Меловой человек (ЛП) - Тюдор С. Дж.

Я включаю голосовую почту и прослушиваю два сбивчивых сообщения, одно — от Хоппо, второе — от Гава. И оба — об одном и том же: «Эд, я насчет Майки. Убийцу нашли».

2016 год

Они сидят за тем же столом. Все как всегда, разве что перед Гавом не обычная диетическая кола, а пинта эля.

Не успеваю я присесть к ним со своей кружкой, как Гав шлепает на стол передо мной газету. Я смотрю на заголовок:

ПОДРОСТКИ-УБИЙЦЫ С РЕКИ

Два пятнадцатилетних подростка обвиняются в умышленном нападении на местного обывателя Майки Купера, 42 лет. Два дня назад эту же пару арестовали на месте преступления за попытку ограбления. Полиция пытается установить связь между этими событиями.

Я быстро просматриваю статью до конца. Об ограблении я не слышал, тогда у меня на уме было совсем другое. Я хмурюсь.

— Что-то не так? — спрашивает Гав.

— Тут не говорится прямо, что они напали на Майки, — говорю я. — Это лишь домыслы. Все это никак не связано ни с его книгой, ни с меловыми человечками. Взяли и слепили первые попавшиеся факты, чтобы поскорее закрыть дело.

— Возможно. А уже известно, что это за дети?

— Говорят, один из твоей школы. Дэнни Майерс, кажется, его зовут…

Дэнни Майерс. Почему-то я не удивлен. Кажется, люди скоро совсем перестанут меня удивлять. И все же…

— Ты как будто не веришь, — говорит Хоппо.

— В то, что Дэнни мог кого-то ограбить? Он и не такую хрень творил, чтобы произвести впечатление на своих дружков. Но убить Майки…

Да, я действительно не верю. Слишком это просто. Похоже, кто-то облажался. И опять у меня что-то чешется в памяти…

Тот же участок реки…

Я встряхиваю головой:

— Думаю, Гав прав. Наверное, это самое подходящее объяснение.

— Ну и детишки пошли, да? — вставляет Хоппо.

— Да… — медленно говорю я. — Кто знает, на что они способны.

Пауза. Она тянется и тянется. Мы попиваем эль.

— Майки с ума сошел, если бы узнал, что его назвали «местным обывателем», — наконец говорю я. — Он бы, наверное, хотел прочитать о себе что-то вроде «орел высокого рекламного полета».

— Да… но «местный» — это еще не так плохо. Его называли и похуже, — говорит Гав. А затем его лицо становится каменным. — Поверить не могу, что он заплатил Хлое за то, чтобы она за тобой следила. И сам послал нам те письма.

— Наверное, он просто хотел добавить перца в свою книгу, — говорю я. — Письма лишь помогли ему выстроить сюжет.

— Да уж, у Майки всегда хорошо получалось устраивать смуту, — кивает Хоппо.

— И бурю в стакане дерьма, — добавляет Гав. — Будем надеяться, что это конец истории.

Хоппо поднимает кружку:

— За это и выпьем.

Я тоже тянусь к кружке — просто чтобы отвлечься. Но случайно сталкиваю ее, пытаюсь перехватить на лету, однако она переворачивается и падает Гаву на колени.

Гав взмахивает рукой.

— Ерунда. — Он оттирает пиво от джинсов.

Меня в который раз поражает резкий контраст между его накачанными руками и тоненькими слабыми ногами.

Крепкие ноги.

Слова врываются в мой разум, точно непрошеные гости.

Он всех провел.

Я так резко вскакиваю, что чуть не переворачиваю остальные кружки.

Именно там они и встречались.

Гав хватает свою кружку:

— Какого черта?!

— Я был прав…

— О чем ты?

Я смотрю на них:

— Я ошибался, но все равно оказался прав. То есть… это безумие. Трудно поверить, но… теперь все ясно. Твою ж мать… все ясно!

Дьявол во плоти. Покайся.

— Эд, да о чем ты говоришь? — спрашивает Хоппо.

— Я знаю, кто убил Девушку с Карусели, то есть Элайзу. Я знаю, что с ней случилось…

— Что?

— Божий… промысел…

— Как я уже сказала вам ранее по телефону, мистер Адамс, сейчас не время для посещений.

— А я вам сказал: мне нужно его увидеть, это очень важно!

Медсестра — та самая, строгая, с жестким лицом, с которой мы уже встречались раньше, с удивлением взирает на нас троих — меня, Хоппо и Толстяка Гава. Они тоже захотели прийти. Почти вся моя банда в сборе. И это — наше последнее приключение.

— Я так понимаю, вопрос жизни и смерти, не меньше.

— Именно так.

— И до утра это подождать не может?

— Нет.

— Вы же понимаете, что пастор в ближайшее время все равно никуда не денется?

— Я бы не был так в этом уверен.

Она бросает на меня странный взгляд. И тут до меня доходит — она тоже знает. Они все знают, но никто из них ничего не сказал.

— Не очень это приятно — когда ваших подопечных находят на улицах города, не так ли? Для вас же лучше, если мы все это замнем. Особенно если вы хотите, чтобы церковь и дальше продолжала вас финансировать.

Ее глаза сужаются.

— Вы — идите за мной. А вы двое, — она тыкает пальцем в сторону Хоппо и Гава, — ждите здесь. — Затем она бросает на меня еще один странный взгляд. — У вас есть пять минут, мистер Адамс.

Я иду за ней по коридору, освещенному жестким светом флуоресцентных ламп. В дневное время это место выглядит как обычная больница. Но не ночью. Здесь не бывает ночей. Здесь всегда светло. Всегда шумно. Отовсюду доносятся стоны и хрипы, скрип дверей и шорох подошв чьих-то туфлей по линолеуму.

Мы останавливаемся перед дверью в комнату пастора. Медсестра, мисс Конгениальность, бросает на меня последний предупреждающий взгляд, снова показывает мне «пять минут» растопыренными пальцами, а затем стучит в дверь.

— Отец Мартин? К вам посетитель.

На один краткий безумный миг мне кажется, что сейчас дверь распахнется и мы увидим, как он стоит на пороге и холодно улыбается.

Покайся.

Но, конечно же, в ответ — тишина. Медсестра оглядывается на меня, а затем осторожно приоткрывает дверь.

— Ваше преподобие?

Я улавливаю сомнение в ее голосе — оно так же ощутимо, как порыв ледяного воздуха.

У меня нет времени ждать. Я протискиваюсь мимо нее. В комнате пусто, окно открыто нараспашку, занавески плещутся на вечернем ветру. Я оборачиваюсь.

— Вы что, не ставите замки на окна?

— В этом не было необходимости…

— Ну да, и это несмотря на то, что он и раньше выбирался погулять, не так ли?

Она смотрит мне прямо в глаза:

— Он ходил, только когда был чем-то очень расстроен.

— Думаю, сегодня — именно такой день.

— В общем-то, да. У него был посетитель. Он переволновался. Но обычно он никогда не уходит далеко.

Я подбегаю к окну и выглядываю на улицу. Сумерки опускаются. Все, что я вижу, — это массивную черную тень леса. Далеко не уйдешь. Да и кто его увидит отсюда?

— Не думаю, что это опасно, — говорит медсестра. — В конце концов он всегда возвращается.

Я резко оборачиваюсь к ней:

— Вы сказали, у него был посетитель. Кто к нему приходил?

— Его дочь.

Хлоя. Она пришла попрощаться. На меня накатывает ужас.

Пара ночей на природе еще никому не навредила.

— Мне нужно объявить тревогу, — говорит медсестра.

— Нет. Вам нужно позвонить в полицию. Причем немедленно!

Я перекидываю ногу через подоконник.

— И куда это вы собрались?!

— В лес.

Лес стал намного меньше, чем казался нам, когда мы были детьми. Взрослые все видят иначе. А теперь от леса почти ничего не осталось. Чем больше разрастались жилые участки, тем меньше становилось старых дубов и сикомор. Но сегодня лес кажется огромным и массивным, переполненным тьмой, опасностью и неприятностями…

На этот раз веду я. Мертвые листья хрустят у меня под ногами, свет еле живого фонарика, любезно одолженного мисс Конгениальность, освещает мне путь. Порой он отражается от глаз каких-то лесных тварей, которые при виде нас тут же прячутся обратно во мрак. Есть существа, которые активны при свете дня, а есть те, которые выбираются из своих нор только по ночам. Я, несмотря на свою бессонницу и лунатизм, точно не ночное существо. То есть не совсем.