На самом деле никакого ажиотажа.
Очень скоро я понял почему. Только в горах до сих пор действует различие между самовластием и авторитетом.
Так или иначе, тогда, 6 апреля, некогда было капризничать. Моисей Плонер (настолько неторопливо, что я чуть не потерял терпение) обернулся к Майку:
— Хочешь лететь?
Майк медленно поднялся со стула. Медленно перекинул «Сони» через плечо. Бросил на меня полный ужаса взгляд и забрался в ЭК-135: турбины взревели на октаву выше. Я подошел к дверям ангара в тот самый момент, когда завертелись лопасти вертолета; он взлетел, меня воздушным потоком отбросило назад, и в мгновение ока красный силуэт ЭК-135 скрылся из виду.
Они вернулись примерно через полчаса. Для Спасательной службы Доломитовых Альп — рутинная работа. Вертолет прибыл на место, врач осмотрел травму (растяжение), пострадавшую подняли на борт, а потом доставили в больницу в Больцано; ЭК-135 снова взлетел, и на обратном пути Майк в полной мере получил боевое крещение.
— Мы тут поиграли в люфтваффе, и Майк… — подмигнул Кристоф, бортовой врач, показывая пакет, полный блевотины, в то время как мой компаньон, белый как полотно, бежал к туалету.
Добро пожаловать в Спасательную службу Доломитовых Альп.
3
Следующие два месяца проносятся в моей памяти, как кинопленка, запущенная с удвоенной скоростью. Лица пострадавших в особенности невозможно различить.
Вертолет поднимается при почти нулевой видимости, и Майк обменивается шуточками с Измаилом, пилотом ЭК-135 (Исмаил — брат Моисея: мама и папа Плонер, должно быть, страшные фанаты Библии): «Разве ты не говорил, что взлетать можно только при видимости в двести метров?» — «Но мы имеем видимость в двести метров. Если закрыть глаза, то, сдается мне, даже и в триста».
Ужас во взгляде парня, скованного приступом паники. Страдания пастуха, которому камнепадом раздробило ногу. Полуокоченевший турист. Пара, заблудившаяся в тумане. Бесчисленное количество переломов, смещений, вывихов: кровь и пот. Слез — потоки, красот никаких. Майк спит по четыре часа за ночь, изнуренный выбросами адреналина. Сообщения по радио, от которых все сжимается внутри. Майк, искусанный тринадцатью видами комаров. Мое посвящение: чувствую себя как мумия в вакуумной упаковке и постигаю прелести клаустрофобии. Майк трясет головой: нет-нет, не надо брать интервью, воздуха не хватает. День и ночь преследующее тебя требование «неотложной психологической помощи».
И разумеется, Правила.
У людей из Спасательной службы Доломитовых Альп был пророк (Моисей Плонер); огненная колесница, возносящая их в Царствие Небесное (ЭК-135), и по меньшей мере двести тысяч правил, передаваемых из уст в уста. Было нелегко им следовать. Правила вырастали, словно грибы.
Правило Перекуса — возможно, самое причудливое (и до некоторой степени внушающее опасения). Будь то в семь утра или в четыре дня, но стоит только сесть за стол, как в этот самый момент зазвучит сигнал тревоги, и команде придется вылетать на спасательную операцию. В первый раз я сказал себе, что это не более чем совпадение. Во второй — подумал о шутках судьбы. С десятого — начал приплетать Бога и всемирную энтропию. Через два месяца перестал обращать на это внимание.
Уж так заведено, и беситься незачем.
Правило Перекуса предоставляло мне, сценаристу, не принимавшему непосредственного участия в съемках (бессмертные слова Майка Макмеллана: «Ты только должен усечь, каким макаром рассказать о том, что творится, обо всем прочем „Сони“ позаботится»), неожиданные преимущества. Звучал сигнал тревоги, команда спускалась в ангар, вертолет взлетал, а я, развалившись в кресле перед радиоприемником, подъедал за другими мороженое или десерт. Пишущий пером жирует больше, чем снимающий камерой.
Все это — вплоть до перекуса 15 сентября.
4
Уже несколько дней Майк выглядел усталым. Побледнел, осунулся.
Первая операция в тот день прошла гладко. Погода стояла хорошая, а турист из Милана просто немного струхнул и решил, что вертолет Спасательной службы — что-то вроде такси, на котором можно спуститься в долину. Вторая была точной копией первой, разве что лететь надо было не на Белый Рог, а на Длинный Камень.
Когда Майк вернулся из второго полета, я заметил, что он еле волочит ноги. Поменяв батарейку в камере (наше Первое Правило), он рухнул на стул. Через несколько минут заснул, прижимая «Сони» к груди.
В первом часу дня Моисей, подстегиваемый бурчанием в животах, решил, что настал момент бросить вызов Правилу Перекуса. Тушеное мясо. Картошка. Штрудель. Штруделя мы так и не отведали. А жаль — вид у него был весьма аппетитный.
Тревогу объявили, когда мы только-только начали накладывать еду на тарелки. Майк вскочил, схватил камеру — и упал обратно на стул, ловя воздух ртом.
Кристофу этого хватило, чтобы поставить диагноз и назначить лечение:
— Парацетамол, теплые одеяла, бабушкин бульончик, и баиньки.
Майк замотал головой, попытался подняться:
— Я здоров, нет проблем.
Не успел он поднять камеру, как Моисей схватил его за руку и остановил.
— Ты не летишь. Отправь его, если хочешь. В таком состоянии ты в вертолет не сядешь.
Его — то есть меня.
Сказав это, Моисей повернулся и стал спускаться по лестнице.
Мы с Майком переглянулись.
Я пытался храбриться:
— Давай сюда «Сони», компаньон, мы выиграем «Оскар».
— «Оскара» дают за художественные фильмы, — буркнул Майк. — А мы снимаем для телевидения, Сэлинджер.
Он нехотя вручил мне камеру. Ох и тяжелая.
— Главное, жми на запись.
— Аминь.
Голос Кристофа с лестницы:
— Идешь?
Я пошел.
Мне не доводилось еще летать на ЭК-135. Место, отведенное Майку, было тесней некуда. ЭК — не те колоссы для перевозки грузов, какие показывают в фильмах: это маленький вертолет, подвижный и мощный. Лучшая модель из всех возможных для полета среди доломитовых вершин, но чертовки неудобный для съемки.
Когда Измаил нажал на газ, у меня внутри все перевернулось. Не только из-за стремительного подъема. Я, можно сказать, сдрейфил. Выглянул в иллюминатор, но это не помогло. Увидев, как исчезает база в Понтивесе, я пару раз сглотнул, чтобы побороть тошноту. Манни, спасатель, сидевший рядом, стиснул мне руку. Запястье у него было толще, чем мое предплечье. Жест горца, который означал: спокойно, бояться нечего. Поверьте, это сработало.
Страх исчез, осталось небо. Его гладь.
Боже, какая красота.
Кристоф подмигнул мне, знаком велел надеть наушники.
— Ну как ты, Сэлинджер?
— Великолепно.
Я хотел что-то еще добавить, но тут раздался голос Моисея.
— Спасательная служба Доломитовых Альп вызывает Папу Карло, — заскрипело переговорное устройство, — можете дать дополнительную информацию?
Я начал снимать по-настоящему, надеясь, что из-за малоопытности не напортачу и Майк не покроется нервной сыпью, просматривая изображение.
Он, если входил в раж, мог быть ужасным придирой.
— Говорит Папа Карло. Немецкая туристка на горе Ортлес, — зазвучал искаженный голос из приемника, — провалилась в трещину на высоте три тысячи двести метров. На Шукринне.
— Вас понял, Папа Карло. Будем там через…
— …семь минут, — подсказал Измаил.
— …семь минут. Конец связи.
Моисей поставил на место приемник и повернулся ко мне. Я поднял камеру и сделал хороший крупный план.
— Ты когда-нибудь видел Ортлес? — внезапно спросил он.
— Только на фотографии.
Моисей удовлетворенно кивнул:
— Классная будет операция, убедишься сам.
И развернулся, исключив меня из поля своего внимания.
— Что такое Шукринне? — спросил я Кристофа.
— Вершины Ортлеса можно достигнуть разными путями, — ответил врач с потемневшим лицом. — Проще всего обычным путем по северному склону, хотя подъем нешуточный, нужна тренировка, но ведь на ледник и не сунешься, если ты не подготовлен, правда?
