Преподобный обитал в ветхом каркасном коттедже с верандой и крыльцом. Позади – сарай. Все это окружала поленница таких размеров, что хватило бы протопить средневековый замок. Окна по обе стороны от входной двери осеняли пронзительно-бирюзовые маркизы, казавшиеся на общем угрюмом фоне такими же неуместными, как фирменная желтая «М» ресторанов «Макдоналдс» на синагоге.
Палисадник перед домом утопал в черной тени и был устлан плотным ковром листьев и сосновых игл. Его рассекала присыпанная гравием тропа, которая протянулась от самой двери к прямоугольнику камешков в конце дороги.
Я затормозила рядом с пикапом Боумэна, заглушила мотор и включила мобильник. Не успела выбраться из машины, как входная дверь распахнулась и на крыльце появился сам преподобный. Он и сейчас был одет в черное, как будто стремился даже самому себе постоянно напоминать о сдержанности, положенной ему по призванию.
Боумэн не улыбнулся, но каменное лицо слегка расслабилось, когда он узнал меня. Я выбралась из машины и пошла по тропинке. По обеим сторонам ее росли мелкие бурые грибы.
– Преподобный Боумэн, простите, что побеспокоила. Я забыла в вашей машине пакет с покупками.
– Совершенно верно. Он в кухне. – Мужчина отступил на шаг. – Входите, прошу.
Я протиснулась мимо него в полумрак, наполненный запахом подгоревшего бекона.
– Хотите что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо. Я спешу.
– Присаживайтесь, пожалуйста.
Он жестом пригласил меня пройти в крохотную гостиную, в которой было слишком много мебели. Обстановка выглядела так, будто ее приобрели всю разом, а потом расставили, точно как в салоне, только теснее.
– Спасибо.
Я присела на коричневый, обитый бархатом диванчик – средний из трех одинаковых, до сих пор покрытых пленкой, из которых состоял мебельный уголок. Несмотря на прохладную погоду, окна в гостиной были открыты, и коричневые шторы, идеально сочетавшиеся с цветом уголка, вдувал в комнату свежий ветер.
– Принесу ваши вещи.
Преподобный исчез, и где-то в доме открылась дверь, выпуская приглушенные голоса, удары гонга и аплодисменты – звуки игрового телешоу. Я огляделась по сторонам.
В комнате совершенно не было личных вещей. Не было свадебных или выпускных фотографий. Ни единого снимка детей на пляже или пса в бумажном именинном колпаке. На всех портретах, которые висели по стенам, сияли нимбы. Я узнала Христа и, кажется, Иоанна Крестителя.
Несколько минут спустя Боумэн вернулся. Я встала, и пластиковая пленка, застилавшая уголок, громко зашуршала.
– Спасибо.
– Не за что, мисс Темперанс.
– И еще раз благодарю за то, что вы сделали для меня вчера.
– Рад был помочь. Питер и Тимоти – лучшие автомеханики в округе. Я уже много лет ремонтирую у них свои машины.
– Преподобный Боумэн, вы ведь живете здесь давно?
– Сколько себя помню.
– Может, знаете что-то об охотничьем доме с огороженным внутренним двором, недалеко от того места, где упал самолет?
– Помню, отец рассказывал о туристской стоянке, обустроенной где-то в тех местах, на берегу притока Раннинг-Гоат. Насчет охотничьего дома не было ни слова.
Мне в голову пришла неожиданная мысль. Переместив пакет в левую руку, я достала из сумки факс Макмагона и протянула его Боумэну.
– Какие-нибудь из этих имен вам знакомы?
Боумэн развернул листок, пробежал его взглядом.
Я зорко следила за выражением его лица, но оно не изменилось.
– Сожалею, но нет.
Он вернул факс, и я убрала листок в сумочку.
– Вы слыхали когда-нибудь о человеке по имени Виктор Ливингстон?
Боумэн покачал головой.
– Эдвард Артур?
– Одного знаю, он живет недалеко от Сильвы. Когда-то принадлежал к Церкви святости, но покинул движение много лет назад. Брат Артур утверждал, будто к Духу Святому его привел сам Джордж Хенсли.
– Кто такой Джордж Хенсли?
– Он был первым, кто прибег к укрощению змей. Брат Артур говорил, что познакомился с преподобным Хенсли в долине Грассхоппер [370].
– Понимаю.
– Сейчас брату Артуру уже под девяносто.
– То есть он еще жив?
– Как священное слово Господне.
– Он принадлежал к вашей церкви?
– Он был среди прихожан моего отца и веровал искренне, как никто. Его изменила армия. Пару лет после войны Артур еще хранил веру, а потом просто перестал следовать знамениям.
– Когда это случилось?
– То ли в сорок седьмом, то ли в сорок восьмом году. Нет, постойте! – Преподобный поднял искривленный палец. – Последний молебен, на котором присутствовал брат Артур, был на успение сестры Эдны Фаррелл. Я это помню точно, потому что отец молился о том, чтобы брат Артур вновь обрел веру. Через неделю после похорон отец посетил брата Артура… и его проповедь была встречена дулом ружья. После этого он отступился.
– Когда умерла Эдна Фаррелл?
– В тысяча девятьсот сорок девятом году.
Эдвард Артур продал свой земельный участок инвестиционной группе «АП» 10 апреля 1949 года.
19
Я отыскала Эдварда Артура на огородике позади бревенчатого коттеджа. Старик был в шерстяной клетчатой рубахе поверх джинсового комбинезона и ветхой соломенной шляпе, которую в незапамятные времена вполне мог носить какой-нибудь гондольер. При виде меня он на секунду замер, но тут же вновь принялся обрабатывать грядку.
– Мистер Артур? – окликнула я.
Мужчина все так же втыкал вилы в землю, а затем налегал на них трясущейся ногой. Сил у него было так мало, что зубья вил вонзались совсем неглубоко, однако он неуклонно, раз за разом повторял это движение.
– Эдвард Артур? – повторила я уже громче.
Он не ответил. Вилы, втыкаясь в землю, издавали негромкий глухой стук.
– Мистер Артур, я вижу, что вы заняты, но мне нужно задать несколько вопросов.
Я по мере сил постаралась изобразить располагающую улыбку.
Артур выпрямился, насколько мог, и побрел к тачке, нагруженной камнями да ворохом сухих стеблей и листьев. Когда он стянул с себя рубашку, я увидела тощие руки, покрытые коричневыми старческими пятнами размером с лимскую фасоль. Сменив вилы на мотыгу, старик заковылял обратно к грядке, на которой только что трудился.
– Я хотела бы расспросить вас о земельном участке недалеко от притока Раннинг-Гоат.
Тут Артур впервые взглянул на меня. Глаза у него были слезящиеся, с красным воспаленным ободком, радужки такие бледные, что казались почти бесцветными.
– Вы ведь владели участком земли в тех местах?
– Зачем вы приехали? – Старик дышал хрипло, с присвистом, словно втягивал воздух через фильтр.
– Меня интересует, кто купил вашу землю.
– Вы из ФБР?
– Нет.
– Вы из тех, что расследуют крушение?
– Раньше я участвовала в расследовании, теперь – нет.
– Кто послал вас сюда?
– Никто меня не посылал, мистер Артур. Я нашла вас благодаря Люку Боумэну.
– Что ж вы не спросили обо всем этом у него самого?
– Преподобному ничего не известно об этом участке – кроме того, что там, по всей вероятности, одно время располагалась туристская стоянка.
– Стало быть, вот как он сказал?
– Да, сэр.
Артур вытащил из кармана ядовито-зеленый платок и отер лицо. Затем бросил мотыгу и заковылял ко мне, сгорбленный, точно гриф-индейка. Когда мужчина подошел ближе, стало видно, что шея у него поросла жесткими седыми волосами и седые пучки торчат из ноздрей и ушей.
– Не знаю, как там сынок, но Тадэуш Боумэн был та еще пиявка. Заправлял молитвенным домом добрых сорок лет.
– Вы были его прихожанином?
– Был, пока не узнал, что все это изгнание демонов и говорение на языках – чистой воды вранье.
Артур отхаркнул мокроту и смачно сплюнул на землю.
– Понимаю. Вы продали свою землю после войны?
– Тадэуш Боумэн все донимал меня – мол, покайся, – продолжал он, словно я и рта не раскрывала, – а мне все это было уже побоку. Чертов дурень не смирился с моим уходом, пока я не прочистил ему мозги под дулом винтовки.
