты уверена? – прошептал он ей на ухо.

Вера зажмурилась и кивнула, чуть повернув голову, чтобы снова почувствовать его дыхание.

– Да, – сказала она. – Я давно ничего не хотела сильнее.

Григорий не церемонился, не оттягивал момент ради романтики или лишних слов; он крепко прижал Веру к стене, одной рукой удерживая её тонкое запястье, другой быстро и ловко раздвигая края узкой юбки. Она не сопротивлялась – наоборот, сама помогла ему, цепляясь за его плечи, впиваясь ногтями в кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Она резко втянула воздух, когда он наклонился, и зубами, хищно, как дикий зверь, укусил её за ухо, а потом ими же оставил на шее едва заметный след.

Он дёрнул за резинку её трусиков, с лёгкостью стянул их вниз, обнажив бледную, почти прозрачную кожу. Его собственные джинсы оказались на полу. Всё происходило быстро, без ненужной суеты, как будто это не первый их раз, а какой-то заранее отрепетированный ритуал.