— Вот, — прокряхтел Карпухин, приподнимаясь и с трудом извлекая из заднего кармана замусоленный конверт. — Вот часики, — вытаскивая полароидные снимки, пояснил он. — А это — тот самый пояс из крокодильей кожи, с золотой пряжкой в форме головы разевающего пасть тигра.
По часам Дэн едва скользнул взглядом, зато при виде пояса глаза его вспыхнули.
— Ма, гляди! — воскликнул он, передавая мне фото. — Ничего не припоминаешь?
— А должна? — удивилась я.
— Ма, такой же пояс был на том парне из фургона!
— Ну-ка, ну-ка, — насторожился майор, уставившись на нас обоих. — С этого места поподробнее, если можно!
Теперь и я сообразила, о чем именно говорит мой сын. Действительно, даже я, не будучи экспертом, обратила тогда внимание на то, насколько общий внешний вид Ильи Прокофьева диссонировал с поясом, который вряд ли был ему по карману.
— Может, на нем была подделка? — неуверенно предположила я. — Знаете, все эти фальшивые китайские «Ролексы» и прочая дребедень — для тех, кто хочет выглядеть богатым, не имея в кармане лишнего рубля.
— Да нет, мам, — возразил Дэн, — это была не подделка — уж поверь, я в таких вещах разбираюсь!
Следовало ему поверить, ведь в последнее время Дэн вращался в богемном кругу, где людей встречают по одежке. Оставалось лишь надеяться, что с годами сынуля не превратится в пресыщенного сноба, оценивающего окружающих лишь по внешним признакам.
— Что за парень? — поторопил нас майор. — И что за фургон?
* * *
Через несколько минут, когда мы с Дэном закончили наш рассказ, перебивая и дополняя друг друга, Андрей сказал:
— Совершенно ясно, что с этим Ильей не все в порядке — как, вероятно, и со всей этой затеей с передвижной медицинской службой. Надо бы проверить ее спонсоров — что-то я ничего об этой ПСМ не слыхал!
— Так что же вы тут сидите? — вздернул брови Леонид, глядя на майора. — Почему не задержите этого Прокофьева и не прижмете его к стенке? А то ведь Никита до сих пор, можно сказать, под ножом ходит — Толмачев с него не слезет, пока не будет доказано, что он не имеет отношения к случившемуся в его больнице!
— А что я, простите, Прокофьеву вашему предъявлю? — задумчиво спросил у нас Карпухин. — Ну, есть у него этот пояс — кстати, еще вопрос, не подделка ли это, — и все такое… Он же с бомжами общается, так? Скажет, что купил у кого-то из них, — и сказочке конец!
— Но ведь Евсеенко утверждает, что они с Нагорновым не брали ни часов, ни пояса — эти вещи уже взял кто-то до них! — вмешался Трофименко.
— Это всего лишь слова какого-то бомжа против слов трудолюбивого милого парня в белом халате, самоотверженно помогающего сирым и убогим, — ответил на его выступление майор. — Не-е, мне нужно что-нибудь получше, чем этот детский лепет. Повесомее!
— Никита, — обратилась я к необычно молчаливому парню, — как у тебя дела?
— Воз и ныне там: Журова по-прежнему утверждает, что она отдала деньги за переливание мне… Вернее, что передала их для меня.
— Кому она их передала — большой вопрос, — сказал Андрей, — потому что Журова не опознала никого из отделения Никиты, кто соответствовал бы ее собственному описанию взяточника!
— Это можно понять, — возразил Никита. — Она ведь говорит, что о деньгах ей сказали перед самой операцией, когда уже вкололи расслабляющий препарат, — в таком состоянии она человека от дерева не отличила бы!
— Но деньги-то, насколько я помню, передавал ее муж, так? — уточнила я. — Он же должен был запомнить лицо человека, взявшего их у него?
— Его мы тоже протащили по всему отделению. Он благополучно никого не узнал и разорался, что все там друг друга покрывают, врачи ведут себя как чиновники-взяточники — те тоже-де в руки купюры не берут, а требуют передачи денег через посредников!
— В чем-то он, возможно, и прав, — пробормотала я.
Андрей наградил меня уничтожающим взглядом. Обычно мы с ним на одной стороне, но сейчас дело касалось Никиты, а из-за него Андрей готов любого порвать на аппликации. Глупо в самом деле, ведь я не сомневаюсь в невиновности Никиты, а просто констатирую факт: в нашей медицине, как и во многих других областях, не все в порядке, и взяточничество и поборы — для врачей отнюдь не редкость.
— И что, — начал Леонид, прищурившись, — несмотря на отсутствие искомой личности, Толмачев отказывается снять Никиту с крючка? А как же презумпция невиновности?
— Этот термин в российском законодательстве отсутствует, — вставил майор. — Обвиняемый должен доказывать свою невиновность самостоятельно, иначе его порубят на котлеты.
— Подозреваемый, — поправил его Кобзев.
— Что? — не понял майор.
— Никита — пока что не обвиняемый, а только подозреваемый.
— А, конечно, — хмыкнул Карпухин. — Слушайте, а вы не пробовали показать Журовым всех работников клиники — от главврача до распоследнего уборщика?
— Зачем? — удивилась я. — Ведь не мог же к Журовой подкатить кто-то со стороны? Этот некто знал, что ее оперирует Никита, он был в курсе, что у пациентки редкая группа крови, — разве может это знать какой-то уборщик?
— Помните историю с вакциной от гриппа? — вместо ответа спросил майор.
— Какую именно ее часть?
— Ту, когда ко мне пришла сотрудница НИИ иммунологии и рассказала страшную историю о похищении опасного вируса? Так вот, если вы припоминаете, она впоследствии оказалась именно уборщицей, подосланной руководством для того, чтобы ввести следствие в заблуждение! [122]
— В этом есть некое здравое зерно, — кивнул Никита. — Только не можем же мы таскать Журовых по всей клинике, заглядывая в туалеты, перевязочные и бельевые в поисках этого субъекта?
— Это вовсе не обязательно, — ответил Андрей. — Думаешь, Артем, мне это в голову не приходило? Я уже давно запросил личные дела всех работников — там обычно есть фотографии. Но ты просто не представляешь, чего стоит получить хоть какие-то документы из государственного учреждения! Они бесконечно тянут резину, передают дела отдельными частями, оправдываются, что у них не на всех еще заведены папки, потому что текучка и все такое… Но это все же лучше, чем ничего! Короче, работаем помаленьку, но помощь нам бы не помешала.
— А как насчет того, что рассказала Вика? — произнес Андрей во время повисшей паузы. — Я имею в виду тот странный сайт, который она с ребятами нарыла в Интернете…
— И ту девчонку, которую Денис подцепил в клубе! — подхватил Дэн.
— Что за девчонка? — встрепенулся майор.
Слава богу, сын уже успел поделиться со мной информацией на этот счет, а то меня, наверное, хватил бы удар, узнай я только сейчас о куклах вуду, абсенте, наркотиках и прочих ужасах, в которых оказались замешаны мои дети! Я говорю «мои» дети, так как считаю Вику своей дочерью, хоть она, слава богу, не сирота. А Дениса мне сам бог велел опекать — хотя бы потому, что я знаю его с пеленок, и еще потому, что его мать сама просила меня об этом, как бы он к этому ни относился! Что пугало меня в данной ситуации больше всего — так это то, с каким удовольствием, в каком радостном возбуждении мальчики делились с присутствующими этой жуткой информацией. Может, Дэну тоже следует походить на сеансы к Кобзеву? Что, если Денис — не единственный адреналиновый маньяк, которого я знаю? Пока все эти мысли проносились в моем «натруженном» мозгу, мальчишки рассказали всем о том, что уже стало известно мне.
— Это может быть интересно, — пробормотал Андрей, задумчиво теребя галстук. — Конечно, скорее всего, это никуда нас не приведет, но, с другой стороны, стоит потянуть и за эту ниточку! Как считаешь, Артем Иванович?
— Даже не знаю, — неуверенно отозвался тот. — Не разбираюсь я в этой чертовщине! Терпеть не могу такие дела — магия там всякая, вампиры, оборотни, зомби — честное слово, чувствую себя героем фильма… фильма…
— «Интервью с вампиром»? — подкинул идейку Дэн.
— Что-то вроде, — благодарно согласился майор. Сомневаюсь, что он видел этот голливудский «шедевр» или вообще за всю жизнь посмотрел хотя бы один ужастик. — Я всегда говорил, что Интернет — это зло! — авторитетно продолжил Карпухин. — Какой только хрени там нет — уму непостижимо! И с чего вы, кстати, взяли, что эта ваша готка имеет отношение к сайту, — только из-за абсента? Не говоря уж о том, что на сайте не написано, что требуется кого-то убивать!
