Медицинский триллер-2. Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Градова Ирина

— После того, как в СМИ промелькнула серия репортажей, изобличавших его махинации с землей и недвижимостью.

— Ну, этим сейчас все занимаются, у кого хоть мало-мальская власть имеется!

— Все занимаются, но, как ты выразился, «палятся» далеко не все, — возразил майор, потирая подбородок — его фирменный жест, когда какая-то мысль упорно сверлила его мозг. — Ты не спрашивал себя: почему он вдруг исчез со сцены?

— Знаете, товарищ майор, я ведь в политике плохо разбираюсь, — сконфуженно пробормотал Трофименко. — А вы сами что думаете?

— До сих пор вообще не думал, но теперь, пожалуй, придется поразмыслить!

— А почему вы вдруг о Луценко вспомнили?

— Да потому, что номер телефона «Пупсика» в телефонной книге в айфоне Регины зарегистрирован на избирательный штаб Луценко! Ты, надеюсь, знаешь, что на носу выборы в городскую думу? А потом и до губернаторского назначения недалеко… Каким боком этот Луценко имеет отношение к Регине?

— Понятия не имею! — хмыкнул Павел.

— Похоже, мы очень мало знаем об этой девушке, Трофименко, — покачал головой Карпухин. — Давай-ка, родной, ноги в руки и нарой мне все, что можно, по Симаковой — что-то, связывающее ее с Луценко. Понятно, что ее папаша об этом ничего не знает, так что к нему обращаться причин нет. Мачеха — тоже вряд ли… В общем, ты уже большой мальчик — сам сообразишь! А я, пожалуй, побеседую с гражданином Зуевым, только теперь приглашу-ка я его сюда — надоело мне ноги оттаптывать по всему городу, возраст уже не тот… Да и заставить его понервничать тоже не помешает!

С Верой Москалевич, уволенной лаборанткой из НИИ, я встретилась у нее дома. Как выяснилось, девушка не слишком пострадала от этой неприятности и вот уже некоторое время работала в одной платной клинике — тоже лаборанткой, зато на гораздо более высокой зарплате.

— Можно сказать, они мне только лучше сделали, — сияя во все свое сытое, круглое и гладкое лицо, ворковала девушка, поя меня чаем. — Подумать только, что я могла бо́льшую часть своей жизни провести в этом болоте, без возможности позволить себе покупать разные приятные мелочи!

— Вам не нравилось работать в НИИ? — спросила я.

— Да нет, не сказала бы, — пожала плечами Вера, щедро накладывая в свое блюдечко вишневое варенье из трехлитровой банки, стоявшей тут же, на столе. — Работа как работа. Только вот поступили они со мной по-свински, а я ведь на это заведение три года своей жизни угробила, и за все это время — ни единого замечания!

— Почему же все так сразу поверили, что именно вы кровь воруете?

— Да что тут верить-то? У меня в шкафчике нашли два флакона по двести пятьдесят миллилитров — и что тут скажешь?

— А вы, значит, понятия не имеете, как они к вам попали?

— Ни малейшего!

— Не помните случайно группу и резус?

— Первая положительная, по-моему.

— То есть не редкая?

— А почему она должна быть редкой? — удивилась девушка. — Нет, самая что ни на есть распространенная. Только мне это нисколько не помогло: меня в два счета за дверь выставили, да еще и полицией пригрозили — в том случае, если бы я решилась оспаривать решение руководства!

— Но ведь правда была на вашей стороне!

— Жизнь меня научила, Агния Кирилловна, что правда принимает ту сторону, у которой больше веса, — усмехнулась Вера, выдав изречение, вполне достойное Дидро. — Против меня выступали такие тяжеловесы, как Иночкина… В общем, все случилось именно так, и это только к лучшему: я ни секунды с тех пор не пожалела, что ушла!

— Насколько близко вы общались с другими лаборантами? — поинтересовалась я. — Я имею в виду — нет ли у вас собственных предположений, кто и зачем мог бы воровать кровь?

— Абсолютно — нет. Вы же знаете, что кровь, за исключением редких групп, стоит недорого. Однако кто-то все же ее уносил, это бесспорно: время от времени мы недосчитывались пары-тройки пластиковых пакетов или флаконов.

— Кровь все время была одной и той же группы?

— Нет, по-моему, — покачала головой Вера. — Разных… А что это вы все про группы спрашиваете?

— Да вот пытаюсь хоть какую-то связь обнаружить с тем делом, которым мы сейчас занимаемся, — честно ответила я.

— ОМР какой-то — надо же! Я и не знала о вашем существовании, представляете?

— А зачем вам об этом знать? Мы появляемся только тогда, когда происходит что-то плохое в сфере медицины, и большинство людей никогда не сталкиваются с нами, даже если в этой сфере работают. Кстати, что вы можете сказать об Илье Прокофьеве?

— Об Илье? А почему он вас вдруг заинтересовал?

— Да потому, что мне до сих пор не удалось застать его на месте: когда бы я ни пришла, мне говорят, что он уже убежал на другую работу!

— Это правда: Илюшка вертится как белка в колесе. У него вроде брат тяжело болен, вот парню и приходится крутиться.

— И что он за человек?

— Странный вопрос! Впрочем, не скажу, что мы с ним близко общались, он редко откровенничал с коллегами. С другой стороны, нелюдимым я бы его тоже не назвала: он и выпить любил в компании, и пошутить, но времени у него всегда было немного — особенно с тех пор, как он еще и в ПСМ начал работать. Но вы же сами можете с ним поговорить: у машины ПСМ обычно стоянка в районе Московского вокзала — там бомжи к вечеру собираются целыми пачками. Не понимаю, как Илюшка с этим сбродом работает… То есть мне, конечно, жалко этих людей, но ведь большинство из них заслужили то положение, в котором они оказались, — алкаши там всякие, профукавшие свое жилье, люди, не желающие работать, и все такое… А уж запашок от них — мама, не горюй!

— А Илья что, всегда отличался сердобольностью?

— В принципе, он не из тех, кто по зову души стал бы заниматься благотворительностью.

— Но заведующая вашей лабораторией сказала, что проект существует на пожертвования и что платят на ПСМ не бог весть как хорошо. Что же тогда могло заставить Илью подвизаться там работать, как вы думаете?

— Даже не представляю! — развела руками Вера. — Может, ему так деньги нужны, что он за все, что угодно, хватается, сколько бы ни платили? Ведь работа-то на ПСМ — не каждый день, время от времени, да и не всю ночь, а всего лишь несколько часов… Короче, не знаю, как это объяснить: может, врет он по поводу зарплаты, а на самом деле там платят ничего себе?

— Зачем бы ему это понадобилось? — удивилась я.

— Да чтобы другие не вздумали податься на ПСМ. Может, он конкуренции испугался?

— Значит, говорите, машину ставят у Московского вокзала?..

Ехать на Московский было еще рано — Вера сказала, что ПСМ подъезжает туда только после одиннадцати вечера. Кроме того, честно говоря, я побаивалась отправляться на вокзал в одиночку, поэтому хотела попросить Дэна меня подвезти и подождать. Мы договорились о встрече в половине одиннадцатого. Домой возвращаться смысла не имело: все равно Шилов еще в своей клинике и вернется не раньше меня, поэтому я решилась на очень странный поступок — отправиться в новый дом, который муж приобрел без моего ведома, и разведать там все в одиночестве. Надо сказать, что, когда Олег привез меня туда, я была слишком ошеломлена, чтобы иметь возможность адекватно оценить все прелести нового жилища. Более того, в тот момент я испытывала скорее возмущение, нежели радость, хотя в глубине души признавалась самой себе, что проблема вовсе не в Шилове, а во мне. Это я лелеяла совсем другие планы, я раздумывала над тем, чтобы принять предложение Андрея и уйти от мужа, и то, что Шилов купил дом, вывело меня из себя именно по этой причине — его планы не совпали с моими. По здравом размышлении я пришла к выводу, что эта покупка, однако, может явиться новым началом для наших зашедших в тупик отношений. Может, не стоит рубить сплеча? Мы познакомились и полюбили друг друга в сознательном возрасте, когда оба уже имели за спиной опыт предыдущего брака. У нас много общего, и, что самое главное, мы уважаем наши различия — разве не этого ищут в семейной жизни все пары? Я понимала, что мое отношение к Андрею не имеет ничего общего с теми чувствами, что я питаю к Шилову, и я вовсе не была уверена в том, что хочу развода и последующего брака с Андреем. Я восхищаюсь им, уважаю его, но, самое ужасное, я в него по-настоящему влюблена (чувство, которого я так и не испытала в юности, когда ему — вроде бы — положено было меня «посетить»). Любовь — плохой советчик, и я боюсь, что она уйдет слишком быстро и уступит место раздражению. Андрей привык вести жизнь одиночки, а я никогда не бывала одна, и это вполне могло бы стать серьезным препятствием на пути развития наших отношений. С Шиловым мне всегда легко: он понимающий, добрый, порядочный и отходчивый. Андрей — не такой. Он очень сложный человек, с большим количеством секретов, с кучей недостатков — в отличие от моего нынешнего мужа. И, несмотря на всю мою любовь и восхищение, я понимала, что наша совместная жизнь, скорее всего, ни к чему хорошему не приведет. Как ни печально это сознавать, мне придется рано или поздно поговорить с Андреем и причинить ему боль. Он быстро оправится — такой сильный и целеустремленный человек не может долго переживать оттого, что привлекшая его внимание женщина не оправдала его ожиданий. Возможно, мне даже придется уйти из ОМР: мама всегда говорила, что нельзя заводить шуры-муры на рабочем месте, если оно тебе по-настоящему дорого! Что ж, похоже, мама в очередной раз окажется права, а мне придется смириться с тем, что нельзя одновременно и иметь пирог, и съесть его — так, кажется, говорят англичане?