– Это был Джеремия Митчелл или Джордж Эдер?
– Не важно. Их имена не имеют значения. Я был избран. Я был готов. Я следовал по пути.
«Говори с ним, затягивай разговор, – нашептывал мне здравый смысл. – Кто-нибудь знает, что ты здесь. Кто-нибудь уже действует».
– Кукулькан – созидатель, а ты уничтожаешь живое.
– Смертные – ничто. Мудрость – вечна.
– Чья мудрость?
– Мудрость веков, явленная тем, кто достоин ее принять.
– И вы сберегаете ее с помощью ритуальных убийств?
– Тело – лишь материальная оболочка, не имеющая вечной ценности. В конце жизненного пути мы отбрасываем ее. Мудрость, мощь, квинтэссенция души – вот силы, которые пребудут вечно.
Я молчала, не мешая ему разглагольствовать.
– Надлежит питать и лелеять мудрейших и наилучших из рода человеческого. Те, кто покидает сей мир, должны отдавать свою силу остающимся, приумножать мудрость и могущество избранных.
– Каким образом?
– Через кровь и плоть, сердце и кости.
Боже милостивый, значит, это правда.
– И вы считаете, что можно прибавить себе ума, пожирая человечину?
– Физическая сила увядает вместе с плотью, но разум, дух, интеллект могут быть переданы другим посредством наших тел.
Я стиснула скальпель в руке с такой силой, что заныли костяшки пальцев.
– Геродот повествовал об исседонах, народе Центральной Азии, у которого существовал обычай поедания сородичей, и о том, что исседоны возвысились и правили многими землями. Страбон обнаружил тот же обычай среди ирландских кланов. Многие воинственные племена обретали силу, поедая плоть врагов. Съешь слабого и стань сильным – явление столь же древнее, как сам человек.
Мне вспомнились кости из пещеры неандертальцев, останки жертв в ритуальном помещении под Меса-Верде… скелеты, с которыми я работала в морге.
– Почему вы выбирали именно стариков?
– Чем старше человек, тем больший запас мудрости он хранит.
– А может быть, дело в том, что старики – более легкая добыча?
– Драгоценная моя мисс Бреннан! Что бы вы предпочли – чтобы ваша плоть поспособствовала возвышению избранных или чтобы ее съели черви?
Гнев разрастался во мне, заглушая страх.
– Да ты просто самовлюбленный помешавшийся мерзавец!
– «Фи-фай-фо-фам, дух британца чую там. Мертвый он или живой, попадет на завтрак мой» [410].
Вдалеке застонал и скрипуче захихикал бутафорский скелет.
До ведь это же сумасшедший! Кто он такой? Откуда мне знаком его голос?
Я осторожно двинулась вдоль скалы, сжимая в правой руке скальпель, левой ощупывая камень. И едва успела сделать шесть шагов, как из темноты ударил в лицо мощный луч, ослепив меня, точно застигнутого на заднем дворе опоссума. Я вскинула руку, заслоняясь от нестерпимо яркого света.
– Куда-то собрались, мисс Бреннан?
Отсвет фонарика падал на нижнюю часть его лица, на оскаленные в кровожадной ярости зубы.
Прочь от него!
Я развернулась, бросилась бежать, споткнулась и упала. Попыталась подняться на ноги, но тень, выпрыгнув из темноты, одним прыжком настигла меня. Сильные пальцы вцепились в лодыжку. Вновь земля ушла из-под ног, колени с хрустом проехались по приречной гальке. Скальпель отлетел в темноту.
– Ах ты, подлая корова!
Благозвучный гладкий голос теперь шипел от бешенства, как жир на раскаленной сковородке.
Я брыкнулась, но не сумела вырваться. Пальцы сдавили сквозь джинсы мою ногу, точно железные тиски.
Никогда еще в жизни мне не было так страшно. Я уперлась локтями в землю, пытаясь подтянуться вперед, лягаясь свободной ногой. Внезапно он обрушился на меня всем своим весом, придавил коленом спину, и одной рукой вжал мое лицо в землю. Комочки грязи и мелкий лесной мусор мгновенно забились в рот и ноздри.
Я неистово забилась, лягаясь и загребая ногтями землю в попытке вывернуться из-под тяжести врага. Он выронил фонарик, и тот валялся на земле, высвечивая нас: двухголовая, бьющаяся в корчах тварь. Пока я в силах двигаться, ему не удастся захлестнуть мое горло проволокой и задушить, как Примроуз.
Рука наткнулась на что-то твердое и острое, и пальцы сомкнулись на находке. Я извернулась и вслепую нанесла удар.
Глухой стук камня о кость и лязг металла.
– Сука!
Он со всей силы ударил меня кулаком в правое ухо. Из глаз посыпались искры.
Он выпустил меня, принялся шарить в поисках упавшего пистолета. Я наугад двинула локтем за спину и угодила ему в челюсть. Раздался характерный хруст зубов.
Он завопил, точно раненый зверь.
Собрав все силы, я рванулась – и колено, пригвоздившее меня к земле, соскользнуло со спины. Кое-как поднявшись на четвереньки, я поползла к фонарику. Враг, опомнясь от нападения, устремился к той же цели. Я успела первой.
Размахнувшись как можно сильнее, обрушила фонарик на его висок. Глухо застонав, мужчина покачнулся и упал навзничь. Выключив фонарик, я опрометью бросилась к деревьям, добежала и, скорчившись, затаилась за стволом сосны.
Я не шевелилась. Не дышала. Я пыталась рассуждать здраво.
Не беги в лес. Не поворачивайся к нему спиной. Быть может, когда он начнет двигаться, ты сумеешь проскользнуть мимо него, добежать до гостиницы, позвать на помощь.
Мертвая тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание врага. Миновали секунды, а может быть, и часы. После удара в голове мутилось, и я была не в состоянии отслеживать время или направление.
Где он?
Откуда-то снизу, с земли донесся голос:
– Я нашел пушку, мисс Бреннан.
Тишину разорвал одиночный выстрел.
– Впрочем, мы оба знаем, что теперь, когда я разделался с твоей шавкой, пушка нам не понадобится.
Звук голоса доходил ко мне смутно, как сквозь толщу воды.
– Ты за это заплатишь. Ох как заплатишь.
Я услышала, как он поднимается на ноги.
– Приготовил тебе недурное украшеньице на шейку.
Я глубоко вдохнула, пытаясь превозмочь дурноту. Враг приближался, держа наготове удавку.
Краем глаза я уловила какую-то вспышку. Обернулась. К нам, подпрыгивая, стремительно двигались три луча света. Или это только чудится?
– Ни с места! – повелительно крикнул скрипучий женский голос.
– Бросай оружие! – Этот голос принадлежал мужчине.
– Стоять! – Тоже мужской голос, но уже другой.
В темноте передо мной блеснуло дуло пистолета. Грянули один за другим два выстрела.
С той стороны, откуда донеслись голоса, открыли ответный огонь. Шальная пуля звонко лязгнула о скалу.
Глухой удар, резкий выхлоп. Шорох тела, сползающего по скальной стене.
Топот бегущих ног.
Руки ощупывают мое горло, запястье.
– …Пульс четкий.
Лица плывут надо мной, словно марево над прокаленной солнцем дорогой. Райан. Кроу. Помощник шерифа, чье имя я так и не узнала.
– …«Скорую». Все в порядке. Мы ее не задели.
Треск радиопомех.
Я попыталась сесть.
– Ложись. – Руки бережно, но настойчиво легли мне на плечи.
– Я должна его увидеть.
Один из кругов света переместился к скале, у которой сидел мой враг – неподвижно, вытянув вперед ноги, привалился спиной к камню. Свет неторопливо заскользил по его стопам, ногам, туловищу и наконец остановился на лице. Вот тогда я его узнала.
Ральф Стовер, не слишком счастливый хозяин гостиницы «Ривербэнк инн», тот самый, который не пустил меня в номер Примроуз. Выпятив подбородок, он невидящим взглядом вперился в ночь, и на камне под его головой расползалась пятном тягучая струйка мозга.
33
Я покинула Шарлотт ранним утром в пятницу и в густом тумане поехала на запад. Туманная завеса понемногу редела, когда я перевалила Восточный континентальный водораздел, и совершенно развеялась на подступах к Эшвиллу.
Свернув с шоссе 74 в Брайсон-Сити, я проехала по бульвару Ветеранов, миновала поворот к «Фраймонт инн», повернула вправо на Мэйн-стрит и припарковалась напротив старого здания суда, где теперь располагался клуб для старшего поколения. С минуту сидела в машине, глядя, как солнце играет на золотистом куполе здания, и думала о тех представителях старшего поколения, чьи останки обнаружила в доме Артура.
