За церковью угадывалось какое-то движение. Местные парни добавляли последние штрихи к костюмам, мальчишки роились вокруг, бегали, скользили по льду в полном восторге. В окнах начали показываться лица стариков. Ни следа приходского священника: он появится во второй части действа, переодетый святым Николаем, чтобы изгнать страшных Krampus.
— Видишь того человека?
Вернер указал на мужчину с висячими усами, с погасшей трубкой во рту: он сидел на ступенях, ведущих к церкви, и наслаждался зрелищем толпы.
— Того типа в красном берете?
— Этот человек — живая традиция. Krampusmeister.
— Мастер чертей? — спросил я в восхищении.
— Он готовит костюмы. «Krampusmeister» — термин, который мы используем только здесь, в Зибенхохе, и очень этим гордимся. С тех пор как стоит Зибенхох, в деревне есть Krampusmeister.
— Я думал, парни сами их делают.
Вернер покачал головой:
— Nix, Джереми: существуют правила, которые следует соблюдать, традиции. Когда речь идет о костюмах Krampus, нужно учитывать каждую деталь. Иначе он может разозлиться, — заключил он с усмешкой.
— Кто? Krampusmeister? — спросил я, глядя на невозмутимого человека с трубкой во рту: я точно где-то его видел, но никак не мог вспомнить, как его зовут.
— Нет, дьявол.
Я расхохотался:
— Что за глупости.
— Что — глупости, папа?
Я усадил Клару себе на плечи (какая она стала тяжелая!) и показал ей человека с трубкой.
— Видишь того дядю в красном берете, который сидит на ступеньках?
— Папа, а ему не холодно сзади?
— Ему — нет.
— А почему?
— Он, — провозгласил я торжественно, — Krampusmeister. Портной дьявола.
Клара вскрикнула от изумления.
Я подмигнул Аннелизе.
— Да-да, именно так. Он мастерит наряды для чертей, правда, дедушка Вернер?
— У настоящих чертей должны быть рога, причем рога настоящие: барана, козы, коровы или горного козла.
— Их убивают, чтобы получить рога? — спросила Клара.
Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как Вернер покраснел.
— Конечно нет. Эти рога… опадают сами.
— Как листья?
— Genau. Именно так. Хочешь еще чашку шоколада, Клара?
— Им не больно, когда рога опадают?
— Они даже не замечают этого. Ты точно не хочешь…
— А что еще должно быть у чертей?
От дальнейшего допроса тестя спас глухой ропот толпы.
Krampus шли гуськом, метрах в двух один от другого. Самый первый нес фонарь, воздев его, как олимпийский факел.
— У него та-а-акие длинные рога, — выдохнула Клара.
Процессия двигалась в ритме марша. Марша медленного, почти похоронного.
Мало-помалу голоса в толпе стихли. Засверкали вспышки, но вскоре и фотографы унялись. Зибенхох погрузился в потустороннюю тишину.
Ни один Krampus не походил на другого, но на всех были звериные шкуры и бубенцы на поясе; каждый держал в руках метелки сорго наподобие хлыста. У некоторых были настоящие плети из воловьих жил. Зрелище в самом деле устрашающее.
Особенно в такой тишине.
— Какие противные, папа, — проговорила Клара, запинаясь.
Уловив дрожь в ее голосе, я, чтобы успокоить девочку, погладил ее по ноге.
— Это все понарошку. Всего лишь маски.
Клара не стала возражать сразу. Krampus тем временем расположились полумесяцем в нескольких метрах от толпы, которая невольно отпрянула. Krampus с фонариком встал посредине, спиной к церкви. Луч поднимался над рогами.
— Мне не кажется, что они понарошку, папа. У них на лицах нет кукурузных хлопьев.
— Ведь они не зомби, малышка. Они Krampus. Но не настоящие. Всего лишь маски.
Не одна Клара струхнула. Я заметил, что почти все детишки и даже некоторые подростки, до сих пор хорохорившиеся, приумолкли и вцепились в куртки родителей.
— Сколько букв в слове «маска», а, Клара? — спросил Вернер.
— Сколько… сколько… не знаю сколько.
Клара скользнула в объятия Вернера, спрятав лицо на груди у деда, но все-таки поглядывая одним глазом на площадь. Вернер шептал ей на ухо что-то утешительное, даже слегка пощекотал, и все-таки я заметил, как тельце Клары содрогнулось при первом свисте хлыста, первом звуке удара.
Я сам невольно вскрикнул от удивления и снова воззрился на то, что происходило на площади. Плети хлестали по мостовой. Сухой треск разносился по всей деревне. Я закурил сигарету.
За первым ударом последовал второй. За ним третий и четвертый, все громче и громче.
Трак! Трак! Трак!
На гребне пароксизма Krampus с фонариком испустил ужасающий крик, гортанный и яростный. Плети перестали хлестать по мостовой. Треск прекратился. И черти со зверскими воплями кинулись на толпу.
Я знал, что это случится. То была самая занимательная часть праздника.
Krampus бросались на людей, пугали влюбленные парочки, кричали на туристов, позировали для фотографий, принимая картинные позы, крутили метелками сорго над головами собравшихся, заставляли мальчишек плясать, ударяя (легонько) по ногам, и пачкали сажей личики малышей.
Мне об этом рассказывала Аннелизе, я это видел на «YouTube».
И все-таки зрелище застало меня врасплох.
Толпа отхлынула. Заколебалась, замычала. Какой-то плотный дядька вытолкнул меня из первого ряда, прижал к чьим-то воротам.
Krampus напирали, ввинчивались туда, где находили место. Гнались за теми, кто убегал, ликовали, если кто-то летел кувырком.
Я потерял из виду Вернера и Клару, потерял из виду Аннелизе.
На моих глазах один Krampus нагнал страху на парнишку лет шестнадцати, и тот пустился наутек, волоча за собой свою девчонку; а другой, в маске, напоминавшей то ли «Нечто» [86], то ли Майкла Майерса [87] с рогами, пробежал так близко от меня, что я почуял козлиный душок от шкуры, в которую он был одет, и кислый запах перегара.
Эту подробность и Вернер, и Аннелизе опустили. Большая часть «чертей» до начала представления славно нагружалась в местных барах. Угостить «черта» выпивкой приносило удачу, согласно традиции.
South Tirol Stile, верно?
Я вышел из укрытия и направился на поиски Клары. Вдруг она испугалась по-настоящему, волновался я. Но люди сбились в плотную, непроницаемую массу, многие приехали из ближних деревень, где праздник Krampus не справлялся с таким размахом, и народу в Зибенхохе было полно. Мне пришлось пойти в обход по узким боковым улочкам. В одном из таких закоулков меня и углядел Krampus.
Он появился внезапно, заслонив собой свет. Надо лбом огромные рога барана, на лице деревянная маска с темными металлическими накладками, похожими на запущенную щетину. Настоящий гигант, как показалось мне.
Я отшатнулся, увидев такое страшилище, но, по сути, бояться было нечего. Передо мной — всего лишь подросток в звероподобной маске. Но тут Krampus заговорил, и дело приняло другой оборот.
— Эй, Американер.
Я узнал голос.
Томас Пирчер.
— Вот только склок не нужно, о’кей? — сказал я, изрядно повеселив тех, кто стоял рядом, наслаждаясь зрелищем.
Разворачивалась сцена, которую я уже видел и не собирался повторять. Я замедлил шаг.
Krampus подошел ближе.
— Ты, — изрек он.
— Иди в задницу, — отозвался я.
И развернулся, чтобы удрать.
— Куда собрался, Американер? — осведомился второй Krampus, будто выросший из-под земли.
— К дочери. Пропусти меня.
— Ты был хорошим мальчиком, Американер, или мы должны утащить тебя в ад?
Я уже был в аду, подумалось мне. Не в том аду, где огонь и сера, но в белом аду, смерзшемся, древнем.
— Такой хороший мальчик. А я ведь тебе еще не дал как следует по морде, верно?
— Верно, — повторил кто-то позади меня.
Пучок сорго хлестнул меня по лицу. Стебли были не толстые, но гибкие и причинили боль. Удар пришелся по носу, и без того разбитому. Я поскользнулся на свежевыпавшем снеге и упал, отчаянно ругаясь. Krampus наклонился и измазал мне лицо сажей, нарочно надавив на нос, из которого хлынула кровь.
