Клетка от совести - Небоходов Алексей

Её слова заполнили тишину гнетущей тяжестью ответов, которые никто не рискнул произнести. Игорь не нашёл, что ответить.

Он знал, что любое слово будет лишь пустым звуком, который ничего не изменит. Его взгляд скользнул по кровати, но он тут же отвёл глаза, словно касаясь чего-то обжигающего.

– Просто… доверься мне, – наконец сказал он, с трудом находя силы говорить. – Это единственный выход.

Анна кивнула, но её движения были настолько медленными и скованными, что выглядело это скорее как попытка не упасть. Она с трудом подняла голову: её лицо было бледным, словно из неё вытянули всю кровь. В глазах читалось бессилие, смешанное с глубоким стыдом.

Игорь осторожно положил руку на её плечо. Он почувствовал её ледяную кожу и то, как она едва заметно вздрогнула от его прикосновения. Он снова попытался заговорить, но его в горле образовался ком, и вместо слов из него вырвался лишь приглушённый вздох.

Они сделали ещё шаг. С каждым движением воздух вокруг становился плотнее, будто комнаты больше не существовало. Осталась только эта кровать, этот момент, это невыносимое осознание чужого присутствия. Тени остальных участников тянулись по полу, как чернила, обрамляя их путь.

Катя внезапно разрыдалась. Её рыдания наполнили тишину, словно раскололось стекло. Она закрыла лицо руками, тогда как её голос дрожал, прерываясь на всхлипы.

– Пожалуйста… не надо… не делайте этого, – прошептала она, но её слова, казалось, обратились в пустоту.

Игорь повернул голову к ней, но ничего не сказал. Его взгляд был тяжёлым, исполненным той усталости, которая не оставляет шанса на слова. Катя отвела глаза, как ребёнок, пойманный на проступке, и вновь сжалась в углу, пытаясь исчезнуть.

– Это нужно сделать, – тихо сказал Игорь, обращаясь скорее к себе, чем к кому-либо ещё. – У нас просто нет другого выбора.

Он сделал ещё один шаг, оставляя Анну на полшага позади. Её ноги, казалось, дрожали под её весом, но она продолжала двигаться, как марионетка, ведомая чужой волей.

Ольга внезапно заговорила. Голос у неё был низким, почти шипящим.

– Они хотят нас уничтожить, – сказала она, её слова были наполнены ненавистью. – Вы правда готовы им подчиниться? Прямо так, на их условиях?

– Что ты предлагаешь? – Игорь не обернулся. Его голос был спокойным, но в нём звучал металл. – Умереть сейчас или ждать, пока нас убьют потом? Ты хочешь пойти на принцип? Удачи, Ольга.

Она замолчала, и её губы сжались в тонкую линию. Взгляд метался по комнате, но она не смогла найти, на чём задержать внимание. Вадим, стоящий рядом, скользнул по ней взглядом, но ничего не сказал.

Игорь и Анна наконец подошли к кровати. Их фигуры были как два силуэта на фоне великолепия красного цвета. Оба молчали, но в этом молчании скрывалась всепоглощающая бездна – страх, стыд, боль, отчаяние, смешанные в смертельном коктейле.

Игорь опустил взгляд, снова сжал её плечо и тихо прошептал:

– Мы справимся.

Анна закрыла глаза, её ресницы дрожали, как крылья запертой птицы.

Она стояла перед кроватью, словно перед пропастью. Её тело будто окоченело, и даже дыхание стало поверхностным, сдержанным. Руки медленно поднялись к воротнику её кофты, а пальцы дрожали так, что, казалось, они не слушались её. Она попыталась глубоко вдохнуть, но воздух, наполнивший лёгкие, был тяжёлым, словно свинец.

Остальные участники молчали, напряжённо наблюдая за ней, хоть и пытались отводить взгляды. Эта сцена тяготила всех, даже тех, кто старался держаться хладнокровно.

Ольга сжала руки в кулаки, её ногти впивались в ладони, оставляя глубокие полумесяцы. Катя, закрыв рот ладонями, беззвучно плакала. Вадим стоял неподвижно, приковавшись глазами к полу, а лицо не выражало ничего. Лишь Артём, судорожно сжав зубы, смотрел на противоположную стену, избегая смотреть на происходящее.

Анна медленно стянула кофту через голову, и холод комнаты обжёг её кожу. Её худощавая фигура показалась обнажённой, хотя под кофтой была простая майка. Она прикусила губу, сдерживая слёзы, которые готовы были вот-вот хлынуть.

Её движения были осторожными, почти механическими, как будто она пыталась защитить себя от невидимого взгляда. Каждый её жест казался осознанным, но в этом не было ни грации, ни уверенности – только подавленное стыдливое отчаяние.

– Не смотри на меня, – почти беззвучно прошептала она, повернув голову к Игорю. Её голос был настолько слабым, что его мог услышать только он.

Игорь отвёл взгляд. Он сам едва сдерживал дрожь, но его лицо оставалось внешне спокойным. У него возникло желание сказать что-нибудь, но он понимал, что любые слова сейчас будут лишними.

Вместо этого он сделал шаг назад, оставляя ей пространство. Она заметила этот жест, и в её взгляде мелькнула искра благодарности, быстро сменившаяся новой волной стыда.

Её руки снова потянулись вниз, к поясу брюк. Пальцы замерли на молнии, и она задержала дыхание, будто собиралась прыгнуть в ледяную воду. Время, казалось, замедлилось, а каждый её вдох и выдох был отчётливо слышен в гнетущей тишине. Наконец, она расстегнула молнию, и ткань брюк бесшумно скользнула вниз, обнажая худые ноги.

Она стояла, опустив голову, не смея посмотреть на остальных. Её волосы падали на лицо, скрывая выражение, но по её сжатым губам и подрагивающим плечам было ясно: это был предел. Всё, что она могла сделать.

Игорь тоже начал раздеваться. Его движения были быстрее, лишённые этой стыдливости, которая буквально обволакивала Анну. Он расстегнул рубашку, стараясь не обращать внимания на окружающих. Ткань соскользнула с его плеч, обнажая натренированное, хотя и слегка сутулое тело. Его лицо оставалось сосредоточенным, но в напряжении его рук и резкости движений читалось внутреннее неприятие происходящего.

Сняв с себя брюки, он на мгновение замер. Его взгляд случайно пересёкся с глазами Ольги, которая всё-таки подняла голову. Это было лишь мгновение, но в нём прозвучало больше слов, чем они могли бы сказать друг другу: горечь, стыд, презрение, страх. Она отвернулась первой, снова упираясь взглядом в пустоту.

Анна продолжала стоять неподвижно. Её дыхание стало чуть чаще, а лицо раскраснелось от смущения. Она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от обжигающего взгляда невидимого наблюдателя, который следил за ними через камеры.

Игорь посмотрел на неё: его брови слегка сдвинулись, но он ничего не сказал. Он хотел подойти ближе, ободрить её, но не знал, как это сделать, чтобы не усугубить её страдания.

– Мы справимся, – тихо произнёс он, но его голос звучал так, будто он произносил это только для себя.

Комната погрузилась в тягостное молчание, столь плотное и вязкое, что даже воздух отказывался двигаться. Участники стояли неподвижно, словно вкопанные, лишь их затенённые лица и сгорбленные силуэты были свидетелями происходящего. Их взгляды то и дело опускались к полу, как будто таким образом можно было избежать осознания реальности.

Анна лежала на краю кровати, невольно напрягаясь, словно каждый мускул сопротивлялся. Она старалась дышать глубже, но каждый вдох отдавался резкой болью внутри.

Её глаза были закрыты, словно это могло хоть как-то защитить от того, что происходило вокруг. Девушка пыталась сосредоточиться на чём-то другом, где-то далеко от этой комнаты, от этих людей, от самого себя.

Но Игорь был рядом. Его механические движения были лишены какой-либо чувственности, даже человечности. Он тоже отводил мысли куда-то прочь, стараясь не замечать происходящего.

Его лицо оставалось бесстрастным, но напряжение в сжатых губах и сведённых бровях выдавали глубокий внутренний конфликт. Это было не простое подчинение – это было разрушение всего, что связывало его с человеческим достоинством.

Каждое их движение, каждый едва слышный звук отдавались в стенах комнаты, которые, казалось, впитывали эти удары молчаливого унижения. Никто не осмеливался заговорить, даже вздох казался запретным.

Участники, стоящие по кругу, старались не смотреть, но ощущали происходящее всем своим существом, словно это касалось каждого из них. Их собственное бессилие стало невидимым, но тяжёлым грузом, который они не могли сбросить.